— Колымага? — вроде бы рассеянно спросил Беклемишев.

— Ты анекдот помнишь о мужике, читавшем газету в то время, когда его жена стирала?

— Помню, а что? — насупился Беклемишев.

— Так вот, тот мужик оторвался от чтения и заметил жене, что ее, мягко говоря, трахают. Жена изобразила крайнее удивление; «А ить и пра-авда!» Это я про «Вольво».

— А ить и пра-авда! — передразнил Беклемишев. — Когда спишь только с одной чужой женой, то знаешь, откуда ожидать подлянку, а когда с несколькими, то положение усложняется. Не такой уж я заурядный парнишка, чтобы мне никто внимания не уделял. Достаточно, знаешь ли, плохих ребят, желающих из чувства ревности и зависти испортить мне здоровье.

— Ясно. «В меня влюблялася вся улица и весь Савеловский вокзал. Я знал, что мной интересуются, но все равно принадлежал». Так, что ли?

— Что-то вроде того.

— А чему больше завидуют плохие ребята — твоему здоровью, твоей удачливости в делах или твоей бешеной популярности?

— Пошел ты в задницу!

— Только в том случае, если тебе удастся оторваться от «Вольво». Моя «пушка» где?

— Там же, где была и раньше — в твоих штанах.

— Блестящая острота. Бон мот, как гутарют в Париже.

— При чем тут острота? В заднем кармане твоих вонючих старых портов, а они вон на заднем сиденье валяются.

Клюев перегнулся через спинку сиденья, достал «стечкин».

— Как ты думаешь, — спросил он Беклемишева, — в «Вольво» едут менты, «контора» или плохие ребята? «Тачка» казенная или угнанная?

— Собственная, купленная на кровные «зеленые», заработанные тяжким трудом чистильщика унитазов в российско-мавританском СП.

— А лихо тот плохой парень водит, — заметил Клюев, —. я имею в виду того, что «Вольво» ведет.

— Может быть, — проворчал Беклемишев. Посмотрите направо. Там — Пятницкое кладбище.

Он резко свернул направо и проскочил под светофор в тот момент, когда желтый сигнал сменился красным. Потом «джип», лихо понесся вдоль полотна железной дороги.

— В самый раз в Сокольники удирать, — сказал Клюев.

— Чую я, ставки в предстоящей игре будут покрупнее, чем сегодня утром в Измайловском парке.

Его предположение подтвердилось довольно скоро, когда Беклемишев понесся вниз по Ростокинскому проезду. Здесь машин было мало, а при взгляде направо рябило в глазах от буйного смешения белого и зеленого цветов — стволы березок и молодая листва. Вот здесь-то, в этом идиллическом месте, из «Вольво» и шарахнули автоматной очередью, к счастью, только слегка задевшей крышу «джипа».

— Ну, педерасты, — заскрипел зубами Беклемишев, — совсем обнаглели. Сейчас начнем разбираться по-крупному. Слушай, метрах в трехстах отсюда будет небольшая полянка. Я сброшу скорость и резко дам вправо, через пешеходную дорожку. Ты, как только на травку въедем, вываливайся.

— Лады, — Клюеву не надо было растолковывать, что следует делать после того, как он «вывалится».

Когда «джип» пересек пешеходную дорожку, Клюев крепче ухватил рукоятку пистолета, резко распахнул дверцу и изо всех сил оттолкнулся ногами. Пролетев по воздуху метра три, он привычно убрал голову, подставляя прыгнувшему навстречу травяному ковру сначала плечо, потом лопатку и согнутую колесом спину. Против ожидания, ничего твердого на земле не оказалось — ни пенька, ни камня. В нос ударил запах травы, перепревших листьев и еще чего-то, неуловимо связанного с майским лесом.

«Это май-чародей, это май-раздолбай веет свежим своим опахалом», — вспомнил Клюев свою прибаутку, получившуюся от глумления над классикой. Трава сочная, костюмчик за полтыщи «баксов» испорчен безнадежно. Плохие ребята должны за это понести наказание.

Клюев укатился за ближайший куст и встал на правое колено. Через несколько секунд появились и плохие ребята. «Вольво» последовал примеру беглецов и тоже вырулил на полянку. И здесь действия преследователей стали напоминать дешевый боевик. Автомобиль затормозил, из него выпрыгнули два темноволосых парня в спортивных костюмах, держа в руках короткоствольные автоматы. Они не придумали ничего лучшего, как, идя во весь рост, попытаться расстрелять «джип» и его водителя. То ли они были настолько неопытны, то ли настолько самонадеянны, но по сторонам они не смотрели и на Клюева, следовательно, не обратили внимания. А тот, тщательно прицелившись, короткой очередью в голову — под спортивной курткой мог оказаться бронежилет — свалил сначала одного стрелка, затем тремя одиночными выстрелами успокоил второго.

Беклемишев палил из своего «кольт-агента» тридцать восьмого калибра скорее для того, чтобы убедиться в безвредности незнакомцев, пожелавших из черной зависти подорвать его драгоценное здоровье. Он расстрелял весь барабан.

— Фраер ты, шериф, — бросил Клюев, наклоняясь над одним из преследователей. — Это твои «клиенты»? По Кавказу, говорю, ты специализируешься?

Беклемишев только ошалело помотал головой.

— Что это у них за хреновины? — он указал стволом револьвера на оружие кавказцев.

— Ага, не все, выходит, ты знаешь столичный житель, — удовлетворенно констатировал Клюев, — Это, дядя, мэйд ин Чечня. «Борс» называется, то есть, «волк» по-ихнему. На основе «узи» слепили. Ворованным, видишь ли, не довольствуются, развивают свой ВПК. Но ты же видишь, какое дерьмо этот «Борс».

Они быстро обыскали «Вольво». Ничего, кроме десяти с лишним тысяч рублей в ручной сумке, двух запасных магазинов к автоматическим пистолетам и двух кожаных курток не было обнаружено.

— Один и тот же почерк, — сказал Клюев. — Таких ребят можно теперь встретить на всех меридианах, от Минвод до Лос-Анжелеса, штат Калифорния. Исполнители, мать их так. Приехали, «замочили», получили гонорар, вернулись родной аул. Давай-ка отсюда сматываться поскорее.

Беклемишев быстро вывел «джип», кузов которого был прострелен в нескольких местах, из леса. «Вольво» сиротливо стоял на полянке. Прозвенел-пролязгал трамвай в сторону Останкино, тучка собиралась брызнуть мелким дождичком, парень с девушкой брели вдоль леса. Никто ничего не заметил.

«Джип» покатил через Сокольники. Тучка, пришедшая с севера, все-таки догнала его. Асфальт потемнел, потом заблестел. Донеслись раскаты грома.

— Сегодня четверг? — спросил Клюев.

— А? — Беклемишев машинально бросил взгляд на часы. — Да, четверг, тринадцатое.

— После дождика, значит, в четверг.

— О чем ты?

— О том, что ты грозился оторваться от «Вольво» и оторвался-таки. После дождика в четверг.

— Я еще до дождика оторвался.

— Только с моей о-очень активной помощью.

— Можно подумать, я без тебя не сделал бы этого.

— Сделал бы, кто же спорит. Слушай, Кирюха, не томи душу, скажи, что это были все же твои «клиенты». Я без малого месяц в бегах, прыжках и кульбитах. У меня складывается впечатление, что это ннкогда не кончится. Вроде бы я никому уже и на фиг не нужен, всех успел «засветить». Что они, из мести меня теперь «достают»?

— Я, знаешь ли, ничего не понимаю, — сокрушенно признался Беклемишев. — Как на меня такие дилетанты могли «наехать»? Ведь щенки, придурки.

— Верно, щенки, придурки. Но она при всем желании — нашем желании, естественно, — уже не смогут сказать, кто же их послал. Дождь смывает все следы.

— Но они явно не из той «колоды», в которой тасуются те мальчики, что вели меня сегодня утром, — уверенно заявил Беклемишев.

— Очень даже может быть, — согласился Клюев. — У тех и рожи вроде бы рязанские, насколько я успел рассмотреть. Ты, Кирилл, подумай все-таки: существует ли кто-то, кто мог на тебя этих щенков натравить?

— Да вроде бы существует, — нехотя буркнул Беклемишев.

— Во-о! Слава те, Господи, разродились! А то — «дилетанты, как могли?» Колись, поведай, кому не угодил, у кого изо рта кусок севрюжины вырвал?

— Да вроде бы, получается, у главного чеченца России, — Беклемишев блудливо улыбнулся. — Есть у него своя преторианская гвардия — из земляков его. Они моим работодателям досаждают. Нет, там дело не в примитивном вымогательстве...