Этот способ любви весьма усладил меня, и впоследствии я часто повторяла его не только с органистом, но и с другими любовниками…

У всех мыслящих существ есть какая-либо склонность, которая волей-неволей берет верх над остальными страстями. Я не явилась в этом смысле исключением. Мною руководит любовь к удовольствиям или, если выразиться яснее, любовь к совокуплению с мужчинами. В этом причина всех моих глупых поступков и неурядиц. Эти несколько слов понуждают меня открыть читателю сущность моей профессии.

Я — проститутка, и заявляю это без ложного стыда. В конце концов, настолько ли порочно это занятие? Давайте рассудим как следует. Что такое проституция? Это способ жить, следуя природе безо всяких ограничений. Приняв это недвусмысленное определение, мы не можем называть проститутку презренным существом. Что я имею в виду? Не лучше ли остальных женщин она разобралась в себе? Проститутка глубоко постигла мать-природу и ее разнообразные проявления. Можно ли быть более разумной? Думаю, я сказала достаточно, чтобы доказать превосходство моего призвания. О большем не просите меня, поскольку подкреплять мое заявление логикой и красивыми словами — выше моих сил. Я всегда питала отвращение к длинным сентенциям. Мне достаточно того, что я сама понимаю то, о чем веду речь. Таким образом, я начинаю рассказ без долгого вступления.

Происхождение мое ничем не примечательно. Такое признание, однако, ничуть не свойственно женщинам моего круга. Я знаю многих мною любимых и уважаемых дам, которые присвоили себе знатное происхождение, имея для этого не больше оснований, чем у меня. Послушать их, так подумаешь, будто невозможно как следует крутить задницей, не будучи дочерью прелата, племянницей министра или кузиной герцога или пэра. Что за чушь эта их генеалогия! Истинную проститутку не интересует ничего, кроме наслаждения. Она должна презреть и свое происхождение, и родителей, и не иметь других стремлений, кроме как утолить свою страсть и завести знакомства, которые оказались бы как полезны, так и приятны. Однако перейдем к фактам.

Я родилась в деревне, что в двух лье от Гавра, города, знаменитого своим колледжем. Отец мой был колесных дел мастер. Что касается образования, то меня воспитывали так, как воспитывают большинство деревенских детей, другими словами, плохо. Если бы не мои природные таланты, мне было бы суждено всю жизнь оставаться простой деревенской женщиной. В моем детстве не было ничего примечательного, разве что все замечали, что я с ранних лет отличалась сметливостью и подвижностью, что выдавало живой природный ум. По этой причине жители деревни очень любили меня. Все говорили, что дочь колесного мастера — хорошая девочка.

Несмотря на это, я не выделяла себя из остальных крестьян, покуда не достигла возраста шестнадцати лет. До этого моими самыми серьезными занятиями оставалась наука читать и писать. То был предел моих познаний, но я преуспела в этом, учитывая, что жила я в простом сельском окружении. Видя, как я быстро расту, родители решили послать меня на работу. Они рассчитывали, будто я стану им помогать, но я была ленива с рождения. Видимо, от природной склонности к лени — а это, заметим мимоходом, черта, присущая всем дамам моего круга — я так полюбила свою профессию. Не найдя мне применения у себя в доме, мой отец решил отправить меня в город, чтобы я не проводила дни в унынии. Уже давно хотелось мне торговать на рынке. Это стремление вызвало немало семейных споров, но при помощи обильных слез я добилась этого поручения.

Наконец настал день, когда отец вручил мне корзину с яйцами и маслом и отправил в Гавр. Я шла туда с легким сердцем, хотя скоро настроение было испорчено, когда я столкнулась с городскими господами. До чего легкомысленна я была в ту пору и как изменилась я сейчас!

Среди наших постоянных клиентов был офицер адмиралтейства. Этот старик обожал наше масло, и я должна была доставить провизию к нему на дом. Меня принял сын старого офицера. Он даже снизошел до разговора со мной. Теперь я понимаю, что он флиртовал напропалую. Из всех любезностей, что он мне расточал, я поняла лишь одно, и это был комплимент моей красоте. У женщин всегда ушки на макушке на подобные вещи. Молодой человек был далеко не красавец: его синие глаза глубоко запали, лоб был чересчур выпуклый, нос — короток, цвет лица мертвенно-серый и к тому же кожа его была испещрена оспинами. Вот как выглядел первый мужчина, который обратился ко мне с любовными речами. Вы без труда догадаетесь, что я немного сказала в ответ: я была слишком застенчива, чтобы сказать больше. Бойкий язычок я оставила в деревне, по которой в ту минуту ох как скучала.

Оставив дом морского офицера, я продала оставшийся товар и без происшествий возвратилась в родную деревню. О случившемся я не вспоминала, поскольку была так неопытна, что не придавала большого значения сказанным мне любезностям. Дома матушка спросила, понравилось ли мне в городе.

— Совсем не понравилось, — отвечала я.

— Отчего же, дочка? — спросила добрая женщина.

— Ах, — сказала я, — городские господа вгоняют меня в краску.

Из этого короткого диалога можно вывести, насколько наивна я была тогда. В конце разговора я заявила, что больше в город ни за что не пойду, но мой отец и слышать о том не хотел. Через несколько дней он вновь отправил меня в Гавр.

Моя задача оставалась прежней и, как вы догадываетесь, мне опять надо было доставить продукты на дом к морскому офицеру. Я очень надеялась, что его сына не окажется дома, но хитрец, предполагая, что я приду в следующий рыночный день, уже ждал моего появления. Его привлекало мое хорошенькое личико, а более всего его привлекала моя девственность, насчет которой он строил свои планы. На сей раз мне повезло с ним больше, нежели в предыдущий: он довольствовался лишь пристальными взглядами на меня, отчего я потупила взор, так была в ту пору наивна. Тем не менее я покидала его дом в лучшем настроении, Вообразите мое удивление, когда я повстречала его на возвратном пути в деревню, причем и успела-то отойти от Гавра всего только половину лье.

— Узнала меня? — спросил он, обнимая меня и целуя.

Вместо ответа я пронзительно закричала и попыталась вырваться из его рук, но безуспешно: он крепко держал меня и все говорил, что обожает меня и желает хоть небольшой ответной благосклонности. Красивые слова были мне недоступны тогда, но я позволила ему продолжать свои излияния, от которых я все же получала какое-то удовольствие. Однако я умоляла его оставить меня, но он сказал, что сделает это лишь при одном условии — ежели я его поцелую. Невозможно было противиться ему. Тогда он с необъяснимым пылом поцеловал меня в уста и продолжал целовать довольно долго, несмотря на мое отчаянное сопротивление. Наконец он отпустил меня, и я вся в слезах продолжила свой путь.

Остаток дороги я размышляла о том, что со мною случилось. Полученные мною поцелуи немало растревожили меня. Я испытывала тайную радость в душе, хотя и не знала почему. Даже воспоминание об этих страстных поцелуях вызвало приятное тепло, которое распространялось по всему телу, сосредоточиваясь на, как сказал поэт, прекраснейшем месте, которому в ту пору я не знала применения. Я не ведала ни о его привилегиях, ни о прелестях, и только время от времени, движимая неодолимой силой, дотрагивалась до него трепещущей, боязливой рукой. Я прижимала его через материю, прикрывавшую его, дабы утолить желание, которое поглощало меня всю целиком. Я пришла к заключению, что городской господин стоит десятка неотесанных деревенских парней, ибо приписала испытываемые мною естественные ощущения воздействию сына морского офицера.

Чем чаще становились мои поездки в город, тем больше убеждалась я в этой мысли. Мой любовник — думаю, что имею право называть его так — делал мне множество искусительных предложений. Он хотел поселить меня в доме своей знакомой, где, по его словам, мы могли бы видеться гораздо чаще и где я получила бы ощутимые доказательства его нежных чувств ко мне. Мало-помалу я впитывала яд его речей. Тем не менее еще три месяца прошло до окончательной капитуляции. Я все время колебалась, но наконец, преследуемая домогательствами молодого человека, уставшая жить в родительском доме, обманутая надеждой на будущее счастье, я решила уступить его желаниям при первой же встрече.