Читал «Весеннее порошье» и от первых рассказов все время готов был захныкать.* Земляк мой* тоже велел передать спасибо. Очень уж ему понравилась «Яблонька». Федору Ивановичу бью челом доземи. О Добронравове я уношу тоже хорошие воспоминания.* Привет вам всем. Любящий вас Сергей Есенин.
На обороте: Здесь.
Таврическая, 7.
Алексею Михайловичу
Ремизову.
Коробову И. К., 4 мая 1915
И. К. КОРОБОВУ*
4 мая 1915 г. Москва
Дорогой Иван Константинович! Как видите, был у Вас, но, к сожалению, свидеться не пришлось.*
Иван Константинович! Я писал Алексею Михайловичу письмо,* где извинялся, что напечатал в «Журнале для всех» свою «Кручину».* Думаю, что Вы вообще поняли меня и не осудили. Но всё-таки как ни прискорбно, а нашелся такой дрянной человек, как Ливкин, и сумел сделать мне зло. Хотя незначительное, но всё же. Он вырезал из «Мл<ечного> Пути» несколько своих стихов и еще чужих и прислал их туда с таким заявлением: «Если вы напечатали стих<отворения> Есенина, то, думаю, не откажетесь и наши».* Это подлость, Иван Константинович! с которой в литературе считаются. Зачем и какое он имел право распоряжаться чужими именами. Я не хочу никому из вас делать больно, но письмо прямо стыдно было читать. Такое попрошайничанье «напечатать» свойственно бездарностям. А ведь он опозорил много имен. Мне обидно это. Я возмущен до глубины души. Если б я его увидел, то избил бы как собаку. Скажите Алексею Михайловичу, что если Ливкин будет в «Мл<ечном> Пути», то пусть мое имя будет вычеркнуто из списка сотрудников.* Я не хочу знать такую сволочь, как Ливкин, и не хочу пятнать об него свое имя.
Жаль, Иван Константинович, что я не могу свидеться с ним лично. Ох, уж показал бы я ему. Жалко мне очень уж Колоколова. Мария Попер, я думаю, сама влезла.*
Но берегись он теперь меня. Всё равно он теперь опакостил в литературе дорогу себе.
Кой-что я постарался выяснить из письма. Кой-что оправдано.
О Вас там будет отзыв моего товарища, которому стихи Ваши понравились. Особенно «В дыму шрапнели»: «К тебе, о правда, не воззову ль».*
Вы не говорите ни Колоколову, ни Попер. Это им будет очень больно. Я постарался всё затушевать. С ним я попросил бы Вас поговорить. Ведь я не слышал, а сам видел всё. Дурак он эдакий, разве может это когда скрыться. Подлец он.
Всего Вам хорошего, Иван Константин<ович>. Адрес мой: Кузьминское п. от., село Константиново, Рязанск. губ. и уез.
Сегодня я уезжаю.* Пишите. Ваш Есенин.
Добровольскому А. А., 11 мая 1915
А. А. ДОБРОВОЛЬСКОМУ*
11 мая 1915 г. Константиново
Дорогой Сашка. Оттрепал бы я тебя за вихры, да не достанешь. Что ж ты, обещался прописать письмо, а сам притулился.
Нехорошо так, брат.
Каждый день хожу в луга и в яр и играю в ливенку. На днях меня побили здорово. Голову чуть не прошибли. Сложил я, знаешь, на старосту прибаску охальную, да один ночью шел и гузынил ее. Сгребли меня сотские и ну волочить. Всё равно и я их всех поймаю. Ливенку мою расшибли. Ну, теперь держись. Рекрута все за меня,* а мужики нас боятся.
Милый Сашка, пиши скорее да кланяйся Анне Карловне.* Помири моих хулителей. За всех нас дадут по полушке, только б не ходили и не дрались, как телушки.
На обороте: Петроград
Эртелев пер., 3.
Журнал для всех*
Добровольскому
Сашке
Берману Л. В., 2 июня 1915
Л. В. БЕРМАНУ*
2 июня 1915 г. Константиново
Дорогой Лазарь Васильевич! Посылал я вам письмо, а вы мне не ответили.* За что вы на меня серчаете? Меня забрили в солдаты,* но, думаю, воротят, я ведь поника.* Далёко не вижу. На комиссию отправ<или>.* Пришлите журнал-то.* Да пропишите про Димитрия Владимирови*<ча>. Как он-то живет.*
Ваш Есенин.
Кузьминское п. от., село Константиново. Рязан. г. и уез.
На обороте: Петроград
Лиговская, д. 114
Редакция «Голос жизни».
Секретарю Лазарю
Васильевичу Берману
Чернявскому В. С., после 12 или 13 июня 1915
В. С. ЧЕРНЯВСКОМУ*
После 12 или 13 июня 1915 г. Константиново
Дорогой Володя!* Радехонек за письмо твое.* Жалко, что оно меня не застало по приходе. Поздно уже я его распечатал. Приезжал тогда ко мне Каннегисер. Я с ним пешком ходил в Рязань, и в монастыре были, который далеко от Рязани.* Ему у нас очень понравилось. Все время ходили по лугам, на буграх костры жгли и тальянку слушали. Водил я его и на улицу. Девки ему очень по душе. Полюбилось так, что еще хотел приехать.* Мне он понравился еще больше, чем в Питере. Сейчас я думаю уйти куда-нибудь. От военной службы меня до осени освободили. По глазам оставили. Сперва было совсем взяли.*
Стихов я написал много. Принимаюсь за рассказы. 2 уже готовы.* Каннегисер говорит, что они ему многое открыли во мне. Кажется, понравились больше, чем надо.* Стихов ему много не понравилось, но больше восхитило. Он мне объяснял о моем пантеизме и собирался статью писать.*