Что ж, боксер, наверное, смешно выглядел, а Бирюков из затруднительного положения вышел вполне успешно. Упав на правое колено, он замолотил незадачливому борцу сильный боковой удар по челюсти. Уж очень его разозлило, что этот, ушибленный, вдруг проявил такую прыть. Теперь он не притворялся неподвижным, очухается минут через пять в лучшем случае.

Только убедившись, что с этой стороны опасность больше угрожать не будет, Бирюков занялся упавшим предметом. Пистолет, дуло подлиннее, чем у его ПБ, навинчен круглый глушитель. «Ни фига себе! — Бирюков даже вздрогнул, словно от озноба. — Да ведь он этой игрушкой дырок во мне мог наделать, сукин сын.»

«Сукин сын» не подавал признаков жизни, посреди его лица чернело пятно. Рядом сидела женщина в спортивном костюме желтоватого, словно пух недавно вылупившегося цыпленка цвета, и тоже ошарашенно смотрела на тело.

Словно вспомнив о чем-то, Бирюков выхватил из кармана пистолет.

— Сколько их было?! Двое или больше?

— Двое, — прошелестело в ответ.

Он вскочил, поплотнее захлопнул стальную дверь.

— Уфф! — Бирюков шумно выдохнул, чувствуя, что по спине у него Ниагара стекает. — Закройте эти ваши чертовы защелки-задвижки.

Рытова не заставила себя долго ждать, она живо вскочила с пола и быстренько управилась со сложной системой запоров.

— Так, — Бирюков наклонился к тому типу, который раньше прятался за дверью. Сюрприз — он был в бронежилете. Хорошо, что не стал палить в него сдуру, ноль эффекта и перевод патронов, А в кармане куртки у него — точно такая же штуковина, как и у товарища, пистолет с глушителем. Неплохо, неплохо, так они с Клюевым вообще на целый полк вооружения насобирают.

— Вот записка, — он протянул записку Рытовой, — я и в самом деле от Клюева.

— Знаете, я это сразу поняла, — она, кажется, острить пытается?

— Это хорошо, веревку какую-нибудь приволоките или поясок. Да поживее, неровен час этот очухается. — Про «того» он старался не упоминать, словно его вообще не было в квартире.

Рытова принесла капроновую веревку, ждать пришлось совсем недолго. Бирюков перевернул тело на спину. Молодой, лет двадцать пять, стрижен коротко, одет не слишком шикарно, полуботинки только новые, кожаные, фирменные, куртка небогатая, джинсы ношеные. Откуда же эти бравые ребята? Если из «конторы», то его, Бирюкова, дело дрянь. За того, с проломанной переносицей дадут гораздо больше, чем обещал лет десять назад Широков.

Он покачал головой, опять перевернул парня на живот, завел ему руки за спину, крепко связал в запястьях. Потом свободный конец захлестнул вокруг щиколоток, подтянул ноги к рукам, сделал еще пару узлов.

Поднявшись с пола, он скомандовал Рытовой:

— Собирайтесь поживее! Возьмите только самое необходимое.

Бирюков тут же поймал себя на мысли, что, наверное, выражается штампами, как в дешевых приключенческих романах: «мысль работала лихорадочно, он лихорадочно размышлял» и тому подобная дребедень. Но ведь его и в самом деле знобило, будто он озяб. «Ну-ну-ну, — издевательски обратился он к самому себе. — И так ведет себя тип, уверенный в том, что в этой жизни он совсем не нуждается и готов без сожаления расстаться с ней в любой момент.»

И разом пришло опустошение. Даже скука.

Он подошел к лежавшему навзничь. Густая темная кровь, стекая по щеке, образовала па паркете небольшую лужицу. Ни на что не надеясь, Бирюков пощупал сонную артерию. Пульса не было. Н-да... Как выражаются в подобных случаях, что и требовалось доказать. И на этом пуленепробиваемый жилет. Не спасший владельца от перелома черепа. В карманах куртки ничего не оказалось — ни денег, ни ключей, ни билетов, ни документов. Мать-перемать, инопланетяне они. что ли?

— Эй, — он не знал, как обратиться к Рытовой. — Мадам, вы скоро?

— Сейчас, сейчас, — послышалось из комнаты. Бодро так произнесено, словно они на вечеринку собираются.

«Вот нервы у бабенки! Или она к подобным представлениям привыкла уже?»

Рытова появилась в прихожей. Платье из темного шелка, кожаная курточка, тяжелая черная сумка из синтетической ткани перекинута через плечо. Туфли на высоких каблуках.

— Далеко вы в такой обуви собрались идти? — хмуро спросил Бирюков.

— У меня здесь вот... еще есть, — она похлопала рукой по сумке.

— Ладно, — он вздохнул. — Слушайте внимательно. — Бирюков сам себе удивлялся, будто со стороны себя наблюдая: спокоен, спокоен, абсолютно спокоен, деловит, распоряжения какие-то отдает. — Сейчас вы спуститесь вниз и как можно быстрее поедете... — он два раза повторил адрес. — Там вас ждет Клюев. Скажите, что Валерий Николаевич следом будет. Если вас кто-то остановит, не вздумайте проболтаться насчет адреса.

Она послушно кивнула.

— Постарайтесь побыстрее добраться, — продолжал Бирюков. — Машину какую-нибудь остановите, лучше такси. Прямо перед домом этого делать не стоит — машину ловить. И вообще, давайте лучше поступим вот как — вы отойдете на достаточно большое расстояние от дома, чтобы я смог видеть вас и убедиться в том, что с вами все в порядке. У вас тут какое-нибудь окно выходит в соседний двор?

— Из спальни. Там лоджия закрытая, — Рытова указала пальцем с наманикюренным ярко-красным ноготком на дверь комнаты, из которой вышла.

— Годится. Идите. Нет, стойте. Адрес повторите.

Она повторила.

Бирюков прильнул к глазку в двери. На площадке никого.

— Идите. По лестнице спускайтесь. Лифт не вызывайте.

Проследив в глазок, как Рытова послушно миновала дверь лифта и стала спускаться по лестнице, Бирюков осторожно проследовал в спальню. Деревянная дверь с богатой резьбой оказалась закрытой. Он было взялся за ручку двери, но тут же отдернул руку, вытащил из кармана носовой платок, обернул им ручку и повернул ее.

Если бы Бирюков не знал ситуации, в которой оказалась Рытова и ее друг, он при виде убранства спальни произнес бы сакраментальное: «Везет же некоторым». Но сейчас у него в сознании, как рондо, прокручивался обрывок песенки: «Огурчики соленые, а жизнь пошла хреновая.» Осложнилась жизнь, что и говорить. Неслышно ступая по роскошному толстому ковру кремового цвета, Бирюков прошел к двери на лоджию, так же обернув ручку платком, дверь открыл. Минуты через три Рытова возникла в поле его зрения. Она пересекла дворик, пошла вдоль глухой стены стоящего напротив дома. Перед тем, как свернуть за угол, обернулась и помахала рукой.

«Мадам хладнокровны или бывали уже в подобных переделках? Но в любом случае истеричкой ее не назовешь, как мне раньше показалось. И вообще она весьма неплохо выглядит. Клюев весьма точно описал в нескольких словах: выглядит лет на пять моложе истинного возраста. Однако мне пора исчезать.»

Когда Бирюков уже выходил из спальни, возникший позади звук .заставил его вздрогнуть. Тьфу, черт, телефон! Аппарат в стиле ретро, под модель начала века. Накрыв трубку платком, Бирюков осторожно поднес ее к уху.

— Алло! — голос низкий, хриплый, скрежещущий даже какой-то. Так и видится на том конце провода мужчина крупный, в годах, злоупотребляющий спиртным, неисправимый курильщик.

— Да, — Бирюков постарался говорить тоже сдавленно-хрипло, максимально искажая голос.

— Семен? — спросил голос в трубке.

— М...м, — ответил Бирюков.

— Семен, еть-мать, отвечай, какого ты хера молчишь?

Бирюков положил трубку на рычаг, быстро вышел из спальни. Подходя к стальной двери, он еще раз проверил, как связан тот из незваных гостей Рытовой, который остался в живых. Нормально связан, надежно. В себя еще не пришел, а если и пришел, то вида не подает. Правильно делает. Кого же из них Семеном зовут?

Тщательно протерев платком те места на входной двери, которых он мог касаться, Бирюков прикрыл за собой стальную махину и устремился к лестнице. Никто не встретился когда он спустился, только у входа в подъезд малевали цветными мелками что-то на крылечке мальчонка лет пяти, одетый в яркую оранжевую курточку и его сверстница в синем комбинезоне.