Почему не обратил внимания раньше?

Почему просто не спросил?

Да потому что идиот. Привык полагаться только на себя, не подпускать никого близко. Волк-одиночка.

Вот только волки выбирают пару на всю жизнь, второго шанса не будет.

Он навсегда принадлежит парню за спиной, любующемуся закатом.

Навсегда - это две недели.

- Реборн...

Тихий голос прервал размышления. Репетитор встряхнулся и посмотрел на ученика.

Савада не поворачивался.

- Реборн... ты можешь сегодня лечь со мной? Я... я боюсь. Мне страшно.

Голос дрожал, уши пылали. Тсуне наверняка было нелегко сказать эти слова.

Реборн прислонился лбом к стеклу и вздохнул. По губам растеклась слабая улыбка. На него накатило облегчение. Значит, не ему одному страшно, значит не он один боится.

Значит, все правильно.

Но черт возьми, ученик снова оказался смелее и решительнее своего учителя. Первым признался, первым шагнул навстречу. И Реборн просто встретил сомневающийся взгляд ореховых глаз.

- Давай бояться вместе.

***

Сознание постепенно угасало, разрушалось. Зрение стало плохим. Фантомные боли не давали спокойно вздохнуть.

Тсунаеши ненавидел свою беспомощность.

Месяц на исходе. Сегодня последняя ночь.

И её, как и все предыдущие, он проведет в объятиях любимого.

Как же страшно уходить!

Особенно теперь, когда он обрел свое непростое счастье.

Они не говорили друг другу слов любви, не делали ярких признаний. Не дарили цветы и не водили в кафе.

Потому что все это глупость, мишура. Слова не нужны, когда понимаешь свою половину на уровне инстинктов. Когда каждое его желание током гуляет у тебя по оголенным нервам-проводам. Когда знаешь, что он скажет в следующий миг.

Когда просто любишь.

Реборн стал спасением.

Боли стали нарушать работу тела. Врачи запретили любые физические нагрузки, да и самому Тсунаеши стало трудно даже подниматься с кровати. Его тошнило и постоянно лихорадило. Он почти ослеп и с трудом дышал, постоянно хватаясь за грудь.

Ему помог Реборн. Впрочем, как и всегда.

Он боялся спать, и Реборн лег рядом с ним. Он боялся есть, и Реборн стал готовить итальянские легкие бульоны. При этом пригрозив, что если кто-нибудь узнает, тело Савады не найдут никогда.

Тогда они оба посмеялись.

Тсуна просто боялся. И Реборн стал бояться вместе с ним.

Репетитор разделил с Тсунаеши все его страдания, все тревоги и сомнения. Твердой рукой успокаивал он вспыхнувшую было панику. И под покровом ночи прижимал к себе так крепко, словно мечтал врасти в тело, стать единым целым.

По крайней мере, таково было желание Савады. Забраться под кожу этому непростому, жилистому человеку, проникнуть в кровь и никогда не разлучаться. Стать чем-то неделимым, неотъемлемым. Стать его продолжением.

Любовь до последнего вздоха. Для них двоих это увы не романтическая проза. Любовь гуляет по телу вместе с кровью, вырывается вместе с влажным дыханием. Скользит в каждом жесте, в каждом собственническом взгляде. И увидеть это могут только проницательные, посвященные люди. Потому что ни Реборну, ни Саваде нет нужды выставлять свои чувства напоказ. Они - единственные друг для друга, связанные нерушимой цепью.

Это их реальность.

Их первая ночь. Савада дрожал, как кролик. А Реборн, развалившись на узкой кровати, ухмылялся, наслаждаясь страхом ученика. После чего просто притянул его к себе, в стальные объятия-кольца. Тсуна уткнулся в ямочку на шее и засопел, чувствуя, как тонкие, сильные пальцы мягко перебирают прядки волос.

Реборн. Реборн. Реборн.

Он разделил с ним одиночество, убрал его. Стер, как стирал в свое время трусость и никчемность Савады.

Киллер ничего не говорил. Но его сбивающееся дыхание и легкая дрожь рук говорили сами за себя.

Тсуна успокаивал его поцелуями в кончики пальцев.

Их первый поцелуй. Тогда Савада впервые ослеп. На пять минут. Но этого хватило для полноценной истерики.

Реборн влепил ему звучную пощечину, после чего впился в губы.

Жадно. Жестоко. Ставя свое клеймо, печать.

Губы горели до сих пор.

Тсуна уткнулся в шею киллера. Последняя ночь месяца. Парню не спалось. Сердце разрывало грудную клетку, кровь шумела в ушах. Тело устало бороться и потихоньку сдавало позиции. Все сосуды словно наполнили мелкими колючками, а в легкие насыпали песка. Тсуна старался дышать как можно тише, чтобы не потревожить чуткий сон репетитора.

Равномерное дыхание под щекой, ровный пульс.

Реборн не спал. Он обнимал Тсунаеши, зарываясь лицом в непослушные волосы, вдыхая их запах. Как последний раз в жизни.

Последний раз в жизни.

- Знаешь, где я пропадал те три дня? - он говорил тихо, потому что дальше по коридору чутко спала Нана. Не хотелось будить измученную женщину, обожавшую сына.

Тсуна промолчал. Реборну и не нужен ответ, он и так все знает.

- Я искал Верде. После твоего признания... понял, что без этого шизика не обойтись. Несмотря на все свои заморочки, он гений. Если он не найдет выход, то остальные врачи и подавно не смогут. Он должен был найти тебе сердце и позвонить....

Киллер прервался.

Все и так было понятно. Верде не позвонил, потому что не нашел донора. Даже гений-Аркобалено не справился. Правильно киллер ничего не сказал об этом. Пустая надежда ранит больнее всего.

Это был последний шанс исполнить свою давнюю мечту. Сейчас, когда счастье само прилетело к нему в руки. Сделать то, о чем они даже и не думали.

Тсуна подтянулся к аккуратному уху мужчины.

- Я хочу, чтобы ты любил меня, Реборн. Только сегодня. Прошу.

Для Тсуны нет отказов. Ни в чем. Реборн вздрогнул и внимательно всмотрелся в глаза ученика. И кивнул.

Это было... остро, на грани фола. Когда прикосновения обжигают ледяным огнем, когда ласки безумные и хаотичные. Когда стараешься сделать все и сразу, взять как можно больше.

Поцелуи - нежные укусы, расписывающие тело кровавыми узорами. Тсуна выгибался, не обращая внимания на боль. Для него существовали только руки Реборна, дарившие незабываемую ласку, его совершенное тело, молочно блестевшее в свете луны. Его черные волосы, в которые так удобно запускать пальцы. Широкая грудь, солоноватая и мягкая под языком. Жилка пульса, скачущая под губами.