— Вот как… что же вы сразу не сказали! Это меняет дело. Хотя… зачем мне деньги, если меня будут истязать и, может быть, сделают калекой на всю жизнь?

— Не забудьте, мы будем рядом! Если вы согласитесь работать с нами, мы, разумеется, будем незаметно вас охранять. Полиция не оставит вас расхлебывать эту кашу в одиночку. Ну как, вы все еще не отказались от намерения сообщить сенсационную новость в газеты?

— Если я правильно понял, я должен встретиться с членами банды?…

— Слушайте внимательно, менеер Терборг. На людях вы должны вести себя так, словно бриллианты все еще у вас. Думаю, никому пока не известно, что вы советовались с нами, и, когда вы будете уходить отсюда, мы примем меры, чтобы вы ушли незаметно. Что произойдет дальше? С вами установят контакт, вероятно по телефону, и спросят, что вы сделали с пакетом. Ответ напрашивается сам собой. Вам доставили коробку сигар, которых вы не заказывали, и вы будете рады исправить ошибку. А теперь слушайте внимательно! Я спрячу бриллианты в сейф и наполню коробку камешками такого же веса. Упаковку мы полностью восстановим — никто с первого взгляда не заметит, что пакетик уже вскрывали. Вы возьмете его в пансион и положите у себя в комнате на видное место, чтобы он сразу бросался в глаза, — например, на каминную полку, где каждый, кто к вам войдет, тотчас же его увидит. Может быть, по телефону вас попросят передать ошибочно присланный вам пакетик тому, кто отрекомендуется так-то и так-то. Не опасайтесь, щекотливых вопросов не будет, по крайней мере если вы станете разговаривать непринужденным тоном. Зачем им поднимать шум, раз вы готовы вернуть чужую вещь? Ведите разговор как можно естественней и непринужденней, и в назначенное время к вам наверняка явится некто, извинится за доставленные хлопоты и заберет коробку. А уж как мы его задержим, пусть вас не беспокоит. Если вы будете точно следовать нашим указаниям — риска для вас никакого. Можем мы рассчитывать на ваше сотрудничество?

— Ну конечно. Тут и думать особенно нечего. Но представьте себе, что они не позвонят, а внезапно ко мне явится верзила и поднесет к носу заряженный пистолет. Что тогда?

— Конечно, мы будем охранять вас. Но какой им интерес грозить вам оружием? Вначале обычно пытаются договориться по-хорошему. Если вы сыграете свою роль как следует, то заманите птичку в сети, а там уж наше дело.

— И вы гарантируете, что я получу пятнадцать тысяч гульденов?

— Юридически я ничего не могу гарантировать. Но не буду же я вас обманывать. Могу только повторить: тому, кто поможет разыскать преступника, назначено вознаграждение. Что же вам еще?

— Ну ладно… Давайте пакетик.

— Перед самым вашим уходом. И вот еще что. Вы живете у Фидлера уже несколько лет, знаете расположение комнат и знакомы с остальными обитателями пансиона. Вот вам блокнот. Попробуйте нарисовать, как расположены комнаты в доме.

Ван Хохфелдт иногда навещал Терборга и немного знал дом. Он сел рядом с адвокатом, который, видимо, толком не представлял себе, как взяться за поручение комиссара. После долгих раздумий и обсуждений на нескольких листках бумаги появились запутанные планы старинного дома, какие строились по берегам каналов в те времена, когда еще не существовало проблемы домашней прислуги и когда не экономили на кубатуре жилых помещений.

В передней части дома, выходящей на улицу, — цокольный этаж, бельэтаж, еще два этажа и чердак. Примерно то же и в задней части дома, которая выходит в сад, но только там не чердак, а плоская крыша. Между уличной и садовой частями дома встроена одноэтажная часть; здесь, в цокольном этаже, находится кухня, освещаемая сверху через большую световую шахту. За домом расположен сад.

— Я вижу, менеер Терборг, вы занумеровали все комнаты. И кто же там живет? Где живут хозяева пансиона и прислуга?

— Начну с того, — начал Терборг тоном школьного учителя, — что все постояльцы пансиона — кроме фройляйн Мигль, которая прибыла позавчера, — живут у Фидлера дольше меня. Люди привыкли к соседству и привычкам друг друга, обслуживают здесь отлично, еда обильная и готовят прекрасно, а хозяева заботятся о нас с примерной добросовестностью. В стенах пансиона царит такой идеальный порядок, что ни один из жильцов никогда не рискнет переехать на другую квартиру: лучше места не найти. Я нахожусь несколько в стороне от общей жизни пансиона, потому что с утра до вечера занят в конторе или в суде, а на уикенд всегда уезжаю к родителям в Амерсфорт. Вечерами я большей частью работаю у себя в комнате или ухожу куда-нибудь. Остальные постояльцы — преимущественно иностранцы — общаются друг с другом много больше. Насколько мне известно, отношения между ними хорошие. Никаких ссор и тому подобного нет. Да, еще… Я живу здесь три года, а все другие, включая Фрюкберга, занимавшего четвертый номер, — гораздо дольше. Кроме новенькой, фройляйн Мигль.

Ван Хаутем сдержанно кивнул. Он не рассчитывал на столь обстоятельные показания, но слушал терпеливо, так как подробные сведения о жильцах пансиона и размещении их в доме могли оказаться очень важными для расследования.

— В цокольном этаже уличной части дома живут Фидлеры. Муж и жена. Детей у них нет. Я полагаю, — задумчиво продолжал Терборг, — что мой хозяин и его супруга люди с прошлым. Сразу после первой мировой войны они эмигрировали из Австрии. Ведут себя в высшей степени корректно, одеваются с большим вкусом и говорят как коренные амстердамцы. Фидлер рассказывал мне, что купил пансион у своего предшественника в тридцать втором году, а через несколько лет принял нидерландское подданство. Меня нисколько не удивит, если окажется, что они из аристократов. Весьма порядочные люди, но страстные спириты. Раз в месяц они устраивают спиритические сеансы, на которых бывает много народу. Но постояльцам это нисколько не мешает, так как духи как будто бы довольствуются помещениями цокольного этажа.

— А персонал?

— Трое. Они живут в одиннадцатом, двенадцатом и четырнадцатом номерах на чердаке в передней части дома. Это мне точно известно, потому что там, на чердаке, стоит ящик с моими учебниками, которыми я время от времени пользуюсь. Юфрау Бергер, наш шеф-повар, занимает двенадцатый номер. Первая ее молодость давным-давно миновала, и теперь все ее интересы сосредоточены на кулинарном искусстве. Как она готовит! Затем Бас — слуга, шестидесяти лет; последнее время он частенько намекает, что надеется вскоре отметить сорокалетие своей работы в пансионе. Это и есть человек, который принял пакетик. Живет он в одиннадцатом номере. В номере четырнадцатом живет Лена, фамилии я не знаю. Она следит за постелями, за бельем и прочим. Работает в пансионе тоже давно. Все трое люди спокойные, поведения безукоризненного.

— Возьмем теперь первый номер, — сказал Ван Хаутем, взглянув на планы.

— Номера первый и второй — двухкомнатный номер в бельэтаже садовой части дома. Испокон веков его занимают супруги Тонелли, итальянцы, у них винный магазин где-то на Амстеле. Он невысокий, очень подвижный человек, к определенным датам поставляет обитателям пансиона по оптовым ценам бутылку-другую кьянти или вермута. Она обходительная, более чем дородная дама, на голову выше его. Порядочные люди, вся их жизнь в торговле, целыми днями хлопочут ради своего дела. Надеюсь, — добавил Терборг, — что не наскучил вам своими пространными рассуждениями. Просто я стараюсь дать наглядную и достоверную картину.

— Вы очень наблюдательны, — с легкой иронией заметил Ван Хаутем. — Идем дальше. Номер третий…

— Находится на втором этаже в садовой части дома, над апартаментами четы Тонелли. Моя piedàterre[10]. Большая комната с тремя окнами в сад. Зимой немного прохладно, зато летом прекрасно. Фройляйн Мигль, наверное, до смерти довольна, что попала туда. По ее словам, она швейцарка. Я вижу, вы улыбаетесь, но, право, не похоже, что она из наших восточных соседей. Резкий немецкий и раскатистое «р» выдают ее национальность. В общем, не сказать чтобы неприятное явление с белокурой головкой и надменно вздернутым носиком. Ей около тридцати… Ну, вот и вся задняя часть дома, если не считать, что в цокольном этаже под двухкомнатным номером находятся обеденный зал и небольшой неуютный закуток, который мы называем громким словом lounge — гостиная. Обе комнаты выходят на террасу, в сад. Зимой это темные ледники, но летом, когда открыты двери и цветут розы, там совсем неплохо.