А может быть, это прислала не Тамара Литевски, а Киттен Фэрлей, которая решила очистить «Ми асиенду», ставшую ее асиендой?

— Леди, — нетерпеливо сказал доставщик, подгоняя раздумывающую Грэйс.

— Ладно! Минуту, сейчас открою гараж. — Хранить барахло проклятого Томми в своем доме Грэйс ни за что бы не согласилась.

Грэйс вбежала на кухню и нажала кнопку. Дверь в гараже открылась, плавно заскользив вверх. Доставщиков груза Грэйс попросила разместить ящики у задней стенки, чтобы не мешали проходу. Ящиков набралось на пять стопок по четыре ящика высотой каждая. Томми определенно страдал словесным поносом, если только в этих ящиках не находится еще что-нибудь из его вещичек, от которых избавилась Киттен.

Доставщики посылок уехали, Грэйс вернулась к своей книге. Теперь мысли о Томми надо выкинуть из головы, пора заняться собственной писаниной. Грэйс села перед компьютером, напрягла воображение. Итак, продолжим: «Сэр, хотя я ваша служанка, но неизвестно, кто из нас благороднее». Вызывающе сказано, размышляла Грэйс, да, достаточно вызывающе. Но не слишком ли вызывающе? Служанке следует быть более скромной, чтобы тогда, когда дальше внезапно выяснится, что она является незаконнорожденной дочерью пятой герцогини Уэксвортской, такая неожиданность ошеломила бы читателя. Или, может быть, сосредоточить повествование на владельце поместья, вдруг получившем громадное наследство из-за преждевременной смерти отца, погибшего в далекой Индии от укуса кобры? Да, именно так, этот лорд, как и в великом «Пигмалионе», позже увидит, что его скромная незаконнорожденная служанка вдруг станет первой красавицей высшего света Лондона. Или нет?

Тяжко вздыхая, Грэйс стерла с экрана компьютера недавно набранный текст. Как ей надоела эпоха короля Эдуарда! Предыдущая книга тоже была об этой эпохе, предшествовавшей утере миром прежней невинности на полях сражений Первой мировой войны. Та новелла повествовала об американской девушке Лидии Гэинсворт, которой удалось внедриться в высший свет Лондона благодаря тому, что она ясно намекала всем о своем великом богатстве, хотя на самом деле денег у нее хватило лишь на билет до Лондона, да еще была куча великолепных платьев, которые она сшила себе сама. В Лидию влюбились аж три мужчины, они прямо-таки потеряли от нее голову. Лидия терялась в выборе — кого из них предпочесть? Но тут разразилось несчастье — из Америки в Лондон прибыла настоящая богатая наследница, за которую себя выдавала Лидия. На пышном приеме эта наследница публично раскрыла грязный обман Лидии, произнеся убийственную фразу: «А что здесь делает моя портниха?» О Боже, что теперь будет с Лидией? Двое из трех «влюбленных» в нее мужчин тихо ретировались, верность сохранил лишь Сесл, граф Монткрифский. Он доказал Лидии, что на свете существует настоящая любовь. Они скромно обвенчались в Вестминстерском аббатстве в присутствии только Бога и горстки самых близких друзей. Как же называлась та книга? А, кажется, «Любовь это вальс». Эта книга получилась неплохо. Даже у самой Грэйс слезы текли ручьями в том месте, где описываются переживания Сесла в переломный момент, когда он вдруг осознает, каким он был дураком, что хотел отказаться от своей любви только из-за того, что его возлюбленная оказалась нищей. Любовь возвышенна на бумаге.

Так о чем писать книгу? Может быть, не надо копировать «Пигмалион», а лучше — это уже ей советовали — написать продолжение истории любви Лидии и Сесла? Бедняга Сесл сгинет в окопах первой мировой войны, а Лидия будет мужественно продолжать выполнять свой гражданский долг, работая медсестрой во Франции. Или, быть может, лучше она пусть родит ребенка? Да-да, почему бы и нет? Сесл и Лидия будут иметь ребенка, назовут его Эдуардом. Да, это будет неплохо, Эдуард Вильям Джордж Генри, герцог Давенпортский. Так он будет называться до тех пор, пока не получит титул графа Монткрифского. Родится он, например, в 1910 году, поэтому будет смутно помнить своего отца графа Сесла, погибшего смертью храбрых. Потом в двадцатых годах, в эпоху джаза, Лидия, одинокая мать, медсестра и портниха, будет топить свое горе в распутстве, последует длинная вереница мужчин до тех пор, пока ее сын Эдуард, известный к тому времени под именем Тедди, не застанет ее в постели с… С кем? С негром Джейком Домино, саксофонистом из восточного района Чикаго.

В этот день Грэйс работала дольше обычного, ее пальцы быстро колотили по клавиатуре компьютера. Надо записывать все, пока идеи не выветрились из головы, пока есть рабочее настроение. А идеи иногда забредали ей в голову неплохие.

Как же назвать эту книгу? — задумалась Грэйс. Может быть, «Рэгтайм»? Нет, уже есть книга с таким названием. Тогда, может быть, «Лидия обретает любовника»? Нет, это звучит плохо. «Триумф любви»? Тоже не годится, слишком заурядно. «Любовь не теряет надежды!» Это подходит. Восхитительное название. Но какой именно персонаж книги не потеряет надежды? Да черт с ним, это можно придумать завтра. А может быть, все-таки дать другое название? «Сгинувший на войне»?

Ерунда какая-то. Путные мысли перестали посещать писательскую голову. Ладно, сюжет объемом в десять страниц написан, этого должно хватить для получения аванса, а он сейчас очень нужен. К сожалению, получив аванс, книгу придется писать быстро. Но до сих пор это всегда удавалось. Был, правда, один случай, когда за задержку издатели пытались вытребовать аванс назад. Дураки!

Итак, кому сперва позвонить, литературному агенту или редактору? Вначале, наверное, лучше позвонить редактору, намекнуть ему, что для него намечается работа. Вот он обрадуется! А потом можно позвонить агенту.

Она набрала номер телефона на клавиатуре компьютера. Удобная вещь компьютер, можно через него даже звонить по телефону.

— Привет, Мари, — сказала Грэйс, — Крэйг дома?

— У него важная встреча, подожди минутку. Я спрошу, сможет ли он оторваться.

Пришлось ждать. Вспомнилось начало писательской карьеры — тогда никто не хотел разговаривать с ней под предлогом важной беседы.

— Грэйси! — послышался наконец в трубке голос Крэйга Эпштейна. — У меня тут кое-какие дела.

— Я не задержу тебя надолго, Крэйг. Я только хотела сказать, что пишу продолжение книги «Любят не только богатых».

— Какой книги? А, ты имеешь в виду «Любовь это вальс»?

— Мне больше нравится мое название этой книги, Крэйг.

— Но это название очень напоминало…

— Крэйг, я не собираюсь снова спорить с тобой об этом, — перебила Грэйс. — Я просто хочу сказать, что твои мечты осуществляются. Я скажу своему литературному агенту, чтобы он связался с тобой…

— Постой, Грэйс, лучше скажи мне, что ты собираешься делать с бумагами Томми Паттерсона?

— Кого?

— Томми Паттерсона. Ты забыла? Ты же его литературный экзекуционер.

— Если бы только это, Крэйг. — Его ошибки ее умиляли. В теперешние времена молодые редакторы часто имеют степень магистра экономики управления, а не степень по английской литературе. Неудивительно, что они нередко допускают в своем языке ошибки. — Я экзекутор, а не экзекуционер, — поправила Грэйс. — И лучше не напоминай мне об этом. Я завалена двадцатью ящиками его белиберды.

— Послушай, Грэйс, это то, что нас больше всего интересует. Сделай из его бумаг что угодно, мы хорошо заплатим. Проси за это, что хочешь, хоть луну с неба. Серьезно, мы тут только что говорили как раз об этом, обсуждали наши возможности.

Грэйс впала в легкое замешательство. Она собиралась поговорить с Крэйгом о собственной работе, а тут опять этот хренов Томми…

— Я… я хотела бы отложить работу с его коробками. Крэйг, я собиралась писать свою книгу, продолжение о Лидии Гэинсворт.

— Лидия подождет, дорогая. Есть тысячи людей, которые могут написать о ком-нибудь вроде твоей Лидии. А Томми Паттерсон в мире один.

Грэйс в ярости бросила трубку. Писать, как она, могут тысячи людей?! Тысячи людей могут не хуже ее вызывать у читателей слезы в глазах и тепло в сердце?! Тысячи людей способны вызывать романтический трепет в этом обделенном любовью мире? Нет, нет, нет! С этим Грэйс ни за что не смирится.