Это был Бускарель, тесно связанный с торговым домом Иакова Гизульфо в Генуе и принимавший деятельное участие в делах этой фирмы. Возможно, именно Бускарель, отложив в сторону свой перевитый жилами лук и колчан с выточенными из березы стрелами, однажды написал от имени генуэзцев проект, поданный Аргун-хану.

Проект предлагал монголам захватывать торговые корабли на морском пути из Индии в Египет и заворачивать их к Ормузу. Через Ормуз генуэзцы надеялись перевозить в Индию дорогих азиатских коней, а из Индии — получать индиго и другие товары.

При жизни Аргун-хана, — следовательно, не позже 1291 года, — генуэзцы уже построили две галеры. Их собирались отвести в Басру и Ормуз для крейсерской службы на морских путях в Индию. Но среди генуэзцев начались раздоры, и это помешало завершить начатое дело

[14]

Бускарель де Гизульфо лично знал Сауму. Носитель лука присутствовал однажды на богослужении, которое Саума совершал в походной часовне самого хана Аргуна.

Во время пребывания Саумы в Генуе родные и знакомые Бускареля могли расспрашивать монгольских послов о том, как живет их земляк, телохранитель Аргун-хана. Впрочем, Бускарель вскоре получил возможность побывать на своей родине.

От башен Генуи посольство Саумы двинулось в Ломбардию.

И вот настал день, когда Саума и его спутники вступили в Париж. Гордый король Филипп Красивый встал при появлении уйгурского странника, когда королевские «эмиры» ввели его в дворцовые покои.

Больше месяца провели в Париже азиатские послы. Их водили в школы, где юноши изучали богословие и учение о звездах.

А однажды сам король показал гостю ларец из берилла редкостной красоты и прозрачности.

Из Парижа старый уйгур поспешил в Бордо, где в то время находился Эдуард Первый, король английский, в свое время совершивший путешествие в Палестину. Представляясь королю, «послы, прибывшие с восточных морей», заявили о желании монгольского хана Аргуна идти на завоевание Палестины и Сирии.

Король Эдуард, вспомнив дни, проведенные в Иерусалиме, обрадовался словам Саумы и принял из рук послов грамоту монгольского хана.

Зиму 1287/88 года уйгурский путешественник решил провести в Генуе, но новый папа, Николай Четвертый, поспешил вызвать Сауму в Рим. Он отвел гостю удобные покои и стал всячески ублажать приезжего из далекого Китая. Наверно, уже тогда у папы зародилась мысль превратить монгольского императора в своего духовного сына.

Папа не хотел отпускать от себя Сауму и предлагал ему навсегда остаться в Риме, но престарелый уйгур вернулся ко двору монгольского хана Аргуна.

Так закончились скитания Саумы. Он проехал на кыпчакском скакуне по полям Европы, взбудоражил своими рассказами воображение пытливых генуэзцев, римлян и парижан. Одежду старца, достигшего излучины Гаронны, шевелил ветер, летевший с Атлантики.

Оставшись наедине с собой в келье, старец Саума привел в порядок записи о своих путешествиях. Писал он по-персидски. Заметки эти до нас не дошли, но легли в основу сочинения неизвестного сирийца — современника Саумы и Маркоса. Сириец написал книгу «История мар Ябалахи III и раббан Саумы». Русский перевод «Истории» появился лишь в 1958 году. Эта книга дала нам возможности для новых разысканий, сопоставлений и догадок.

Саума возвратился из Рима в 1288 году, а весною следующего года ему пришлось немало потрудиться. Без сомнения, как посол он принимал участие в составлении письма Аргуна к Филиппу Красивому — огромной грамоты длиною в шесть с половиной футов, написанной по-монгольски, но уйгурскими буквами. На ней трижды оттиснута киноварная почать Аргуна.

Мусхэрил-Хурчи (Бускарель) взял с собой этот свиток и двинулся по следу Саумы в Рим и Париж.

В Риме генуэзец представлялся папе.

Свиток с красными печатями был вручен королю Филиппу Красивому. В грамоте сообщалось, что Аргун-хан готов выступить в поход для завоевания Иерусалима; монгольское войско придет к Дамаску, где будет ожидать прибытия союзников — крестоносцев из Франции и Англии.

Бускарель не только повторил, но и продолжил путь Саумы. В самом начале 1290 года ханский луконосец переправился на берег Альбиона и вступил в Лондон, где предстал перед королем Эдуардом, видевшимся с уйгуром Саумой в Бордо.

Снова начались разговоры о совместном походе крестоносцев и монголов в Сирию и Палестину. Эдуард Первый говорил Бускарелю, что Англия склоняется к союзу с монголами и Аргун-хан будет уведомлен о сроке выступления английских войск.

Появление Бускареля в Лондоне не могло остаться незамеченным для английских ученых. В то время был еще жив гениальный вольнодумец Роджер Бэкон, занимавшийся собиранием сведений о странах Азии. Он был лично знаком с Гильомом де Рубруком, знал о путешествии Плано Карпини. После своего освобождения из заключения Бэкон еще мог узнать о недавнем приезде посла монгольского хана в Лондон. Возможно, знаменитый старец услышал и о том, что английский король принимал у себя Сауму — человека, пришедшего в Западную Европу из страны великого хана.

Приблизительно в то время, когда Бускарель ездил в Париж и Лондон, Аргун-хан ожидал возвращения своих посланцев из Ханбалыка. Каким путем они шли в Китай — не установлено до сих пор. Известно только, что послов Аргуна звали Улатай, Апушка и Коджа. Аргун-хан поручил им доставить ему невесту, прекрасную княжну из племени баяут, по имени Кукачин или Кокечин.

Великий хан Кубилай с радостью взялся за сватовство, доставил невесту в Ханбалык и показал послам Аргуна. Она понравилась, и монголы стали собираться в обратный путь.

Тем временем в Ханбалык возвратился «из Индии из-за многих морей» неутомимый Марко Поло. Он познакомился и даже подружился с тремя послами Аргун-хана. Когда послы начали собираться в обратный путь, то слезно просили Кубилая отпустить вместе с ними умных и бывалых латинян — Никколо, Маффео и Марко Поло.

Великий хан дал милостивое согласие и пожаловал Поло свои дщицы — пайзы с надписями.

Кубилай дал Марко Поло поручения к папе Римскому, к королям Франции, Арагона, а может быть, и Кастилии и Леона и — что самое примечательное — к английскому королю

[15]

Итак, мы приходим к выводу, что Кубилай и Аргун-хан, как будто сговорившись между собой, сделали шаг к установлению связей с Западом, в том числе с Англией, причем Аргуну это дело вполне удалось.

Марко Поло отправился на родину. Плыл он из Китая морем до Персидского залива и высадился там, чтобы препроводить ко двору Аргун-хана не только его прекрасную невесту, но и не менее привлекательную китайскую принцессу, которую прочили в жены брату Аргуна. Принцессу эту Поло, по-видимому, взял с собой уже после выезда из Ханбалыка, на пути к кораблям, на которых он начинал сбой путь из Южного Китая.

Когда Поло прибыл на землю Ирана, он узнал, что Аргун-хана уже нет в живых. Монгольскую княжну пришлось отдать сыну покойного хана — Газану. Китайскую принцессу взял себе в жены брат Аргуна, новый хан Гейхату.

Марко Поло пробыл в Монгольском Иране не менее девяти месяцев. Это было в 1293 году. В то время еще был жив Саума. Он «устал от сурового образа жизни монголов и пребывания в пустынях», как писал его биограф. Саума жил тогда в городе Мараге, что близ озера Урмия, где высилась знаменитая обсерватория и находилась богатейшая библиотека.

Когда Марко Поло со своими спутниками искал Газана, чтобы передать ему из рук в руки привезенную из Ханбалыка княжну Кокечин, венецианцы были не очень далеко от Мараги, в городе Абхаре.

Находясь в державе иранских монголов, Марко Поло, по-видимому, был осведомлен о таких событиях, как поездка Бускареля в Париж и Лондон и посещение Тебриза монахом-миноритом Джиованни Монтекорвино.

В этих краях Монтекорвино побывал еще в 1288 году. Возвратившись в Рим, он готовил себя к более трудному походу в Китай — приводить в христианскую веру хана Кубилая. В письме папы Николая Четвертого к великому хану говорилось, что в свое время посольство Саумы хлопотало об отправлении католических священников в Китай. Поэтому папа просил Кубилая любить и жаловать Монтекорвино. С таким посланием и поехал калабриец-минорит в Персию, чтобы оттуда отправиться в хорошо знакомый Марко Поло Маабар — Великую Индию. Знаменитый венецианец, описывая Маабар, рассказывал, что люди там умеют заколдовывать рыб, добывают лучший в мире жемчуг, не жалеют никаких средств для приобретения коней, которых привозят туда из Ормуза.