— Пора… — прошептал напряженный граф и отпустил повод. Умный конь двинулся вперед осторожно — гнать вслепую по каменистой равнине стал бы только сумасшедший, хотя уже вполне развиднелось.

Охотники широкой цепью обтекали первый из довольно пологих, но каменистых холмов. Воздух звенел от пронзительной тишины, а кожу на скулах сводило от зябкого ожидания. Даже птицы не подавали голосов, только чуть постукивали потревоженные копытами лошадей камешки, скатываясь с того, что с сильной натяжкой можно было бы назвать подобием тропы. Слева, на равнине, гуляли широкие ковыльные волны. Ветер пах пылью и горьковатыми травами. Пока в его запах не вкрался чуть заметный мускусный аромат невидимой пока еще добычи.

Цепь загонщиков замерла. Обученные кони, широко раздувая точеные ноздри и тихонько всхрапывая, нюхали ветер, чуя врага.

Сбоку, над каменистым обрывом что-то прошуршало. И внезапно напряженную тишину утра разрезал слабый посвист. А на крайнего из охотников сверху обрушилось гибкое и нереально быстрое тело. Но всаднику, можно сказать, повезло. Его конь оказался не менее быстр и прянул вперед. Длинные, не втягивающиеся, как и у гепардов, когти только на миг чиркнули по сапогу из толстой дубленой кожи. Но и этого оказалось достаточным, чтобы голенище разошлось, словно гнилая ткань. Кажется, коню тоже досталось. На темной шкуре не было видно крови, но жеребец зло завизжал и лягнул шипастыми копытами в сторону тут же отпрянувшей твари. Виверна легко и даже как-то лениво увернулась, впрочем, как и от просвистевших в дюйме от нее арбалетных болтов. Как могли промахнуться лучшие стрелки Цитадели, Рэниари не понимал, но тем не менее видел, как болты выбили каменную крошку вперемешку с искрами в склоне холма, а зверь серебристым ручейком проструил вверх, под защиту валунов. И ото всюду на охотников обрушился разозленный свист.

— Расплодилось их, однако, — неодобрительно отозвался Аррид, выцеливая особо наглую тварь, что скакала по самому краю обрыва, балансируя рудиментарными крыльями и не обращая внимания на летевшие со всех сторон болты. — Король лучше бы ими занялся, чем головы рубить своим баронам!..

— Держать строй! — Раздался зычный голос отца, а Рэни с замирающим от опасного восторга сердцем увидел, как множество тварей замелькало среди камней. Вот кто-то из всадников на краю цепи с быстро захлебнувшимся криком покатился по земле, сбитый с седла сразу тремя вивернами. И остался лежать среди таких же неподвижный серебристых тел, а его боевой жеребец яростно топтал все еще огрызающуюся тварь.

Вот меткие болты настигли в прыжке сразу несколько тварей…

Свист, грохот камней, быстрые щелчки арбалетов, яростно-азартная ругань охотников… И неистребимый, бьющий по обострившемуся обонянию все усиливающийся запах крови вперемешку с мускусом…

Еще один из охотников покатился по земле, пятная ее ярко-алым из разорванного плеча. Но сумел подняться и, прихрамывая, отбежал в сторону, под защиту основного отряда…

На растерявшегося от избытка впечатлений Рэниари бросилась одна из виверн. И ее на лету кулаком, по-простому, сшиб граф.

— Не зевай! — Яростно рыкнул лорд на сына, сверкая сумасшедшими от возбуждения глазами на покрасневшем от напряжения лице.

Окрик заставил Рэни встряхнуться и решительно взяться за подаренный арбалет. Пора было опробовать новую игрушку.

Первый выстрел ушел в молоко. Как и второй. И дело оказалось не в качестве оружия, а в неопытности самого охотника. Но потом юноша понял, что стрелять надо в тех тварей, что бросались не на него, а на соседних охотников. И дело пошло на лад. Уже целых четыре твари покатились по земле, яростно вгрызаясь в собственные бока и подкрылья, куда угодили болты Рэниари. Ветерок стоял под юношей как вкопанный, позволяя без помех целиться, только периодически щелкал ощеренными зубами, отгоняя особо наглых тварей. Юноша, занятый тем, чтобы не подпустить к себе стремительных врагов, даже не замечал, что его опекает сразу четверо опытных охотников во главе с графом. Рэниари только и успевал вскидывать постепенно тяжелеющий в руках арбалет, да нашаривать в поясной сумке очередной болт. Азарт охоты поглотил его целиком.

Разозлено свистя, виверны серебристым водоворотом крутились вокруг сомкнувших строй охотников, не приближаясь, однако, слишком близко. Что и позволяло людям бить с ужасающей точностью — у скучившихся тварей не было места для маневра.

Затем, в какой-то миг, серебристые тела отхлынули назад, оставляя поле боя за людьми. И над холмами понеслась, свиваясь из множества свистов, тоскливая мелодия-зов, продирая до костей слышавших ее.

— Своих созывают!.. — со знанием дела проворчал граф, опуская арбалет. Это тоже была очень неприятная для людей особенность виверн — умение объединяться перед лицом всеобщей опасности. — Собрать добычу, пересчитать потери! Уходим! Скоро все их стаи будут здесь.

— Сирг погиб! — Объявил Аррид лорду, забрасывая на круп Ветерка три безжизненные твари. Еще одну Рэни перекинул через холку коня, перед собой. — Остальные отделались царапинами.

— Мир его праху, — негромко произнес Гвиур, садясь в седло вороного. — Захватите тело: сожжем его, а прах развеем над Океаном.

— Повезло, можно сказать, — проворчал Голубая Жемчужина. — Обычно потери больше!

А на Рэни накатило какое-то оцепенение. Только сейчас юноша понял, КАК рисковал отец, беря на такую охоту совершенно необученного юнца! И в то же время его душу грела благодарность. Лорд Цитадели сумел вернуть сыну чувство достоинства, столь жестоко растоптанного принцем.

…Охотники уходили от холмов на рысях, настороженно озирая ковыльную равнину, тянущуюся до самого леса. Вслед ними несся разочарованный свист тварей, чьи тела мелькали по склонам холмов: будь сейчас сумерки, и виверны бы решились на вылазку. Но яркое утреннее солнце не оставляло им шанса на любимую тень. И люди ушли без потерь.

В столицу Рэни и его сопровождающие въехали плотной группой и не спеша. Восторг от выигранной схватки еще не схлынул. И юноша поглядывал по сторонам с законной гордостью победителя. Отец ехал с ним рядом стремя в стремя, время от времени кидая на сына одобрительные взгляды.

И надо же было такому случиться, чтобы у самой Дворцовой площади, аккурат неподалеку от графского особняка вернувшиеся охотники столкнулись с самим принцем…

Умчавшийся из потайного домика Эдмир, сам не помнил, как сумел добраться до столицы. В голове стоял туман от ярости и еще чего-то ядовито-жгучего, разъедавшего душу пострашнее смеси, коей вытравливали узор на клинках.

Да что этот мальчишка о себе возомнил?!

Такие, как он, ноги ему должны целовать за честь стать любовником самого принца!

Его высочество метался по своим покоям, переворачивая тяжеленную мебель. Устояло только обширное ложе, да и то принц в своей злости умудрился свалить пышный балдахин, в щепки изрубив резные столбики и спинку кровати.

На миг остановившись, Эдмир с некоторым удивлением уставился на тяжеленную секиру, видимо выдернутую им из стойки с клинками, и брезгливо отбросил драгоценное оружие в мешанину из дерева и ткани. Никогда раньше принц не достигал подобного предела бешенства. И в этом тоже был виноват несносный мальчишка, доведший Эдмира своей строптивостью до невменяемого состояния.

Надо поговорить с отцом, внезапно подумал Эдмир, с силой проведя по лицу раскрытой ладонью. Пусть призовет к себе графа Вориндо и сделает ему предложение от имени принца. Лорд вряд ли воспримет в пики столь лестное назначение для своего бастарда. И тогда мальчишка не посмеет противиться!

Эгоистичному принцу, которому с самого детства твердили о собственной значимости, которому никто и никогда не отказывал, а все пожелания выполнялись мгновенно, и в голову не могло прийти, что кого-то может оскорбить его предложение!

Так… идти к королю в такой… таком неадекватном!.. состоянии нельзя! Отец расстроится. Он всегда так переживает за него, как сам Эдмир не переживает. Значит, надо успокоиться. Но как?