Клюев шел вразвалочку, словно за бронированной дверью его и в самом деле ждал слегка захмелевший хозяин или благоухающая духами хозяйка с волнительной грудью в глубоком вырезе халата: «Сколько можно! Заждались.» Клюев сказал, что вероятность засады составляет не более десяти процентов. А вдруг эти десять в сто превратятся?.. Бирюков нащупал рукоятку пистолета в кармане куртки. Ему все происходящее казалось нереальным — теплый апрельский вечер, жилые запахи подъезда, неясный свет от лампочек, то ли еще с прошлого года засиженных мухами, то ли не очищенных от позапрошлогодней побелки.
Третий этаж. Знакомая дверь тускло поблескивает. Клюев подошел к двери все той же расслабленной походкой, толкнул дверь. Не поддается. Тогда он достал связку ключей, взятых у Рытовой, безошибочно нащупал нужный ключ, воткнул его в замок, повернул два раза. Затем резко, как это делал сегодня утром Бирюков, толкнул дверь, предварительно сделав Бирюкову знак, чтобы тот ушел в сторону. Вслед за этим он мгновенно скрылся в проеме, скользнув куда-то вбок.
— Стой там, пока не позову, — негромко произнес Клюев откуда-то из глубины квартиры.
Бирюков подивился, как ловко Клюев растворился-исчез — словно шторка за объективом фотоаппарата сработала, но тот десяток секунд, что он пережидал, показался ему вечностью.
— Николаич, быстро сюда! — услышал он наконец свистящий шепот.
Бирюков живо юркнул в прихожую.
— Дверь захлопни.
Бирюков, стараясь не прикасаться к двери ладонью, неловко толкнул ее запястьем.
— Менты здесь рыться не будут, — наверное, Клюев комментировал его действия.
В руке Клюева сверкнул маленький электрический фонарик.
— Молодец. Рытова, вполне точно сообщила мне координаты этой коптилки. Нашел почти сразу.
Бирюков был ошарашен: он что, наличие засады проверял или все время искал фонарик?
— Николаич, ты в каком месте вражину грохнул, где он лежал?
Луч фонарика заскользил по паркету.
— Вроде здесь, — неуверенно произнес Бирюков, — Но кровь должна была остаться.
— А им ни к чему следы оставлять. Они были просто счастливы, когда, придя сюда, обнаружили дверь незапертой. И павших братьев убрали, и паркет вытерли. Больше они ничего здесь не делали?
Он не спеша прошелся по всем комнатам. В гостиной и в самом деле было разбито балконное окно. Все правильно, проникли снаружи, осколки внутри валяются.
— Все больше я тобой восхищаюсь, Николаич, — тихо сказал Клюев, — как же ты их двоих не побоялся, да еще вооруженных?
— Так ведь я как тот калмык или какой-то другой друг степей по расхожей байке барана целого съедает за раз, — таким же приглушенным голосом ответил Бирюков. — Барана-то ему из-за спины подают, отдельными кусками. А ежели бы всего сразу увидел, ни за что не съел бы. Одного я вообще не видел, а другого увидел сразу, раздумывать некогда было.
— Как бы там ни было, Николаич, ты профессионалов завалил. «Спецуру». Может быть, ребятишки имели раньше — или теперь имеют — отношение к армии или к «конторе». Но почерк у них... шкодливый какой-то.
Они неспешно покидали квартиру Рытовой, не забыв захлопнуть за собой дверь.
Уже в машине Клюев произнес:
— Я больше всего боялся на двери печать обнаружить. То есть, ментовскую печать. Ситуация, что и говорить, расхожая: дверь могла приоткрыться, кто-то из зловредно-внимательных соседей мог полюбопытствовать и... Но можно, ха-ха, представить и вообще комическую ситуацию: ментов вызывают, а те не реагируют. А чего — изрешетят из «Калашниковых», а вдове медальку посмертную передадут и помощь в размере годовой зарплаты. А потом вдову и детей если они имеются, напрочь забудут. Что же, будем считать, что квартира Рытовой снята с чьего-то контроля. Чего мы наверняка не можем сказать о квартире господина Рогунова и о квартире господина Клюева тоже. Будут мстить за смерть павших товарищей. Но ведь мы их, козлов, не трогали, Николаич, они же первыми начали. А они, сцепив зубы и оставляя глаза сухими, теперь...
— Извини, Женя, я не шибко во всей этой кухне разбираюсь, — перебил его Бирюков. — Тебе, как профессионалу, конечно, виднее, но сдается мне, что это не «контора».
— Так-так-так, Николаич, это уже интересно. А почему ты думаешь, что это не «контора»?
— Ну, честно говоря, я не знаю достаточно определенно, на что твои коллеги способны, так, понаслышке только... Но так грубо они работать, наверное, не стали бы. Это во-первых. А во-вторых, зачем им на балкон карабкаться? Они на законных основаниях могли бы потребовать от Рытовой, чтобы она им дверь открыла. Показали бы свои удостоверения — даже в глазок, если бы она опасалась впускать — и все в ажуре.
— Браво, Николаич! Ну конечно же, все очень логично. Если не принимать в расчет ту версию, что и «контора» могла быть замешана в чем-то... антиконституционном, одним словом. Влад-то вон какой шустряк! В Швейцарию мотался к «гномам». Знаешь всякие расхожие ситуации — «золото партии» и тэдэ, и тэпэ.
— «Контора» сделала бы обыск у Рытовой, а эти, похоже, ничего и не искали. Просто ждали того, кто придет. Не проявляли никакой инициативы, словно приказ чей-то исполняли.
— Значит, не «конторские»? — Бирюкову показалось, что Клюев усмехнулся в темноте.
— Конечно. Те, если даже не стали делать обыск, уничтожили бы все, чтобы и другой никто не нашел. Ну, в случае, если они компромат какой искали на партию эту самую или на себя. Пожар бы устроили, сделав все так, что комар носа не подточил бы — очень достоверная имитация короткого замыкания.
— Верно, Николаич, литературы, ты, наверное, много по этой части прочел.
— Не подкалывай, Женя, дай мысль развить.
— Развивай, молчу.
— Вот, а «крутые» ребята, если бы им Влад задолжал что, вообще квартиру Рытовой вверх дном перевернули бы, а потом уж сожгли и имитациями бы себя не затрудняли. И так называемой российской мафии здесь не наблюдается, во всяком случае, самого вульгарного eе варианта.
— Ну, сэнсей, гениально. На этот раз я вполне искренне это говорю. И кто же это по-твоему был?
— Не знаю, Женя. Организация — это точно. Однако, как ты недавно выразился, со шкодливым почерком. Не хотят «светиться», хотя могут достаточно много. Как мячик палкой из-за забора достают.
— Ладно, Николаич, куда мы теперь поедем?
Бирюков повернулся и внимательно посмотрел на него — лукавое выражение вроде бы мелькнуло в лице Клюева, насколько это можно было уловить при слабом освещении.
— На квартиру Рогу нова, куда же еще, — проворчал Бирюков.
— Ты уверен, что нам туда надо ехать?
— Будто ты сам в этом не уверен...
— Все ты вперед знаешь, — деланно засокрушался Клюев. — Сколько у нас времени? Без двадцати одиннадцать. Время, конечно, еще раннее для таких дел, погодим.
К дому Рогунова они подъехали в час двадцать.
— Так-так-так, — деловито начал Клюев, выйдя из автомобиля. — Где же этот искомый балкончик, где окошечки? «Сквозь чугунные перила ножку дивную продень». Придется ножку продевать, сквозь дверь тут не проломишься. Дверь у него раза в два покрепче, чем у Рытовой. Я ему визит наносил месяца два назад, за полчаса до весны.
Дом был еще дохрущевской постройки. Пятый этаж, на котором размещалась квартира Рогунова, находился примерно на той же высоте, что и седьмой в домах, построенных позже. Хорошо еще, что пятый был этажом последним. Входная дверь подъезда открывалась жильцами изнутри, после вызова по переговорному устройству, и представляла проблему трудноразрешимую. Наивно было рассчитывать на то, что, нажав все кнопки сразу и прокричав пьяным голосом: «Маня, отвори, это я — Ваня!», можно было услышать долгожданный щелчок автоматической защелки изнутри. Нет, в результате — в лучшем случае — послышались бы только угрозы вызвать милицию.
Но худа без добра не бывает. На глухой торцовой стене висела пожарная лестница — ржавая на ощупь, когда Клюев, подпрыгнув, ухватился за нижнюю перекладину, но обещавшая не рухнуть хотя бы под его весом. Клюев повисел, подергался, пораскачивался, потом спрыгнул, отряхнул ладони от ржавчины и сказал: