Во мне боярского – одна золотая гайка на пальце, купленная по случаю квартальной премии. Присутствие Сынка я оговорил еще вчера: пусть будет всегда со мной, и днем, и ночью. Никто не возражал. За завтраком посыпались вопросы: кто я, да откуда. Толгатхана мои ответы вроде удовлетворили, он поинтересовался моими планами, а мне скрывать было нечего. Отдохну малость, и на Владимир. В ходе беседы выяснил: на дворе сейчас тысяча двести тридцать четвертый год от Рождества Христова. Касаемо монголов, хан ответил: да, он много о них слышал, но пока не сталкивался. Пять зим назад они проходили значительно южнее его орды. Помня курс школьной истории, я слегка напустил тумана, выступая в роли оракула, намекнул на большие беды от татаромонгол в будущем времени. Толгатхан реагировал в нужном направлении, что меня обрадовало. Я закинул удочку насчет заключения военного союза с Русью. Из ответа понял, что скорее да, чем нет. В общем, как фишка ляжет. Насколько я помню хронологию событий – битва при Калке.

«А если взять матчреванш? Может, меня для сей миссии и закинуло в тринадцатый век? Да врезать так, чтобы монголы навсегда забыли дорогу на Русь. Но как это сделать?» Не вовремя я отвлекся, хан оказывается ответа ждет – что за «шайтан арба» у меня? Протолмачила Марьям. Пытался объяснить, да только язык стер.

Задним числом поинтересовался: как его дочь оказалась в одиночестве и вдали от кочевья? Она, оказывается, травки лечебные собирала, ну и отбилась от сопровождающих. Решив отблагодарить хана за гостеприимство, предложил прокатить его с дочерью вокруг стойбища, которое оказалось не меньше иного райцентра по размерам. Предупредил: не пугайтесь рычания моего железного коня, он, мол, всегда так делает. Прокатил их с ветерком. Хан малость побледнел, а так стойко держался. Марьям, как и положено женщинам, ахала и взвизгивала. По моей просьбе охрана держалась от нас подалее, не хватало тут взбесившихся коней. Все население кочевья высыпало поглазеть на невиданное зрелище. Вояж удался на славу…

* * *

Спустя пару недель я изучил стойбище вдоль и поперек, правда, всегда в сопровождении пары воинов и Сынка. Звереныш уже успел парудругую собак порвать, а пусть не лезут. Я заметил некоторую странность среди местного люда. Какието неправильные башкиры. То русые, то сероглазые, и рост выше положенного, особенно среди молодых. Пристал к Марьям – объясни, дескать, что за племя у вас нетипичное. Она в ответ такое выдала, ешкин кот. Все, дескать, началось во времена ее прадеда. Он правил сравнительно небольшим племенем «Рыси». Недаром у ТолгатХана перед юртой торчит флаг с мордой этой кошки, ну и бунчуки по количеству туменов. Так вот, прадед стал замечать – народ его вырождается и хиреет. Потомство от разных рас получается здоровее и умнее. Свои наблюдения и выводы Манулхан, так его звали, стал претворять в жизнь. Короче, занялся селекцией нового вида башкир. Его дело продолжили последующие правители. Папаша Марьям, соответственно, продолжает семейный наказ и ориентируется в основном на русичей. То есть берут в рабство (в набегах) или покупают, что значительно реже, молодежь репродуктивного возраста обоего пола. И с давних пор существует закон: если раб или рабыня вступили в брак – они свободные люди, ну и их дети, само собой. В результате орда Толгатхана – явный лидер среди остальных и по выучке, и по количеству воинов. Слов нет, одни крепкие выражения. Для их времени военная подготовка на высоком уровне, дисциплина железная. Приказ командира – закон. Никого не перевоспитывают, нарушил – смерть, головы нет. Смертная казнь за крысятничество – у своих не воруют. По моей просьбе хан выделил лучшего мастера клинка, натаскивать меня сабельному бою – нужное дело в этом времени. Поначалу я уставал с непривычки, потом втянулся. Кстати, у башкир, как и у монголов, защитные доспехи всегда спереди – спину закрывают только трусы, вот такие понятия. По вечерам приходит Марьям с нянькой, учит меня языку, а я ей сказки травлю. Взаимопонимание у нас полное, что слегка настораживает. Не женить ли на себе хочет? С нее станется: что в голову втемяшит, то и сделает. Пытался перевести ее энергию в мирное русло – получается плохо. Только сверкает своими синими глазищами, да норовит прижаться то грудью, то бедром. Тогда привел последний аргумент: хан за меня свою любимую дочку никогда не отдаст. В данный момент я бедный. Кроме стального коня и Сынка, ничего не имею. Гдето через неделю вытащила меня на природу, нам накрыли дастархан в тени большой березы. Сотня нукеров расположилась в пределах видимости, кольцом. Я понял: объяснения не миновать. Она славная девушка и очень мне нравится, но жениться не могу сразу по двум причинам. Первая – не хочу рисковать ее жизнью, впереди война с монголами. Вторая – я из другого мира, из будущего, и сколько здесь пробуду – неизвестно. Выдал все открытым текстом. Реакция была неожиданной: смех. Что смешного? Ей серьезные вещи говоришь, а у нее все хиханькихаханьки.

– Я тебя люблю и хочу быть рядом всегда, – заявила девушка. Война, мол, дело привычное для ее народа, и это не повод, чтобы не создавать семью. Вторая причина: «Ты такой сказочник, чего только ни придумаешь, лишь бы не жениться».

– Ты меня совсем не любишь? – вот и слезинки на щеках.

Пришлось срочно успокаивать – прижал, убаюкал. Люблю, мол, больше жизни и прочие глупости, что говорят в таких случаях. Слово «женюсь» из себя со скрипом выдавил. Слезы сразу высохли, обняла за шею и, глядя в глаза, сказала:

– Ты мой мужчина, я это поняла в тот день, когда ты спас меня от волков.

– А как же отец?

Она только беззаботно махнула рукой. Я обнял Марьям и поцеловал ее, фактически – в первый раз.

Как она потом призналась, для нее мой поцелуй был действительно первым в жизни. У них поцелуи вообще не приняты.

– Скоро праздник, соберутся все родичи, будет много гостей из соседних кочевий, и наверняка несколько молодых ханов приедут свататься. На празднике тебе нужно совершить какойнибудь подвиг.

– Зачем?

Девушка посмотрела на меня как на сопливого пацаненка:

– Затем, чтобы все увидели – дочь Толгатхана, принцесса Марьям, выходит замуж за достойного мужчину.

– Ну, подвиг – это всегда пожалуйста, а вот насчет согласия твоего отца сильно сомневаюсь.

В ответ красавица жарко меня поцеловала и предложила отведать всяких местных деликатесов. Попытался разбудить Сынка, дрыхнувшего рядом на кошме, – без толку.

* * *

Дня за два до праздника случайно подзаработал полкило золотых монет. На очередной вечеринке у хана я молча попивал винцо да поглядывал на раздухарившихся темников – айран, поди, в голову ударил. Один все нахваливал свою саблю, какая, мол, замечательная и рубит все подряд. Потом до меня докопался – достал в конец, басурманин.

– Спорим, Муса, что я своим ножом твою саблю пополам развалю.

Муса от хохота упал на пол, аж ногами дрыгает. Остальные не лучше – смеются, нехристи.

– Ты, – говорю, – не хихикай. Если не боишься, давай прямо сейчас спор решим.

«На слабо» их взять элементарно, ну чисто дети.

Вывалили все из юрты, включая Толгатхана. Муса на кон поставил мешочек золота, я – своего «ижака».

– Доставай саблю и держи вверх лезвием, параллельно земле.

В сущности, я ничем не рисковал: сталь, из которой выкован мой нож, больно хороша. Дело не только в ней. Скорость – вот мой главный аргумент. Момента удара, естественно, никто не увидел.

Муса остолбенело смотрел на обрубок своей сабельки и не верил своим глазам. Остальные так заголосили – переполошили всех собак в округе.

Темник золото отдал без разговоров.

Все опять вернулись за стол в юрту, мой нож пошел по рукам. Зацокали языками от восхищения – ойвай, ойвай и т. д.

Тут же попытались мой нож купить, предлагая огромные деньги.

– Не продается. – решительно отказал я. – Дорог как память о Родине.

Отстали, слава богу. Но я заметил, что хан с шаманом переглянулись и покивали головами. Да фиг с ними, их заморочки.