Они оказались одни. Под ними лежали Лондон. Невольно они приблизились друг к другу, и ее рука оказалась в его руке.

— Нелл, дорогая…

— Вернон… — У нее получился только шепот.

— Так это правда? Ты меня любишь?

— Я люблю тебя.

— Это слишком прекрасно, чтобы быть правдой. Нелл, я хочу тебя поцеловать.

Она повернула к нему лицо. Они поцеловались, робея и дрожа.

— Какое у тебя нежное и милое лицо, — сказал Вернон.

Не думая про пыль и грязь, они сели на небольшой выступ, он обвил ее рукой, она подставила лицо его поцелуям.

— Я так люблю тебя, Нелл, так люблю, что мне страшно дотрагиваться до тебя.

Это ей было непонятно и странно. Она теснее прижалась к нему. Их поцелуи довершили волшебство ночи.

Они очнулись от грез.

— О Вернон, я думаю, мы здесь целую вечность.

Они торопливо выбрались через чердачную дверь на лестничную площадку, и Вернон с беспокойством оглядел Нелл.

— Боюсь, что ты села на какую-то грязь.

— О, какой ужас!

— Это я виноват, дорогая. Но боже мой, Нелл, неужели оно того не стоило?

Она улыбнулась нежной счастливой улыбкой.

— Стоило.

Они стали спускаться, и она вдруг засмеялась.

— А как же масса вещей, которые ты хотел мне сказать?

Оба рассмеялись. Когда они вошли в танцевальный зал, вид у них был глуповатый. Они пропустили шесть танцев.

Чудный был вечер. Нелл легла спать, и ей снились поцелуи.

Утром в субботу Вернон позвонил.

— Я хочу поговорить. Можно я заскочу?

— Ох, Вернон, дорогой, нельзя. Сегодня я должна встречаться с людьми, я не могу этого избежать.

— Почему?

— Ну… я не знаю, что сказать маме.

— А разве ты ей ничего не сказала?

— О нет!

Горячее «О нет!» все объяснило Вернону. Бедняжка. Конечно не сказала. И предложил:

— Может, лучше это сделать мне? Я сейчас забегу.

— Ох! Нет, Вернон, пока мы с тобой не поговорим.

— Когда же?

— Не знаю. Я сегодня приглашена на ланч, дневной спектакль и вечером в театр. Если бы ты заранее сказал, что будешь здесь все выходные, я бы что-нибудь придумала.

— А утром?

— Утром в церковь…

— Вот! Не ходи в церковь. Скажи, что голова болит или что еще. Я заеду. Мы поговорим, а когда твоя мать вернется из церкви, я ей все объясню.

— Вернон, я не могу…

— Можешь. Я кончаю разговор, чтобы ты не придумала каких-нибудь новых отговорок. До завтра.

Он повесил трубку. Он даже не сказал, где остановился. Она восхищалась его мужской решительностью, хотя беспокоилась, как бы он все не испортил.

И вот сейчас у них в разгаре спор, Нелл умоляет его ничего не говорить матери.

— Ты все испортишь. Нам не дадут встречаться.

— Но, Нелл, дорогая, я хочу на тебе жениться. А ты хочешь за меня замуж. Я хочу жениться на тебе как можно скорее.

Впервые он вызвал в ней раздражение. Он говорил как мальчик. Он что, не понимает положение вещей?

— Вернон, но у нас нет денег.

— Знаю. Но я буду работать. Ты ведь не боишься бедности?

Она ответила «нет», потому что этого от нее ждали, но сознавала, что говорит не от чистого сердца. Быть бедной ужасно. Вернон этого не знает. Несет романтическую чушь.

— Вернон, почему нельзя продолжать, как сейчас? Мы так счастливы.

— Конечно, но можем стать еще счастливее. Я хочу открытой помолвки, чтобы все знали, что ты принадлежишь мне.

— Какая разница…

— Разницы нет, но я хочу иметь право видеть тебя, а не переживать, что ты гуляешь с этим ослом Дакром.

— О Вернон, ты же не ревнуешь?

— Я знаю, что не должен, но ты сама не понимаешь, как ты хороша, Нелл! В тебя каждый может влюбиться. Даже этот старый высокопарный американец.

Нелл слегка порозовела.

— Я боюсь, ты все испортишь, — пробормотала она.

— Думаешь, мама разозлится? Мне ужасно жаль. Я скажу, что это только моя вина. В конце концов, должна же она знать. Она будет разочарована, потому что хочет выдать тебя за богатого. Вполне естественно. Но не в богатстве счастье, верно?

Неожиданно Нелл сказала с тихим отчаянием:

— Ты так говоришь, потому что не знаешь, что такое бедность.

Вернон удивился.

— Но я беден.

— Нет. Ты учился в школе и в университете, на каникулах жил у матери, а она богата. Ты ничего про это не знаешь. Не знаешь, как…

Она в отчаянии замолчала. Она не находила слов. Как нарисовать столь знакомую ей картину? Увертки, уловки, отчаянная борьба за то, чтобы достойно выглядеть, легкость, с которой друзья бросают тебя, если это тебе не удается, пренебрежение, попреки или еще хуже — обидное покровительство! Как при жизни капитана Верикера, так и после его смерти. Можно, конечно, жить в деревенском доме, никого не видеть, не ходить на танцы, не наряжаться, как другие девушки, жить по средствам и гнить заживо! И то, и другое — ужасно. Это несправедливо; у человека должны быть деньги. Замужество — свыше данный путь к спасению. Тогда не будет ни борьбы, ни попреков, ни уверток.

При этом Нелл не думала о браке по расчету — с безграничным оптимизмом юности она представляла себе, как влюбится в богатого красавца. И вот влюбилась в Вернона Дейра. При этом она вовсе не думала о замужестве. Она просто была счастлива!

Она почти ненавидела Вернона за то, что он стаскивает ее с облаков на землю. Ее задевала эта уверенность — будто она готова ради него терпеть бедность. Вот если бы он преподнес это как-то иначе. Например: «Я не имею права просить тебя — но, может, ты могла бы сделать это ради меня?» Что-нибудь в таком роде.

Чтобы он чувствовал, какую жертву она приносит. Потому что это жертва! Она не хочет быть бедной, она ненавидит бедность! И боится ее. Хорошо не думать о деньгах, когда у тебя их много. Вернон не беспокоится, потому что никогда не испытывал недостатка в деньгах. Жил в комфорте и достатке. А теперь удивляется:

— О Нелл, разве ты не согласна жить в бедности?!

— Я уже жила в бедности, Вернон. Я знаю, что это такое.

Она чувствовала себя много старше Вернона. Он просто мальчик, дитя! Что он знает о кредитах, о долгах, которых у них с матерью так много? Она вдруг почувствовала себя страшно одинокой и несчастной. Что толку в мужчинах? Говорят красивые слова, любят, но хоть бы попытались понять! Вот и Вернон не пытается. Он выносит ей обвинение, показывает, как она упала в его глазах.

— Сказала бы просто, что не любишь меня.

Она беспомощно ответила:

— Ты не понимаешь.

Они горестно смотрели друг на друга — что случилось? Почему между ними все стало так нескладно?

— Ты меня не любишь, — сердито повторил Вернон.

— О Вернон, люблю…

Внезапно на них снова нахлынула любовь, они слились в поцелуе, ими овладело извечное заблуждение любящих, что все будет хорошо, раз они любят друг друга. Это была победа Вернона. Нелл больше не возражает. Его руки обнимают ее, его губы на ее губах, она не в силах спорить. Лучше отдаться радости быть любимой, сказать: «Да, дорогой, если хочешь… все, что хочешь…»

Так незаметно для нее самой под ее любовью угнездилась обида.

Миссис Верикер была умной женщиной. Она очень удивилась, но не подала виду. Она избрала совсем иную тактику, нежели ожидал Вернон. Она стала подтрунивать:

— Так вы, детки, считаете, что любите друг друга? Так-так.

Она слушала Вернона с такой добродушной иронией, что у него стал заплетаться язык, и он наконец замолчал. Она издала легкий вздох.

— Что значит молодость! Я вам даже завидую. А теперь, мой мальчик, послушайте меня. Я не собираюсь запрещать вам помолвку или делать что-то столь же мелодраматичное. Если Нелл хочет выйти за вас замуж, она выйдет. Не скажу, что буду в восторге, она у меня единственный ребенок, и я надеялась, что она выйдет за того, кто сможет дать ей все самое лучшее, окружить роскошью и комфортом. Это вполне естественно, как мне кажется.

Вернон вынужден был согласиться. Разумная речь миссис Верикер обезоружила его своей неожиданностью.