— Они его продают, Женя, — Влад попытался подмигнуть, но это у него плохо получилось, он болезненно поморщился. — Сначала оно попадает в Азербайджан. Воздушным путем. Потом в Иран, курдам, палестинцам. Много куда идет оружие, я толком и не знаю. Скорее всего, счета, с которых нам валюта перечислялась, были подставными. Погоди, Женя, я забуду спросить тебя после: ты вообще-то... откуда про все узнал?

— Из твоей записной книжки и «левого» гроссбуха, Я у тебя под крышкой стола их нашел, верну как-нибудь. А чего не узнал, то додумал с большей или меньшей степенью точности. Ладно. Влад, ты сейчас устал, как я вижу. Отдохни, у нас время еще будет побеседовать на эту тему.

— Ладно, Женя. А за границу мне уезжать надо, ты прав. И Галину я с собой обязательно возьму. Но ведь ты-то останешься здесь. Ты для них будешь, как кость в горле.

— Ну, кто там кость в горле, а кто соломинка в заднице, как выражалась приятельница Швейка, это еще разобраться надо. Ты же будь счастлив, что Павленко тебя не ликвидировал. Его советник верный выход ему подсказывал. Я бы на месте Павленко так и поступил после того, как убедился, что выжать из тебя нечего. Дружеские отношения прекращены, деловые тоже. Ты для него более опасный свидетель, поверь мне. И мой тебе совет — как только окажешься в безопасном месте, подыщи издателя и опубликуй все, что у тебя есть про Павленко.

— Ха-ха-ха, — захрипел-забулькал Влад. — А на следующий день после публикации правительство России потребует моей экстрадиции как государственного преступника. А ведь выдадут, и срок мне дадут максимальный — одному мне. А генералы, как всегда, легким испугом отделаются.

— Ну-у, Влад, ты меня удивляешь! Неужели я должен учить тебя, журналиста, тому, как надо подавать материал?

— Хорошо, — хмыкнул Влад, — я подумаю.

— Вот-вот, подумай на досуге. И мне тогда более складно излагать будешь...

8

Так, в том капонире «мигарь» стоит на боевом дежурстве. В этом, что поближе, тоже МИГ. И почти никакой охраны, заходи и бери, что хочешь. Солдатики спиртягу из него наверняка сливают. И «салаги» сливают, и прапорщики. Так всегда в авиации было. Аэродромная охрана ленива, она вряд ли за час обход совершает. Но при случае, конечно, могут полоснуть очередью. Велика вероятность, что и солдатики из аэродромной охраны тоже пьяны. Главная закавыка — те десять волков в красных беретах, что наблюдают за погрузкой. Скорее всего, они груз и сопровождать будут.

«Антей» загружался основательно. Три самоходных артиллерийских установки, пять БМП и контейнеры, контейнеры, контейнеры, которые погрузчик возил по наклонному трапу в ненасытное чрево самолета.

— Спокойненько загружаются, не торопясь, как будто так и надо, — прокомментировал Ненашев.

— Вот именно — так и надо, — откликнулся Клюев. — Руководит погрузкой какой-нибудь офицерик, самое большее, в звании капитана. Ему и в голову не придет задуматься над тем, кому этот груз предназначен. Тому, кому надо, вот и весь сказ. Столько грузим, сколько надо. Его дело, капитана этого, проследить за правильностью загрузки, за тем, чтобы дисбаланса не было, чтобы при взлете и посадке ничего не поехало и не покатилось внутри. А уж «салагам», которые сейчас пыхтят, круглое таскают, плоское катают, и вовсе вредно голову такими вещами забивать — что, кому да зачем. Экипаж самолета, естественно, в курсе всей стратегии. Каждый в звании минимум подполковника. Этим мужикам за молчание платят. Естественно, в ведомости за эту прибавку к жалованию они не расписываются. Еще они подписали бумагу, что обязуются не разглашать сведения о характере груза, о маршруте — вообще никаких сведений. Это и есть военная тайна. Приказано — и все тут. Как в осажденный Ленинград летали и что-то возили — что именно, фиг его знает. Как-то ящик разбился при погрузке, что-то потекло липкое и сладкое. Оказалось — ананасный сок для товарища Жданова с сотоварищи. Может быть, байка, а скорее всего, что нет. Военный намного менее любопытен, чем гражданский, он свято соблюдает разные уставы, к чему его постоянно призывают лозунги и о чем ему постоянно твердит начальство.

Да, охрана опасна на земле. В воздухе от нее опасности не больше, чем от акулы, выброшенной на берег — важно только не приближаться к ней излишне. Затеять перестрелку в самолете с грузом боеприпасов только псих может, а таких, как известно, в военной разведке не держат. Ладно, ситуация понятна.

Схема переброски груза оказалась простой: самолет держит курс якобы на аэродром в Моздоке, потом резко сворачивает вправо и приземляется неподалеку от Грозного. Здесь он быстро разгружается и возвращается. Дудаевские «соколы», разумеется, его пропускают, российская ПВО не реагирует. Рейсы почему-то совершаются только ночью.

Они проследили за двумя рейсами, а с той стороны за приземлениями самолетов следили люди Тенгиза. Оба раза самолеты приземлялись на одном и том же аэродроме. На третий и встретить бы не мешало.

— Алло, Тенгиз, я тебя приветствую! Тенгиз, мой кунак Дабиев как себя чувствует? Очень хорошо, что у него челюсть заживает, надо мне будет кое о чем расспросить его. Тенгиз, мы завтра утром вылетаем. Приготовь там все. Я с другом в этот раз.

— Алло, девушка! Ксюшу можно? Не работает сегодня? Ох, как жаль, красавица! Откуда я знаю, что вы красавица? По голосу слышу, сердцем чувствую. А Валя есть? Тогда Валю мне, пожалуйста. Да-да, меня на всех хватит. Валя, я так рад слышать твой голос. Очень бы хотелось увидеть тебя живьем. Па-анимаешь, какое дело, срочно в Тбилиси нужно, завтра утром. Валя, отговорок не принимаю. Только я не один, товарищ со мной будет, постарайся, заранее благодарен.

Как только из пункта загрузки поступил сигнал — нажал кнопку на портативной радиостанции Бирюков — с аэродрома под Тбилиси поднялся небольшой самолет и взял курс на север. До цели, то есть, до места выброски десанта самолет должен был преодолеть около ста двадцати километров. Последние тридцать километров были особенно опасными — до Грозного недалеко, могли подняться в воздух истребители, могла быть задействована зенитная артиллерия.

Но сначала были горы: зеленые ущелья, изумрудные долины, серые в надвигающихся сумерках альпийские луга, по-дневному ярко сияющая вершина Тебулосмты. Самолет очень низко прошел над вершиной, казалось возьми он чуть влево, и зацепит крылом за гребень, торчащий из зеленой массы ледника. Внизу с запада на восток четко пролегал Скалистый хребет, словно и не было минимальной высоты, словно географическая карта лежала внизу. Самолет следовал за рельефом местности, всегда выдерживая минимальное расстояние от поверхности — метров триста, не больше. А когда началось плоскогорье, высота полета снизилась вообще до двухсот.

Предстояло довольно сложное развлечение — прыжок на сверхмалой высоте. Высота — двести метров или чуть больше. С каждой минутой аэродром приближался. Подлетишь на расстояние меньше, чем двадцать километров, рискуешь нарваться на огонь зениток, а если выбросишь десант слишком далеко от аэродрома, ему предстоит совсем непростая задача — пробираться по незнакомой, кишащей боевиками территории на своих двоих или используя попутный транспорт. Попутный транспорт резоннее всего угнать.

Теперь в группе Клюева, считая и его самого, было десять человек. Новым был Ненашев и еще трое — люди Гвирии, а пятеро — те же, что действовали под Гудаутой недели две назад. И здоровяк Дато, и громила Клим, и неулыбчивый, со свернутым набок носом Андрон, и приятель его Косяк, и другой грузин Важа. Скорее всего, что это не имена или фамилии — клички. Неважно, как кого зовут, важно, что группа проверенная. И хотя на дело идут, как всегда, не из спортивного интереса, Тенгиз платит по обычной таксе, но дело предстоит — из ряда вон. Надо угнать большой транспортный самолет с территории, как ни крути, занятой противником. Это во-первых. А во-вторых, самолет принадлежит России.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: