- …песец… – выдал я обалдело.

- Виллар, – поправил меня тот. – Я лишил тебя позднего ужина? – а руку не убирал. Я замер. Все странно. Так… странно. Я не понимал себя. Уже не боялся его. «Так хорошо пахнет!» - вдруг подумал я. И отстраняться не хотелось. Вдруг так уютно сделалось. Он отступил и убрал руку. Я почему-то расстроился. Дотронулся до него пальчиками. Такой горячий… как кипяток! Я отдернул руку, как обжегшись. По стене побежала изморозь. – Малыш, успокойся, я не причиню вреда, – взял осторожно мою руку, – все хорошо, иди спать. Тебя проводить?

Мне опять так хорошо сделалось. Я покачал головой. Не хочу говорить, опять какую-нибудь глупость ляпну. Изморозь опадала снежинками, красиво… и ничего не горячий, прохладный, приятно… не могу отойти. Ноги как примерзли. Стоим. Он держит меня за руку, я стою рядом, смотрю на стену, на которой исчезает морозная роспись, вожу пальцами другой руки по стене. Надо же, а раньше с тряпкой пришлось бы отмывать!

Опомнившись, отшатнулся и отдернул руку.

- Извините… – пробормотал я и побежал наверх. Захлопнув за собой дверь, я съехал по ней вниз. Поднес к лицу руку, за которую гость меня словил. Пахла им. Я вдохнул поглубже. Вкусно так пахла. И чего я его так испугался? Он хороший…

Добравшись до кровати, я развалился поверх одеяла. Не заметил, как уснул.

Встал с шальной головой, как будто и не спал вовсе. Дурь какая-то снилась, не помню, какая, но дурь, однозначно.

На кухне кипела жизнь, Машшея пекла свои обалденные пирожки. Такая кругленькая стала, просто загляденье! Я уселся на свое место. Опомнился, вспомнил, что гость тоже завтракать будет. Пересел к близнецам. Подумал, и сел обратно. А нечего! Мое место? Мое. Ничё не знаю.

Мама с улыбкой наблюдала за моими маневрами.

Гость тоже пришел, уселся, где вчера посадили. На меня взглянул, с улыбкой приподнял бровь. Я не нашел ничего лучше, как показать язык. Он рассмеялся.

Вскоре все стучали ложками и перешучивались.

После завтрака я поднялся к себе. Вроде, и не кажется опасным гость, и тревоги я не чувствую, а наоборот, необычный комфорт и уют, как будто все дома, но тем не менее. Сделаю, как мама сказала, посижу у себя. Еще успею нагуляться.

Пришли близнецы, принесли пару досочек, вырезать взялись: у них пока не получалось, как у Террена, тот просто отменный резчик, но тоже здорово выходило. Я рисовал, хотел закончить орнамент, что давеча начал. Синий, голубой, ниточка красного, серебристый, белый, капелька золотого… Тонкий и легкий, как дымка.

Весь день мы просидели наверху. День пролетел незаметно, как и следующие. Я просто балдел и ничегошеньки не делал. Обалдуи-близнецы тоже были рады-радехоньки «мне помогать», то есть - тоже бездельничать. Краски и резцы были заброшены, мы дурачились целый день.

Обед и ужин нам сестра приносила. Я удивлялся, почему не звали вниз, та ответила, что батя так велел. Интересно, чего он опасается? Вроде, зла гость не желает, я бы почувствовал… Или не гостя боится? Ладно, мне не трудно и на чердаке посидеть, в такой-то компании!

Если честно, я воспринимал гостя как родного, члена семьи, чему немного удивлялся.

С тех пор, как проснулся, очень четко ощущал и маму, и папу, братьев, сестру, со временем - и Машшею практически, как часть себя: всегда знал, не напрягаясь, где они, что делают, какое настроение. Других, более дальних родственников – слабее, как отголоски, но тоже чувствовал их, несмотря на расстояние. Остальных перевертышей – только если видел его рядом и только если специально прислушивался, но очень тяжело, голова потом просто раскалывалась. Так же, как дальнего родственника, я чувствовал ведуна, но он - вообще особый случай, наверное, он и взаправду всем родня, все про всех знает. Чужака, несостоявшегося учителя своего, вообще не чувствовал, пока знакомиться не пошел – и как прострелило, его алчность, жгучий интерес и одновременно безумный страх – дикий коктейль эмоций меня чуть с ног не сбил.

А этот Виллар – как свой, будто всю жизнь его знаю. Чем дольше он у нас – тем четче я его воспринимаю. И мне так спокойно и хорошо, будто долгожданный кто-то вернулся, и теперь все замечательно будет. Меня это немного тревожило. Не мог понять, с чего это я к нему так проникся.

А отец все больше хмурился. Хоть не показывал виду, но я чувствовал. Приходил ко мне вечером, перед сном, рассказывал, как день у них прошел. Про гостя – ни словечка. Будто нет его в доме. Я не обращал внимания, он знает, как лучше, ну а что переживает – так впервые чужак так надолго в доме.

Я как-то подслушал их разговор и знал, что они ведуна ждут, сам Виллар не может уйти, не знает точки входа, то есть, он знает, куда, но не знает, откуда. Поэтому переход и не откроет. Так что мое невольное заключение закончится только с приходом ведуна и моего будущего наставника.

Шла неделя моего «заточения». Я уже не знал, чем себя занять. Вот вроде раньше мог целыми днями кисть из рук не выпускать, а тут – как нарочно! – просто валится все из рук, ни одной идейки в голове. Близнецы были также рядом. Я вспомнил детскую игру «морской бой», даже шашки, батя вырезал нам доску и шашки из светлого и темного дерева, и мы с ними все дни напролет играли в игры. Но от вынужденного затворничества уже на стену был готов лезть. Братья сочувственно вздыхали, но могли только развлекать меня, на улицу батя не пускал.

========== Глава 9  ==========

***

Я проснулся ни свет ни заря. Вставать не хотелось, и я тупо смотрел в окно. На улице мела метель, завывая, присвистывая, бросая горсти снега в окно. Танцующие на бешеном ветру ветви деревьев вычерчивали на стенах моей комнаты причудливый узор теней. Я подошел к окну и прислонился лбом к стеклу. Безумно хотелось туда, на двор, чтоб ветер пел, снежинки умывали лицо. Прислушался – вроде спят ещё. Решился ненадолго сбегать на улицу, проветриться, а то скоро тут плесенью покроюсь.

Прокрался как можно незаметнее на широкий двор. Наконец-то! Выбежал на середину, раскинул руки. Хорошо-то как! Прохладный воздух умыл мое лицо, снежинки мазнули по лицу, будто щенок щеку лизнул… Ветер, притихший на мгновение, будто поприветствовал меня, и вновь закрутил свою карусель, снежинки танцевали хоровод, вверх-вниз, влево-вправо… я кружился с ними, смеясь, душа пела и звенела… руки вверх – снежинки следом, светятся, подмигивают, каждый пальчик обнимают… руки в сторону – ветер играет с волосами, заплетает причудливо… хрустальные колечки на руках позвякивают… Я кружился и кружился, пел, танцевал, не замечая времени. Времени и не было. Был только танец. Я был танцем. Я был снегом. Каждой снежинкой, что обнимала зимний лес. Инеем на заснувших ветках. Хрустальным зеркалом на замерзшем озере.

… И вдруг взошло солнце, яркое, живое, красивое… иней на руках засеребрился, засверкал, как тончайшая роспись, кружащиеся вокруг меня снежинки переливались, как бесценные бриллианты, свет преломлялся в десятках радуг… Я застыл, не в силах отвести глаз от такой красоты. А солнце приближалось ко мне, лаская меня своими лучами… Это было невероятно, просто восхитительно, завораживающе… Мне было уютно и хорошо, свет обволакивал меня, как моя теплая меховая шубка. Я протянул руки к такому ласковому солнцу, оно обняло меня, и я потерялся… восторг затопил меня с головой… свет, такой теплый, нежный… я растворялся в нем, плавно, неспешно… бездумно…

Очнулся на своей кровати. Дернулся. Где мое солнце?! Где?! Внутри заныло, заскребло… мне почудилось? Но ведь оно было! Такое родное! Надо на улицу! Срочно! Найти! Вернуть!

Я скатился с кровати, метнулся к двери, дернул… заперто? Почему?! Пустите меня! Как безумный, замолотил по двери в надежде, что сейчас откроют, выпустят меня. Но никто не пришел. Я терзал дверь еще и еще, рычал и кидался на нее, как безумный, пока она не распахнулась, и не вошло мое солнце. Я обхватил его руками и ногами, вцепился намертво. Паника потихоньку гасла, на смену ей приходило спокойствие и умиротворение…