Было воскресенье, и во дворце состоялся большой прием. Архиепископ Кентерберийский, епископ Лондона, канцлер, королевские министры, родовитые аристократы — все пришли выразить уважение королеве. Она принимала их в Присутственной зале, стены которой были украшены богато вышитыми гобеленами, а пол присыпан свежим тростником.

Народ толпился на улицах, чтобы увидеть впечатляющую процессию, и королева не отказывала своему народу в удовольствии видеть всю торжественность и роскошь. Елизавета всегда помнила, что стала королевой благодаря народу Англии, поддержавшему ее. И она не упускала случая доставить им удовольствие. Королева, например, могла, проезжая верхом сквозь толпу людей, остановиться и побеседовать с самым последним нищим. Тем самым Елизавета давала понять, что, хоть и является существом высшего порядка, сошедшей на землю богиней, она знает и любит свой народ и в каком-то смысле служит ему. В этом и заключался секрет ее необыкновенной популярности.

Я видела, как входили графы, рыцари ордена Подвязки, бароны. Потом появился канцлер в сопровождении двух рыцарей, один из которых нес королевский скипетр, а другой — меч государства в красных ножнах, украшенных лилиями. Королева вошла в залу сразу за ними, но, к сожалению, обремененная своими обязанностями, я вынуждена была покинуть Присутственную залу.

Меня всегда забавлял ритуал подготовки стола. Это было настоящее священнодействие. Этикет требовал, чтобы придворных дам, пробующих блюда королевы, было две — одна замужняя, другая девица, — и обе обязательно высокого происхождения. В тот день со мной в паре была юная графиня.

Вначале в залу вошел кавалер с жезлом в руке, а за ним показался другой, со скатертью. Вслед за ними вошла целая процессия, каждый участник которой что-нибудь нес — солонку, блюдо, хлеб… Я с трудом подавила улыбку, наблюдая за тем, как они преклонили колена перед пустым столом, прежде чем начать его накрывать.

Потом наступила наша очередь. Мы приблизились к столу. Я держала в руке специальный нож, предназначенный именно для этой церемонии. Мы взяли хлеб и соль и втерли их в тарелки, дабы убедиться в том, что они чистые. Только после этого в залу стали заносить кушанья. Я отрезала от каждого кушанья кусочки и отдавала их гвардейцам, также участвующим в церемонии. Они съедали все, что я им давала. Это делалось для того, чтобы защитить королеву от яда.

Когда гвардейцы закончили есть, трубы и литавры возвестили о том, что стол накрыт.

Королева, как правило, не сидела в общей зале. Она предпочитала есть в смежной с залой комнате. Как я и предполагала, королева велела позвать меня туда и позволила присесть рядом с ней.

Пока я рассыпалась в благодарностях, она внимательно рассматривала меня. Мне тоже ужасно хотелось увидеть, как ее изменили годы, но с этим не следовало спешить.

— Ты посмотри, как хорошо на тебя подействовала сельская жизнь, — сказала она. — И материнство тоже. Двое сыновей, говоришь? Надеюсь когда-нибудь увидеть их.

— Вашему Величеству стоит только приказать, — ответила я, хотя это и так было ясно.

Елизавета покивала.

— Многое произошло с тех пор, как ты была при дворе. Я так скучаю по своей дорогой сестре, твоей матери.

— Ваше Величество всегда были добры к ней. Она часто говорила мне об этом.

Неужели это слезы блеснули в ее глазах? Может быть и так — Елизавета всегда была сентиментальной по отношению к тем, кого считала настоящими друзьями. А мама, без сомнения, была одной из них.

— Она умерла слишком молодой, — это уже звучало как упрек.

Кому? Маме, за то, что оставила ее? Богу, за то, что забрал ее и тем расстроил королеву?.. Катерина Ноллис! Как вы смели оставить свою королеву, когда вы нужны ей!.. Господь Всемогущий! Зачем забрал у меня мою добрую Катерину? Эти мысли вертелись у меня на языке, но я напомнила себе об осторожности. Хотя, вообще-то, к изгнанию меня привел как раз не язык. Более того, мои замечания вносили приятное разнообразие в монотонный хор льстецов, всю жизнь окружавших Ее Величество.

— Я счастлива видеть Ваше Величество в добром здравии после болезни.

— Да, многие думали, что я при смерти. Я, признаться, сама так думала.

— Вы бессмертны, мадам. Я хочу сказать, должны быть бессмертны, ведь люди так нуждаются в вас.

Она кивнула.

— Ну что ж, Леттис, я рада, что ты снова с нами. Ты все еще довольно привлекательна, а твой граф Эссекс обойдется пока без тебя. Тем более он такую кашу заварил в Ирландии… Политик из него никудышный, но он не способен на измену. Надеюсь, на этот раз ему повезет. А двор скоро уезжает из Гринвича.

— Почему? Разве Вашему Величеству надоело здесь?

— О нет… Гринвич всегда был моим любимым местом. Ведь я здесь родилась. Но мне придется ублажить лорда Лестера. Он сгорает от нетерпения показать мне свой замок Кенилворт. Говорят, он превратил его в одно из самых роскошных поместий в стране. Он не оставит меня в покое, пока не похвастается им передо мной.

Мое сердце вдруг заколотилось, и я в душевном порыве взяла руку Елизаветы и поцеловала. Роберт сгорает от нетерпения показать замок королеве? Что ж, а я не прочь взглянуть на него самого.

Я подняла глаза на Елизавету и попыталась сделать вид, что испугана собственной дерзостью. Но королева пребывала в хорошем настроении. К тому же я все-таки родственница.

— Ваше Величество, я слишком самонадеянна, но я не могу передать, как рада, что снова могу служить вам.

Глаза королевы на миг потеплели. Она поверила мне.

— Я тоже рада, что ты снова со мной, Леттис. Готовься к отъезду в Кенилворт. Тебе, без сомнения, понадобятся новые платья к этому событию. Тут у нас есть алый бархат, пришлешь свою портниху, пусть скажет, что я приказала взять отрез, — уголки ее губ чуть поднялись. — Мы все должны выглядеть достойно перед милордом Лестером.

Королева любила его. Я слышала любовь в ее голосе, когда она произносила его имя. И тогда я подумала, что иду по опасной тропе. Но даже мысль о Роберте бросала меня в жар. Я знала, что если он и изменился, я все равно буду желать его.

Если он только даст мне понять, что готов возобновить отношения, я без колебаний стану соперницей королевы.

— Я бы выпила немного аликанте, — сказала Елизавета.

Я смешала вино с водой, как она любила. Королева вообще была умеренна в еде, а из напитков предпочитала легкий эль. Но если уж пила вино, то обязательно смешанное с водой. Иногда ей надоедало сидеть за столом и она покидала его. Все, разумеется, тоже вставали, ибо кто же останется за столом, когда королева уходит. Поскольку нам подавали еду только после королевы, это означало, что мы не всегда успевали поесть как следует, поэтому никто из нас особо не стремился обедать с королевой.

Но на этот раз она не спешила, и все успели хорошо поесть.

Прихлебывая вино, она улыбалась, и я знала, что она думает о Роберте.

В Кенилворт мы выехали в июле. Он расположился на полдороге между Уорвиком и Ковентри, приблизительно в пяти милях от каждого. Так что путь от Лондона предстоял неблизкий, но мы и не спешили.

Эта длинная роскошная кавалькада состояла из трех десятков самых важных вельмож страны, всех фрейлин королевы, одной из которых была и я, и более чем четырехсот слуг. Королева планировала провести в Кенилворте больше двух недель.

Народ стекался поглядеть на наш кортеж и восторженно приветствовал королеву, которая, как обычно, непринужденно перебрасывалась фразами с толпой. Это она обожала.

Мы успели отъехать не так уж далеко, когда увидели, как навстречу нам мчится группа всадников. Я сразу узнала Роберта во главе. Мое сердце забилось быстрее. Он еще был далеко, но я уже знала, что почувствую при встрече с ним. Да, он полностью соответствовал своей должности королевского конюшего. Он, конечно, немного постарел: чуть раздался, виски тронула седина, В синем бархатном дублете с разрезами в форме звезд, соответствующими последней немецкой моде, и синим, в тон дублету, пером в шляпе, он выглядел великолепно, и я видела — его прежнее обаяние и очарование остались. Я очень сомневаюсь, что королева сейчас любила его меньше, чем когда он был молод. И еще чувствовала, что со мной будет то же самое.