Академик Л. С. Берг полагал, что речь шла, «очевидно, о японской лаковой посуде, которая из Японии попадала сначала к дальним курильцам, потом к ближним, а эти привозили ее в Южную Камчатку».

Атласов сообщил о наличии у камчадалов больших байдар длиной до шести сажен (около 13 метров) и шириной полторы сажени (3,2 метра), вмещавших по 20–40 человек. Отметил он особенности их родового строя, специфику хозяйственной деятельности: «Державства великого над собою не имеют, только кто у них в котором роду богатее, того больше и почитают. И род на род войною ходят и дерутся… а жен имеют всяк по своей мочи — по одной, и по 2, и по 3, и по 4. <.> А скота никакова у них нет, только одни собаки, величиною против здешних (то есть одинаковы со здешними, в Якутске), только мохнаты гораздо, шерсть на них длиною в четверть аршина (около 18 сантиметров). <…> А соболей промышляют кулемами (особыми ловушками) у рек, где рыбы бывает много, а иных соболей на деревье стреляют».

Вот как Атласов оценивал возможность организации хлебопашества в регионе, перспективы торгового обмена с камчадалами и боевые способности местных жителей:

«А в Камчадальской и в Курильской земле хлеб пахать мочно, потому что места теплые и земли черные и мягкие, только скота нет и пахать не на чем, а иноземцы ничего сеять не знают. <.> А товары к ним надобны: адекуй лазоревый (голубой бисер), железо, ножи, и топоры, и пальмы (широкие железные ножи), потому что у них железо не родится. А у них против того брать соболи, лисицы, бобры большие (видимо, морские бобры), выдры… Огненного ружья гораздо боятся и называют русских людей огненными людьми. и против огненного ружья стоять не могут, бегут назад. И на бои выходят зимою камчадальцы на лыжах, а коряки оленные на нартах: один правит, а другой из лука стреляет. А летом на бои выходят пешком, наги, а иные и в одежде. А ружья у них — луки усовые китовые, стрелы каменные и костяные, а железа у них не родится».

Значительное внимание в своем отчете Атласов уделил природе Камчатки, ее вулканам, флоре, фауне, климату. О последнем он сообщил:

«А зима в Камчатской земле тепла против московского, а снеги бывают небольшие, а в Курильских иноземцах (то есть на юге полуострова) снег бывает меньши. А солнце на Камчатке зимою бывает в день долго, против Якуцкого блиско вдвое. А летом в Курилах солнце ходит прямо против человеческой головы и тени против солнца от человека не бывает».

Именно Атласов сообщил впервые о двух крупнейших вулканах Камчатки — Ключевской Сопке и Толбачике, да и вообще о камчатских вулканах:

«А от устья итти вверх по Камчатке реке неделю есть гора, подобна хлебному скирду, велика и гораздо высока, а другая близ ее ж подобна сенному стогу и высока гораздо, из нее днем идет дым, а ночью искры и зарево. А сказывают камчадалы, буде человек взойдет до половины тое горы, и там слышат великий шум и гром, что человеку терпеть невозможно. А выше половины той горы которые люди всходили, назад не вышли, а что тем людям учинилось — не ведают».

Описывая леса на Камчатке, Атласов отмечал: «А деревья ростут — кедры малые, величиною против мозжевельнику, а орехи на них есть. А березнику, лиственичнику, ельнику на Камчадальской стороне много, а на Пенжинской стороне по рекам березник да осинник». Перечислил он и встречающиеся там ягоды: «А в Камчатской и в Курильской земле ягоды — брусница, черемха, жимолость — величиною меньши изюму и сладка против изюму».

Поражает его наблюдательность и дотошность при описании ягод, трав, кустарников, зверей, неизвестных ранее русским. Например: «А есть трава, иноземцы называют агататка, вышиною ростет в колено, прутиком, и иноземцы тое траву рвут и кожицу счищают, а середину переплетают таловыми лыками и сушат на солнце, и как высохнет, будет бела, и тое траву едят, вкусом сладка, а как тое траву изомнет, и станет бела и сладка, что сахар». Из сладкой травы агататка местные жители добывали сахар, а казаки приспособились впоследствии гнать из нее вино.

Атласов подчеркнул наличие у берегов Камчатки важных для промысла морских зверей и красной рыбы: «А в море бывают киты великие, нерпы, каланы, и те каланы выходят на берег на большой воде, а как вода убудет, и каланы остаются на земле, и их копьями бьют и по носу палками бьют, а бежать те каланы и не могут, потому что ноги у них самые малые, а берега дресвяные, крепкие (из мелких камней с острыми краями)».

Особо он отметил ход на нерест рыб из породы лососевых: «А рыба в тех реках в Камчатской земле морская, породою особая, походит она на семгу, и летом красна, а величиною болыни семги, а иноземцы (камчадалы) ее называют овечиною (чавыча), и иных рыб много — 7 родов розных, а на русские рыбы не походят. И идет той рыбы из моря по тем рекам гораздо много, и назад та рыба в море не возвращается, а помирает в тех реках и заводях. И для той рыбы держится по тем рекам зверь — соболи, лисицы, выдры».

Атласов сообщил, что на Камчатке, особенно в южной части полуострова, видел множество птиц. В его «скасках» говорится и о сезонных перелетах камчатских пернатых: «А летом те птицы отлетают, а остается их малое число, потому что летом от солнца бывает гораздо тепло, и дожди, и громы большие, и молния бывает почасту. И чает он, что та земля гораздо подалась на полдень». Казак так точно описал флору и фауну Камчатки, что впоследствии ученые легко установили научные наименования всех отмеченных им видов растений и животных.

В завершение приведем меткую и емкую характеристику «камчатского Ермака», которую ему дал академик Л. С. Берг:

«Человек малообразованный, он вместе с тем обладал недюжинным умом и большой наблюдательностью, и показания его, как увидим далее, заключают массу ценнейших этнографических и вообще географических данных. Ни один из сибирских землепроходцев XVII и начала XVIII века, не исключая и самого Беринга, не дает таких содержательных отчетов. А о моральном облике Атласова можно судить по следующему. Пожалованный после покорения Камчатки (1697–1699 годы) в награду казачьим головой и посланный снова на Камчатку для довершения своего предприятия, он, на пути из Москвы в Камчатку, решился на крайне предерзостное дело: будучи в августе 1701 года на реке Верхней Тунгуске, он разграбил следовавшие на судах купеческие товары. За это, несмотря на заслуги, был посажен после пытки в тюрьму, где просидел до 1707 года, когда прощен и снова отправлен приказчиком на Камчатку. Здесь во время восстания казаков в 1711 году убит».

Так трагически закончилась жизнь этого незаурядного человека, присоединившего к Российской державе Камчатку, равную по площади нескольким вместе взятым западноевропейским странам.

4 октября 1737 года из Охотска вышло в море судно «Фортуна», в числе пассажиров которого был студент Академии наук в Санкт-Петербурге Степан Крашенинников. Судно следовало на Камчатку, в Большерецкий острог (на месте этого острога в начале XX века было основано существующее сегодня село Усть-Большерецк). Вскоре после выхода в море корпус судна дал течь. Как вспоминал позже студент, «судно вода одолела… И хотя в два насоса и в несколько больших котлов ее выливали, однако ж тем ее вылить не могли, чего ради все, что было на палубах, также и из судна груз около четырех сот пуд в море сметали, и так едва спаслися, а особливо, что в то время штиль был, а ежели бы хотя малое волнение было, то бы судну никоим образом от потопления избавиться невозможно было».