Он заказал мясной салат, лангет, кофе.
— Что будем пить? — спросила официантка.
Он спросил сухого. Официантка оскорбилась. Были дешевые фиолетовые вина, которыми когда-то травили королей, были многозвездные коньяки, тягучие ликеры, водка, но сухого вина не было.
Дмитрий остановился на «Экстре». Заказ принесли довольно быстро. Сулин выпил, содрогнулся и быстро заработал вилкой, углубляясь в салатный террикон. Теплые волны побежали по телу, изгоняя скованность. Он снова был молод, уверен в себе, и его самолет в будущее только выруливал на взлетную полосу. В какой-то миг возникла Алиса, но Сулин залил ее образ второй рюмкой, и Алиса тут же растворилась.
Он откинулся в кресле и, снисходительно поглядывая вокруг, принялся изучать публику.
Юноша, похожий на дьячка, блаженно улыбался и кричал: «Чуваки! Без кайфа нет лайфа!»
Четыре девицы тянули портвейн и молча смотрели друг на друга. Немолодая чета сидела за столом, уставленным едой.
— Чтоб все съел! — шипела жена, не сводя с мужа яростных глаз. — Заказал, так жри, кофе-гляссе ему надо!
Муж неторопливо пережевывал пищу, не поднимая головы.
За длинным столом в углу, где игралась свадьба, нестройно голосили «Горько!». Невеста должна была скоро родить и потому целовалась сидя.
Мелькали разгоряченные лица, разинутые рты, подмигивающие глаза, куда-то поминутно бегали хихикающие девочки. Дым курился над столиками, точно десятки маленьких вулканов были расставлены в зале. Звуки бились в огромную люстру, и она начинала вращаться. Музыканты в полосатых рубашках настраивали инструменты, будоража публику…
Сулин, охмелевший от шума и водки, возился с лангетом, как вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Он прекратил жевать и поднял голову, словно встревоженный олень.
Прямо напротив него, через столик, сидела полная женщина лет тридцати пяти в черном платье с красной розой. Она пила вино небольшими глотками и смотрела на Дмитрия, загадочно улыбаясь. Он обернулся, желая убедиться, что улыбка предназначена именно ему. Сомнения отпали — женщина смотрела на него.
«Это интересно, — подумал Сулин, испытывая волнение. — Это интересно…»
Рядом с Красной Розой сидела худенькая, некрасивая женщина, по-видимому, подруга. Ее морщинистое личико подчеркивало фламандский румянец Розы.
Неожиданно подошла официантка.
— Будем рассчитываться? — спросила она.
— Будем продолжать! — молодцевато ответил Сулин. — Еще сто пятьдесят и салатик.
На сцене запела труба, и «Маленький цветок» призвал публику к танцам. Кавалеры, глотая на ходу непрожеванную пищу, бросились разбирать дам.
Проворный толстячок подскочил к Красной Розе, но она отказала ему, продолжая смотреть на Сулина. Толстячок не обиделся и повел в круг ее некрасивую подругу.
«Отказала! — ликуя отметил Дмитрий. — Пора!»
Он пригласил ее, она засмеялась и поплыла к сцене, где млели задумчивые пары. Для начала Сулин хотел держаться на расстоянии, но их сжали так, что невозможно было пошевелиться.
«Хорошо, черт побери! — подумал Дмитрий, дыша с перебоями. — Господи, как хорошо…»
Через два танца он уже знал, что ее зовут Любой, работает товароведом, с мужем разошлась, сыну девять лет.
— А вы? — лениво улыбалась Люба. — А вы кто?
У нее было два серебряных зуба. Сулин видел в них свое отражение, уродливое, как в никелированном чайнике.
— А вы? — повторяла Люба. — А вы кто?
Он не стал врать, рассказал о себе. Она понимающе вздохнула и прижалась еще крепче. Вечер набирал обороты.
Некрасивая Таисия, Любина подруга, скучала. Толстячок то исчезал в поисках прекрасного, то возвращался. Сулин не метался, оставаясь верным своей новой знакомой. Голова товароведа лежала на его плече, он осторожно перебирал ногами, чтобы не спугнуть счастье.
«Так стоят лошади, — почему-то подумал Дмитрий. — Влюбленные лошади на ночном лугу…»
Перед закрытием ресторана Сулин и толстячок уже сидели за одним столиком с подругами. Фамилия толстячка была Здойченко. Он приехал в командировку и не терял времени. Он подмигивал Дмитрию и кричал:
— Шерше ля фам!
— Шерше, — отвечал Сулин и небрежно заказывал бутылку шампанского.
Ближе к полуночи, выпив на посошок, все четверо покинули ресторан. Сулин, очарованный звездами, предложил погулять.
— Вот приедем на место, — сказала некрасивая Таисия, — тогда и погуляем.
С полчаса они тряслись в длинном, как вагон, автобусе. Оставив позади шумные городские кварталы, долго ехали мимо складов и заводских корпусов. Вышли на конечной остановке. Места Сулину были незнакомы. Справа темнел лес, слева тянулись избушки, ждущие сноса. Вдали переливался огнями, точно стоящий на рейде пароход, новый микрорайон.
Где-то нехотя лаяли псы, отрабатывая дневной паек. Крепко держась за белый локоть товароведа, Дмитрий шел по темной планете, полный сладких предчувствий.
— И зачем это мужья женам изменяют? — игриво спрашивала Люба. — И чего им не хватает?
— Без женщин жить нельзя на свете… — не щадя горла, заливался где-то во тьме Здойченко.
Звонко смеялась счастливая Таисия.
— Вот вам и ответ, — улыбнулся Сулин.
Люба вдруг раскинула руки и страстно пропела: «Что по ночам так мучила меня!». Дмитрий понял, что требуется ответный гейзер чувств. Он прижал к груди воображаемую гитару и тонким голосом промурлыкал:
— Все это есть у испанки…
Никогда еще он не вел себя так легкомысленно и не получал при этом такого удовольствия. Таисия со своим кавалером свернула в какой-то переулок, а Люба и Дмитрий продолжали путь к девятиэтажным кораблям.
— Далеко вы, Люба, забрались, — натянуто улыбался Сулин, озираясь вокруг. — Интересно, как тут с преступностью?
— На прошлой неделе тело в кустах нашли, — бесстрастно сказала Люба. — По запаху…
— Убийство? — как можно равнодушней спросил Дмитрий.
— Прям уж! — она усмехнулась. — В дрезину пьяный. Говорят, трое суток в кустах провалялся…
В час ночи они, наконец, добрались до Любиной квартиры. Квартира была на третьем этаже, однокомнатная, с красивой мебелью.
— Сын-то где? — спросил Дмитрий.
— В деревне, у бабушки, — она протянула ему фотографию, — вот, полюбуйтесь на моего Сережку.
Большеглазый мальчик с аккуратной челкой сурово смотрел на Сулина.
— Красивый мальчик, — сказал Дмитрий, — очень похож на маму!
Люба расцвела от удовольствия и бережно поставила фотографию на трюмо. Ей нужно было переодеться, и Сулин вышел на балкон.
Ночной воздух приятно освежал нетрезвую голову. На востоке было светло от городских огней. Земля казалась плоской. Дмитрий запрокинул голову к небу. Медаль Луны была на месте. Темнела Вселенная, припорошенная созвездиями. Сулину почему-то стало грустно. Он представил себе, что в это же самое время его супруга крутит на юге роман с каким-нибудь ловеласом.
«Там ведь насчет этого просто, — думал он, — уложила ребенка спать и — полная свобода. И проверить ее невозможно. Тварь ты, Алиса, ох и тварь!..»
Теперь он почти не сомневался, что жена прелюбодействует на берегу Черного моря, под пальмами и магнолиями.
Люба неслышно появилась на балконе и, навалившись на перила, молча уставилась на звезды.
— Жене часто изменяешь? — неожиданно спросила она, перейдя на «ты».
— Часто, — быстро соврал Сулин.
— Часто — это нехорошо, — Люба вздохнула, — толку в семье не будет…
Они помолчали.
— А ты, если не секрет, почему с мужем разошлась? — спросил Сулин.
— Нудный был. — Люба постучала ладошкой по перилам. — Прямо сил не хватало… И все вроде говорит правильно, а слушать тошно. И пилит, и пилит, и пилит… Десять лет терпела…
— А сейчас чего замуж не идешь?
— Женихов нету! — она засмеялась. — Ты вот на мне не женишься?
— Я семейный, — смутился Сулин.
— То-то и оно, — Люба усмехнулась. — Все путевые мужики разобраны, а шаляй-валяй мне не нужны.
Дмитрию было приятно, что его отнесли к разряду «путевых».