Нам же осталось лишь определить исторический перевал, которым Ганнибал спустился в долину. Именно в этом вопросе в наибольшей степени проявили свой дух изобретательства профессиональные историки, исследователи-любители и эрудированные краеведы; именно эта тема стала главным сюжетом обширной литературы, уходящей корнями в плодородную альпийскую «почву». Впрочем, мы уже отсекли наиболее спорные варианты и благополучно «довели» армию Ганнибала до верхней долины Мориены. Пройдя ее до конца, миновав Модану, миновав деревушку Брамане, он должен был выйти в район Мон-Сенис, откуда открываются три дороги, между которыми и разделились симпатии исследователей. В рядах их славной когорты мы обязаны особо выделить врача и альпиниста из Гренобля Марка де Лавис-Трафор, который посвятил решению этой загадки многие годы своей жизни и в середине нынешнего века, кажется, его нашел. Искомый перевал, рассуждал он, должен удовлетворять определенному числу характерных особенностей, описанных в сохранившихся источниках. Очевидно, проще всего было бы «обежать» все окрестные кряжи с книжкой в руке; однако понятно, что такой поиск наугад вряд ли принес бы ощутимые результаты. Гораздо разумнее было, опираясь на достаточно точно установленные историко-филологические данные, заранее очертить некоторый вероятный сектор, удовлетворяющий заданным условиям.

Два перевала особенно привлекали внимание ученых: Малый Мон-Сенис и, особенно, перевал Клапье (Е. Meyer, 1958, р. 241; R. Dion, 1962, р. 538; W. Huss, 1985, р. 305). Однако после тщательного осмотра обоих горных участков Лавис-Трафор отдал предпочтение соседней с Клапье котловине, похожей на первую, находящейся на той же высоте (2482 метра) и отстоящей от нее всего на несколько метров. Это был перевал Савин-Кош. Он и в самом деле отвечает всем описанным в источниках критериям, включая особенности, которых лишен перевал Клапье. Здесь, в самом начале спуска, ведущего к Италии, имеются и насыпи обвалов, и область фирновых снегов, доставившая столько затруднений Ганнибалу, и чуть дальше — залитый солнцем альпийский луг, на котором отдыхали утомленные люди и животные. Таким образом, теперь мы можем полностью восстановить предпоследнюю фазу этого наитруднейшего перехода. По-прежнему следуя указаниям своих проводников-бойев, Ганнибал покинул долину Арка близ Браманса и повернул направо, к ложбине Амбен, в том месте, где теперь стоит прекрасная романская часовня Сен-Пьер д’Экстраваш, словно веха, отмечающая славный путь карфагенского полководца. Затем он спустился в ложбину Савин и устроил здесь, на берегу озера, стоянку — последнюю перед спуском. Между двумя котловинами-близнецами, Клапье и Савин-Кош, тянется возвышенность, с италийской стороны нависающая над руслом речки Кларе, впадающей в Риперскую Дуару чуть выше городка Сюза; отсюда, из низких речных долин, уже виднеется вдали Пьемонт.

Старания французского эрудита не прошли незамеченными и удостоились высокого признания. В 1961 году, уже после кончины энтузиаста, перевал Савин-Кош был официально переименован и в честь исследователя-любителя назван «проходом Лавис-Трафора». Но, наверное, еще большее удовлетворение ему принесло бы известие о том, что виднейший цюрихский специалист по этой проблеме признал его правоту и отказался от своей прежней версии маршрута Ганнибала через перевал Клапье в пользу перевала Савин-Кош (Е. Меуег, 1964, pp. 99-101).

Глава IV. Молниеносная война: от Требии до Канн

На первом этапе этого предприятия Ганнибал употребил свой стратегический гений главным образом на запутывание следов и захват противника врасплох. Мы помним, что П. Корнелий Сципион после короткой стычки с одним из отрядов Ганнибала, убедившись, что карфагеняне двинулись вверх по течению Роны и направились в сторону Альп, не стал их преследовать. Оставив основные силы своей армии брату Гнею, который в соответствии с первоначальным планом получил приказ вести ее в Испанию, Корнелий Сципион срочно вернулся в Пизу, сделав по пути краткую остановку в Генуе (Полибий, III, 56, 5; Тит Ливий, XXI, 32, 5; 39, 3). Пока карфагенский полководец пробирался со своими солдатами узкими альпийскими долинами, Сципион успел пересечь Этрурию, принять командование малоопытным войском преторов Л. Манлия Вулсона и Г. Атилия Серрана, все еще не оправившимся после поражения, которое нанесли им бойи. С этими силами Сципион двинулся к долине По и разбил лагерь в Плаценции (ныне Пьяченца), на берегу реки.

Достаточно взглянуть на карту, чтобы убедиться: сосредоточив здесь свое войско, Сципион пребывал в полной уверенности, что пунийцы спустятся с гор гораздо севернее, той дорогой, что ведет от Аоста долиной Балтейской Дуары. Единственным известным в то время перевалом, ведущим из страны кельтов в край тавринов, оставался перевал Мон-Женевр, и нет ничего удивительного в том, что римский военачальник ожидал появления Ганнибала со стороны Пеннинских Альп, у перевала Малый Сен-Бернар. Со своей стороны, Ганнибал знал от бойев, что римлянам неизвестен второй проход через Альпы, в районе Мон-Сенис, и он использовал это обстоятельство себе на пользу. Военная история Больших Альп вообще богата подобными «играми в прятки». В начале XVI века н. э. аналогичный маневр, только в обратном направлении, совершил Франциск I, что и помогло ему одержать победу в битве при Мариньяне (Меленьяно). Получив донесение, что швейцарцы ждут его возле перевала Мон-Женевр, он прошел через перевал Ларш. Ганнибалу аналогичная уловка позволила получить временную передышку и дать своим людям отдохнуть и набраться сил. Полибий (III, 60, 6) и Тит Ливий (XXI, 39, 1–2) поведали нам, в каком состоянии находилось наполовину растаявшее карфагенское войско — вспомним цифры, выбитые на стеле мыса Лациний: 20 тысяч пехотинцев и шесть тысяч всадников. Спустившись с гор, эти люди, измученные лишениями и опасностями сурового перехода, больше походили на дикарей, чем на солдат. Некоторое время спустя пунийцы захватили столицу тавринов, вероятно, будущий город Августа Тавринская (ныне Турин), взяв его после трехдневной осады. Для пущего устрашения перерезали всех жителей, оказывавших сопротивление. Но в подобной жестокости имелся свой глубокий смысл, который ясно понимал Полибий. Он поясняет, что галлы, обитавшие в долине По, занимали выжидательную позицию. В принципе они склонялись на сторону пунийцев, однако близость римских легионов заставляла их проявлять осторожность. Это хорошо сознавал и Ганнибал, которому нельзя было медлить с привлечением союзников.

Известие о том, что Ганнибал уже в Италии, мало того, уже успел захватить Таврин, вызвало в Риме род столбняка. Из Сицилии срочно вызвали второго консула Тиберия Семпрония Лонга, ранее отправленного в Лилибей для подготовки похода в Африку. За несколько месяцев, проведенных на острове, он развил бурную деятельность, заручился поддержкой сиракузского тирана Гиерона и с его помощью создал не только в Сицилии, но и на Эолийских островах целую систему укреплений против возможного вторжения пунийского флота. Затем он захватил остров Мальту, гарнизон которой сдался без боя. Однако теперь обстоятельства решительно изменились. Думать о войне в Карфагене уже не приходилось, потому что пожар начался в родном доме. В середине ноября, оставив Сицилию на попечение претора М. Эмилия, а охрану побережья Южной Италии с ее 25 военными судами его помощнику Сексту Помпонию, Семпроний вместе с войском прибыл на берега Адриатики, в город Аримин (ныне Римини).

Первое столкновение близ Тицина (ноябрь 218 года)

Семпроний еще не успел соединиться с войском Сципиона, когда произошло первое вооруженное столкновение обоих вражеских армий. Сципион перешел реку По и двинулся к западу, навстречу армии Ганнибала. Реку Тицин он преодолел по наскоро возведенному мосту, возле которого оставил для охраны небольшой отряд. Ганнибал в это время двигался по противоположному берегу По, так что, если верить Полибию (III, 65, 1), у римлян река оставалась слева, а у карфагенян справа. Накануне первого серьезного столкновения, имевшего огромное моральное значение, оба главнокомандующих старались максимально разжечь в своих солдатах боевой дух. Конечно, Ганнибал рисковал несравненно крупнее: ему приходилось идти ва-банк. В случае тяжелого поражения война для него закончилась бы, практически не начавшись. Напротив, победа гарантировала ему поддержку галлов, которые все еще наблюдали за развитием событий со стороны, а вместе с этой поддержкой у него появились бы и средства для продолжения военной кампании. Особое внимание, как свидетельствуют Полибий и Тит Ливий, он уделял психологической подготовке воинов, и последняя отнюдь не ограничивалась произнесением пламенных речей. Так, накануне Тицинской битвы Ганнибал «срежиссировал» для своих солдат целый спектакль. Перед солдатским строем собрали группу молодых галльских горцев, захваченных в плен во время перехода через Альпы, и заставили их тянуть жребий. Так было отобрано несколько пар, которым предоставили оседланных коней и знакомое каждому оружие. Затем им приказали биться друг с другом в смертельном поединке, причем победивший автоматически вливался в ряды пунийской армии [55].

вернуться

55

Этот знаменитый поединок изложен в книге, несколько неясно. В нем участвовали пленники, захваченные во время перехода через Альпы. Из них были специально отобраны самые молодые и выносливые для этого своеобразного спектакля. «К этому моменту Ганнибал подготовил их жестоким обращением: пленников держали в тяжелых оковах, мучили голодом, тела их были измождены ударами». Ганнибал велел вывести на середину лошадей, вынести великолепное оружие и плащи. «После этого Ганнибал спросил у юношей, кто из них желает вступить в единоборство друг с другом с тем, что победитель получит в награду выставленные предметы, а побежденный найдет в смерти избавление от удручающих его зол. В ответ на это все громко заявили, что желают идти на единоборство. Тогда Ганнибал приказал бросить жребий… Юноши подняли руки и молились, ибо каждый из них жаждал вытянуть жребий. Когда решение стало известно, вытянувшие жребий ликовали, а прочие печалились. По окончании поединка оставшиеся в живых пленники одинаково благословляли как победителя, так и павшего в бою, потому что и этот последний избавился от тяжких страданий, какие им самим предстояло терпеть еще. Подобные чувства разделяло большинство карфагенян: они раньше видели страдания уцелевших пленников, которых теперь уводили с собрания, и жалели их, а умершего все по сравнению с ними почитали счастливцем» (Полибий, III, 62).


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: