Мне было смешно наблюдать, как вся эта деревенщина, обряженная в импровизированные костюмы, изображает людей, о которых они не имели ни малейшего представления. Даже их выговор выдавал в них жителей английской глубинки. Но Елизавета с удовольствием смотрела на них. Она вообще не упускала случая пообщаться с простыми людьми, подчеркивая этим, что при всей своей царственности и великолепии, она их уважает и любит. Очень часто во время поездок по стране нам приходилось останавливаться, потому что какому-то простолюдину хотелось с ней поговорить. И у нее всегда находилось слово ободрения даже для самого скромного собеседника. Множество людей по всей стране свято хранили в душе воспоминания о встрече с королевой и были готовы отдать за нее жизнь, потому что она снизошла до общения с ними.
Поэтому сейчас она внимательно смотрела пьесу провинциальных актеров, как если бы перед ней выступала самая лучшая придворная труппа. Она смеялась там, где нужно было смеяться, и аплодировала, когда от нее ждали аплодисментов.
Пьеса была о вторжении данов на английскую землю[8], о том произволе, который они чинили, о грубости их нравов и совершенных ими преступлениях. Главным героем был Гунна, полководец короля Этельреда, и, разумеется, пьеса завершилась поражением датчан. Отдавая дань уважения тому факту, что Англией правит женщина, захваченных в плен датчан на сцену вывели женщины, чему Елизавета громко зааплодировала.
Когда представление окончилось, королева настояла на том, чтобы ей представили актеров. Она хотела лично поблагодарить их за прекрасный спектакль.
— Мои добрые жители Ковентри, — сказала она. — Вы доставили мне большое удовольствие и заслужили награду. На вчерашней охоте мы подстрелили несколько оленей, я прикажу, чтобы вам отдали двух самых лучших. Кроме того, вы получите по пять монет.
Добрые жители Ковентри пали на колени и объявили, что никогда не забудут день, когда играли перед самой королевой. Они всегда были ее верными слугами, а отныне готовы отдать жизнь за Ее Величество.
Она поблагодарила их. Я смотрела, как она царственно и в то же время непринужденно общалась с актерами и не могла не восхищаться Елизаветой. Она поднимала их к себе, а не опускалась к ним со своего королевского пьедестала. С первого взгляда на нее было видно, что это королева. И то, что она была моей соперницей, только возбуждало меня. А тот факт, что Роберт ради меня так много поставил на карту, свидетельствовал о глубине его чувства.
Будучи от природы авантюристами, мы оба не могли устоять перед вспыхнувшей в нас страстью. Уверена, что риск только еще больше заводил его. Как и меня.
В этот день мне выпала возможность поговорить с леди Дуглас Шеффилд.
После спектакля королева решила воспользоваться чудесной погодой и с Робертом в сопровождении нескольких придворных верхом отправилась погулять в лес, а я, увидев, что леди Шеффилд в одиночестве прогуливается по саду, направилась к ней.
Я встретилась с ней возле озера как будто случайно и вежливо поздоровалась.
— Леди Эссекс, если не ошибаюсь? — спросила она, ответив на мое приветствие.
Я подтвердила этот факт и высказала предположение, что передо мной леди Шеффилд.
— Вообще-то мы должны знать друг друга, — сказала я. — Мы родственники по Ховардам.
Она была из Эффингемских Ховардов, а моя прабабушка, жена сэра Томаса Болейна, походила из этой семьи.
— Так что, получается, мы дальние родственники, — добавила я, внимательно рассматривая леди Шеффилд.
Да, я понимала, что такая женщина, безусловно, могла привлечь внимание Роберта. В ней была изюминка, присущая всем женщинам Ховард. Моя бабушка Мария Болейн была чем-то похожа на Катерину Ховард. Анна Болейн, кроме того что была необыкновенно привлекательна, обладала еще и трезвым расчетом, что сделало ее амбициозной. Анна просчиталась — и неудивительно, когда имеешь дело с таким королем, как Генрих Восьмой — и закончила на плахе. Но поведи она себя несколько иначе, да еще вместо дочки роди сына — и все повернулось бы совсем по-другому.
Леди Шеффилд была из тех нежных и мягких женщин, которые ничего не требуют взамен того, что отдают и, возможно, поэтому так привлекают мужчин. Впрочем, удержать этих мужчин им удается не всегда.
— Королева все больше влюбляется в милорда Лестера, — заметила я.
Она сразу погрустнела, и я решила — значит, все-таки у нее что-то было с Робертом.
— Как полагаете, она выйдет за него? — спросила я.
— Нет, — вскинулась леди Шеффилд. — Он этого не сделает.
— Почему же, он хочет этого давно, а она порой, похоже, хочет того же.
— Но он не может этого сделать! Мне стало неуютно.
— Э-э, а почему, собственно, леди Шеффилд?
— Потому… — начала было она, но передумала. — Я не могу сказать. Это слишком опасно и он не простит мне.
— Кто? Граф Лестер?
Она растерялась, и ее глаза заблестели от слез.
— Я могу помочь? — ласково спросила я.
— Нет, нет, спасибо. Мне надо идти. Я сама не знаю, что говорю. Я плохо себя чувствую. У меня еще дела…
— Дуглас, последнее время вы чем-то опечалены, — произнесла я, твердо решив не отпускать ее. — Что случилось? Я чувствовала, что должна поговорить с вами. Родственники должны помогать друг другу.
— Вы так думаете? — удивилась она.
— Иногда хорошо облегчить сердце, тем более не чужому человеку.
— Я не хочу ничего обсуждать. Да и говорить, собственно, не о чем. Мне вообще не надо было приходить, а быть рядом с сыном.
— У вас есть сын?
Она кивнула.
— А у меня четверо. Пенелопа, Дороти, Роберт и Уолтер. Я очень скучаю по ним.
— Значит, и у вас есть Роберт?
— Вашего сына зовут Роберт? — встревожилась я.
Она снова кивнула.
— Что ж, хорошее имя, — продолжала я. — Такое же у мужа королевы… если, конечно, она решится на брак.
— Она не может выйти за него, — возразила Дуглас, попавшись в мою ловушку.
— Вы, как видно, убеждены в этом.
— Когда вы говорите об их браке…
— Это то, на что он всегда надеялся. Все знают это.
— Если бы она хотела выйти за него, то давно бы уже вышла.
— После загадочной смерти его жены? — тихо спросила я. — Она не могла этого сделать.
Графиня Шеффилд вздрогнула.
— Я часто думаю об Эми Дадли. Она снится мне в кошмарах. В своих снах я часто вижу себя в том доме, и кто-то крадется ко мне в комнату…
— Вам снится, что вы его жена… и он хочет избавиться от вас… как странно…
— Нет.
— Вы, наверное, чего-то боитесь.
— Мужского непостоянства, — грустно ответила она. — Сначала они такие страстные, но всегда находится другая, привлекающая их внимание.
— И воспламеняющая их страсть, — небрежно обронила я.
— Иногда это… просто пугает.
— Разумеется, особенно если речь идет о таком мужчине как граф Лестер… после того, что случилось в Камнор-плейс. Но откуда нам знать, что именно там случилось? Это мрачная тайна. Лучше расскажите мне о своем малыше. Сколько ему?
— Два года.
Я попыталась вспомнить, когда умер граф Шеффилд. Кажется, я впервые услышала, что сестры Ховард бегают за Робертом в семьдесят первом году. И в том же году… или, возможно, в следующем лорд Шеффилд умер. А в семьдесят пятом году у Дуглас Шеффилд имеется двухлетний сын по имени Роберт.
Я заинтересовалась и твердо решила выяснить, что все это значит.
Разумеется, при первой встрече я не ожидала, что она станет откровенничать, несмотря на связывающее нас родство, хотя эта недалекая женщина и так сказала больше, чем следовало. Но я приложу все усилия, чтобы докопаться до истины.
Я посочувствовала ей, когда графиня пожаловалась на головную боль, и провела в ее покои. Она выпила лекарство, и я уложила ее, пообещав сообщить, как только королева вернется.
Позже в этот день, когда ей стало легче, она сказала, что из-за своего плохого самочувствия, наверное, наговорила мне много всякой ерунды, но я уверила ее, что приняла это как обычную беседу двух родственниц. Мое снадобье ей очень помогло, и она попросила у меня его рецепт. Я с готовностью согласилась поделиться с ней своими знаниями. Я ведь прекрасно понимаю причину ее депрессии. У меня ведь тоже есть дети, и я очень по ним скучаю.
8
Речь идет о вторжении викингов, которых в Англии называли данами, независимо от того, из Дании или Норвегии они приплывали.