- Федя, попробуй сделать, как обычно Миша Вяземский советует нам, - решился высказать мысль Иоанн, - ежели повторить попытку, то может и получится желаемое. А предаваться горю долго нельзя - последние силы и веру в себя потеряешь.

   Царь, хоть и был старше брата на пять лет, но почувствовал себя младшим. Наверно ему именно сейчас нужен был совет очень близкого человека, за неимением отца и матери. Все другие несли утешения ради получения корысти и лишь Иван ничего не желал. Это чувствовалось каким-то подспудным чутьём.

   - Ваня, я бы тебе трон передал, но боюсь, что сьедят тебя живьём и Милославские, и Нарышкины. Спасибо тебе за слова разумные, давай я тебе тоже совет дам. Коли я умру без наследника - тотчас уезжай подале с тем же Вяземским. А когда вырастешь и возмужаешь, тогда и вернёшься и престол возьмёшь обратно. Чтобы всё сладилось, я перед смертью обьявлю Софью регентом, тогда никто тебе помешать не сможет: ни Пётр, ни сама Софья, потому как она баба и наследовать права не имеет. Только ты никому не говори о моём решении, пусть думают иное, чтобы тебя не трогали.

   Время, проведённое вместе сблизило обоих, но договоренности разлучили их. Нельзя было дать понять другим, что принято альтернативное решение на случай повторения трагедии или кончины Фёдора. Поэтому и кремлёвские интриганы занялись новой круговертью и хитросплетениями. Грушецкие и их ближники моментально были отстранены от трона, как неисполнившие задачу. Весь двор начал подыскивать невесту царю и предлагать свои варианты, чтобы приблизить к престолу новых нахлебников. Временные союзы распались и начались закулисные переговоры по созданию новых комплотов и их подобий. Естественно, что Иоанна, который снова стал кандидатом номер один, стали расспрашивать о планах. Царевич успокоил разволновавшихся претендентов на возможное регенство тем, что планы у него прежние и на следующий год он уедет с Вяземским к Белому морю. Придворные, поняв, что юнец так и не поумнел - успокоились и занялись другими вариантами приложения сил. Ну как можно верить в умственное здоровье царевича, который от трона отказывается? Да не бывает таких чудес на свете! Все должны жить и думать лишь, как мы - хитрые, изворотливые, хваткие.

   По крайней мере, наивный Иоанн надеялся, что именно такое мнение сложилось и со спокойной душой занимался посадскими делами. А царедворцы уже пытались найти потайной смысл в словах царевича. Иван Милославский понимал, что за братом царя действует какая-то фигура, но никак не мог её вычислить. Пятнадцатилетний Вяземский никак не подходил на роль закулисного интригана. Пока был жив дед Пётр Семёнович, всё было предельно ясно, но после его смерти возникла непонятка. Теперь предстояло выбрать одно из двух: или прикормить наследника, или приложить максимум усилий в выдвижении карманной невесты.

   Вася Голицын вместе с Софьей тоже нарезали круги мышления, причём о том же самом. Но у них имелся дополнительный вариант-мечта - поставить царевну регентом и, выбрав момент, попробовать помазать её на царствие. Поэтому, сладкая парочка занялась приваживанием патриарха Иоакима. Василий Васильевич разработал для Софки целую пиар-компанию, эдакий идейный базис, чтобы перетянуть церковь на свою сторону. Сестра государя начала дудеть в дуду на тему возврата к славному патриархальному прошлому, отринув иноземцев и иноземные заимствования. Мол, русскому народу живётся хорошо самому по себе, а все беды и смуты приходят из-за морей.

   Сам государь, сказавшись больным, отсиживался в своих покоях, передоверив управление страной царице Наталье Кирилловне и боярской думе. Думцам такое оказалось всладость, да и государыня-матушка пользовалась моментом, возвращая Нарышкиных на малую кремлёвскую родину. Ивана Кирилловича вызвали из Рязани, а Кирилл Полуэктович был пару раз замечен в Кремле. Патриарх тоже помогал руководить, причём с Натальей Кирилловной ему удалось найти общий язык. Милославские, неожиданно для себя, поняли, что возможен ещё один вариант регентства - вдовствующая царица при совсем больном царе (по типу Педру Второго при его болезном брате) или, в случае государевой смерти, при царевичах. В общем, всё смешалось в доме Обл...,блин, Романовых!

   Посадские работы выглядели со стороны полнейшим сумбуром, превратив микрорайон в какой-то человечий муравейник. Стройматериалы привозились, растаскивались, использовались и мигрировали вместе с лопатами, тачками и работниками. Один ручей наконец-то превратили в благообразный канал и смонтировали на нём колесо. Своя пилорама намного удешевляла стоимость тёса и транспортных услуг по его доставке. Старую пристань развалили и вовсю вбивали сваи для новой, попутно укрепляя берега реки. В будущем, мечталось вообще о каменной набережной, а пока можно было перебиться и естественным берегом. Казарма и новая церковь уже обзавелись фундаментом, осталось лишь начать, да кончить!

   В лесной лагерь отправили очередную сотню стрельцов для вторичного отбора и переподготовки. Один взвод из первой сотни оставили для продолжения тренировок и практических занятий в лесах, ещё один взвод вернулся в посад, остальных разделили: кого на работы, а кого и на увольнение. Долгоруков не только руководил, но и сам принимал участие в тренинге, пользуясь моментом. Лев Нарышкин обзавёлся штатом помощников, так как разорваться не мог при всём желании. Впрочем, своя команда подготовленных и прошедших практику спецов-администраторов, никогда не помешает.

   Иоанн, в итоге, вернулся в Беспутино, решив что Москвы ему чрезмерно и надо бы чуток развеяться.

   Для массового изготовления интадуры пришлось вырубить площадку в лесу под складирование, туда же перенесли производство. Слишком ответственный товар, чтобы тесниться на прежнем месте. Купцам, прослышавшим о чудо-дёгте, исправно отказывали в продажах, но всё время подъезжали новые и новые. Они почему-то искренне считали, что достаточно потрясти мешочком с серебром и производитель сразу же согласится со столь веским доводом. А так как торговля дёгтем на Руси - явление общенациональное, то Михайла распорядился поставить пост на съезде с тракта. Умники всех сортов полностью задолбали своей крестьянской простотой и городской непосредственностью! Почему, каждый норовит обьегорить или, в крайнем случае, поучить жизни, попутно высказав своё "фе"? А если в ответ втюхают в лоб, причём без обоснований и обьяснений?

   Наконец-то отмокли и обсохли меха, обработанные вологодцами. Эффект потряс всех - мягкие, пушистые, гладкие изнутри, осталось лишь тёмным шёлком обшить. Хвосты седых чёрных лис и соболей вообще представляли произведение искусств. Случайно забредшая пара купцов из Порты долго и упорно упрашивала продать их, обещая за ценой не постоять. Правда, они почему-то надеялись платить серебром и понемногу за каждый шедевр. Пришлось обьяснить недотыкомокам, что коллекционные модельные товары, дешевле трёх фунтов золота стоить не могут. Бедолаги-османы неодумевали, каким образом задняя часть старого, поседевшего от такой жизни, соболя, может стоить намного дороже полной шкуры соболя молодого. Торговля кончилась чисто "вяземским, отмороженным" жестом - он запихал десяток хвостов в мешок, повелел выдать два барреля "аспирина", короб спинных чесалок, зубных щёток и прочих полезных штуковин и отправил обоих купцов к Фене Едреневне.

   Единичные, классные товары, вызывают зависть соседей, а то и более высокопоставленных персон. Поэтому, даже козам ясно, что турки вернутся зимой за большим количеством русских ништяков, да ещё и луков привезут, вместе с деньгами. Так как, за луки Вяземский был готов платить цены турецкие, немерянные. Блистательная Порта всё больше разрасталась, перенасыщаясь деньгами, рвалась покорить Австрию, сбросив, мирным договором, с хвоста Московию и нуждалась в особых, уникальных товарах. Обыденные мерсы уже не устраивали беков и пашей - им подавай "Бентли" ручной сборки! А так как купцы и промышленники Европы тоже хотели османский порядок в управлении - то и участь Европы была почти предрешена. Патриотизм западных простяков, торгашей и ремесленников базируется на нормальной, спокойной жизни, а не на лозунгах. Если завоеватели не трогают религию и уклад - им идут навстречу. Так что османы этом пользовались, не вмешиваясь в жизнь простого народа, попутно карая казнокрадов и взяточников: и чужих, и своих. Любой монарх, устраивавший обдираловку верноподданых, мог лишиться страны и полюдья.