— Бабы, тут мой Пашка не пробегал?

— Пробегал! — грозно отозвались бабы и клином двинулись к мужичку. Он попятился, цепляясь за скамьи, бросился к дверям и исчез в другом вагоне.

Сулин устало закрыл глаза и превратился в воздушного десантника, едущего в электричке на побывку. Ситуация была та же самая, но теперь Дмитрий господствовал в физическом отношении, и мерзавец Пашка, обливаясь кровью, орал: «Не надо!..»

Дмитрий облизнул губу, похожую на лопнувшую сардельку.

— И все же это виктория, — пробормотал он.

Старушка, сидящая напротив, сочувственно закивала, соглашаясь с Сулиным…

На станции его встречал дядя. Он оторопело разглядывал физиономию племянника, потом сказал:

— И поцеловать некуда… Откуда натюрморт?

— Да так, — Сулин замялся. — Наводил порядок в электричке…

Вскоре он уже сидел на подводе, на душистом сене, и, глядя в желтеющие дали, слушал неторопливые речи дяди Харитона.

Деревня встретила Сулина хриплым собачьим лаем и удивленными взглядами ребятишек. Он сидел в телеге и, забыв о неприятностях в электричке, с любопытством глазел по сторонам.

С соседней улицы под щелканье бича разливалась пятнистая коровья река. Сытая скотина шагала лениво, неся домой отяжелевшее вымя. Где-то рядом рычал трактор, спеша поспеть к продуктовому магазину. Маленькая афишка на столбе сообщала, что сегодня в клубе идет «Гений дзюдо». Два старика, молча сидящие на лавочке, присматривались к Сулину, пытаясь понять, что он за птица.

Наконец лошадь остановилась у ворот, и Харитон Иванович крикнул: «Марья!». Из калитки выглянула Марья Семеновна, его супруга, женщина низенькая, разросшаяся вширь и очень энергичная. Ворота отворились, и телега въехала во двор, по которому разгуливало множество кур и уток.

В этот же вечер в честь гостя был дан ужин, на котором присутствовали бухгалтер с женой и молчаливый человек по имени Прокопий. Пока не выпили, чувствовали себя скованно. Селяне робели перед Сулиным, которого Харитон Иванович назвал ученым мирового значения. Бухгалтер начал было рассказывать анекдот, но жена его укоризненно сказала: «Василий!», и он обиженно смолк. Лишь после нескольких рюмок общество вздохнуло свободно, зашумело, и застолье потекло быстро и бестолково, как положено.

— Я вам точно говорю! — суетился Харитон Иванович. — Вот этого самого Митьку люблю, как сына! Никого так не люблю, как Митьку! — Он оглядел присутствующих, натолкнулся на жену и, встрепенувшись, добавил: — Вот Марья у меня золото. Марью ни на кого не променяю. Выпьем за Марью!

Возражений не было.

После отменных голубцов Сулина разморило и, чтобы не задремать, он стал охотиться за самыми меленькими грибочками.

— Я, конечно, извиняюсь, но вы как человек ученый, наверное, в курсе, — обратился к Дмитрию бухгалтер. — Правда ли, что от нарушения мирового баланса океан глотает сушу?

Все с уважением смотрели на Сулина, точно он был причастен к нарушению мирового баланса. Дмитрий, польщенный вниманием, прекратил тыкать вилкой скользкие маслята, подумал и ответил, что наступление океана действительно наблюдается, но скорость его очень мала…

— Так что до нас океану шлепать еще долго! — радостно подхватил Харитон Иванович, хлопая бухгалтера по плечу. — Ежели только пруд не начнет наступать.

Пельмени Сулин ел через силу. Остальные поглощали пищу с прежней размеренностью. Молчаливый Прокопий методично склевал все пельмени и стал вычерпывать бульон. Он держал ложку далеко от губ, втягивал в себя воздух, и бульон, подхваченный потоком, с шумом летел в его рот.

Разговор перешел на охотничьи темы. В прошлое воскресенье бухгалтер убил трех крякв и теперь рассказывал об этом подробно и в то же время снисходительно, как бы давая понять, что есть в его биографии истории куда серьезней…

— Что кряква! — презрительно морщился Харитон Иванович. — Вот дрофа — это да! Полпуда весу, взлетает, как бомбардировщик.

И он начал вдохновенный рассказ о своей знаменитой охоте, когда целые сутки преследовал в степи раненую дрофу. Деревенские уже слышали эту эпопею много раз, на их лицах был написан вежливый интерес, и только Сулин ловил каждое слово дяди.

— Она в ковыли, я за ней! — Харитон Иванович взволнованно отодвинул тарелку. — То подпустит, то опять бежать. А крыло по земле волочится. Нет, думаю, не уйдешь, дудак! И точно. К вечеру сдалась. Лежит и смотрит на меня. А я сам без сил, и ноги не мои, но подползаю. Что, шепчу, конец тебе, красавица? А у ней в глазах понимание, мол, твоя, Харитон, взяла…

— Будет врать-то, — усмехнулась Марья Семеновна, — лучше споем!

Она затянула: «Отгуляла девка время золотое», жена бухгалтера подхватила, толкнула мужа в бок, тот тоже открыл рот, но пел беззвучно. Неожиданно вступил Прокопий. Сулин с удивлением обнаружил, что голос у Прокопия чистый и высокий, и поразился таланту этого неприметного с виду человека.

Харитон Иванович в хоровом пении не участвовал и хмуро глядел на супругу, так грубо прервавшую его рассказ.

— Баба, она и есть баба, — пожаловался он племяннику. — Не понять ей, какие бури внутри мужика происходют. Пойдем, Митя, подышим!

Сулину хотелось слушать Прокопия, но отказать дяде он не смог. Они вышли во двор. Темень лежала вокруг, — только желтый огонь собачьего глаза горел в конуре.

— Ты как насчет охоты? — спросил Харитон Иванович.

Сулин признался, что ни разу в жизни этим делом не занимался. Харитон Иванович, удивившись, тут же заявил, что завтра они вместе отправятся стрелять уток на Черное озеро.

— Разве ж тот мужик, кто ружье в руках не держал! — сокрушался Харитон Иванович. — Нет, Митька, я из тебя охотника сделаю!

Сулин слушал его с улыбкой, не воспринимая всерьез речь хмельного родича. Но дядя не шутил.

На другой день, после обеда, он достал из чулана две пары резиновых сапог, взял у соседа второе ружье, уложил в рюкзачок продукты и приказал Дмитрию переодеться. Сулин подчинился, чтобы не обидеть дядю. Вскоре они уже шли к Черному озеру, и Харитон Иванович по дороге объяснял, что озеро окружено болотами, ходить туда боятся, а потому там уток видимо-невидимо.

Через несколько часов они добрались до неприветливых мест: чахлые деревца, зыбкая почва под ногами и унылое карканье над головой. Потюкав топориком, Харитон Иванович приготовил жерди себе и племяннику и сказал:

— Теперь иди за мной след в след. А то засосет. Понял?

Дмитрию захотелось вернуться в деревню, но Харитон Иванович уже брел по болоту, а оставаться одному было еще страшней, и Сулин заторопился за родичем. Сапоги с чавканьем уходили в грязное месиво, и Дмитрий старался побыстрей выдернуть ноги. Перед глазами стояли кадры из фильма, где девушка погружалась в трясину… Он споткнулся, шлепнулся на живот, лицом в жижу, и, увидев холодные глаза в глубине болота, закричал.

— Не ори, — строго сказал Харитон Иванович, помогая ему подняться. — Всю дичь распугаешь!

К вечеру они вышли наконец к заросшему ряской озеру. У берега стоял плотик.

— Сам строил! — похвалился Харитон Иванович, указывая на плотик. — Чтоб уток из воды доставать.

Сгустились сумерки. Они развели костер, сели ужинать.

— Ночь холодная, — сказал дядя, — надо выпить. Пусть организм повеселится!

Морщась, Сулин проглотил стакан водки, лихорадочно затолкал в рот огурец, и почти сразу наступило блаженное состояние. Забылись недавние страхи, жизнь казалась прекрасной. С озера доносились редкие всплески, посвистывания. Харитон Иванович читал лекцию, готовя племянника к предстоящей охоте. Странные, волнующие слова: шилохвость, свиязь, широконоска — услышал в эту ночь Сулин. «Песнь о Гайавате» звенела в его ушах вперемешку с историями удачливого дяди. Хотелось жить звериной жизнью, скитаться по лесам и степям…

На рассвете Харитон Иванович разбудил Дмитрия. Сулин не сразу понял, где он находится и что от него хотят. Было довольно холодно, сырость пробирала до костей. Дядя сунул ему ружье, нацепил патронташ и отвел в приготовленный заранее скрадок. Сам он притаился в другом скрадке, недалеко от Дмитрия.