На следующий день веселье продолжилось, только не в доме, а в лес все засобирались. Сарраш меня укутала так, что я еле ходил. Возмутиться я не успел, поскольку Наррав меня на руки подхватил и вышел. А во дворе людей и не было! Кругом медведи! Только детишки на спинах некоторых медведей сидели. Подсадил меня на спину одного из медведей и сам перекинулся. Челюсть у меня упала и на место никак не вставала. Ошизеть! Куда я попал! С круглыми глазами я смотрел на торжественное шествие медведей. Потом успокоился, есть меня никто не собирался, так что я прекратил глаза пучить и расслабился. Взрослые шли неспешно, молодняк носился взад-вперед, только сбитый с лап елей и нижних веток деревьев снег сверкал на их шкурах. Я пригрелся на чьей-то широкой спине и любовался зимним лесом. Не знаю, куда мы шли, и какой был глубокий смысл в хождении по лесу, но домой мы вернулись, лишь когда верхушки деревьев красным окрасились. Заходили неспешно в сени по одному-двое, перекидывались, одевались и в дом проходили. Затем в доме опять гуляния продолжились. После долгой прогулки на свежем воздухе и вкусного ужина меня разморило, и я задремал под негромкую плавную песню. Проснулся уже в своей кровати.
Наутро все взрослые мужчины засобирались, меня опять Наррав с ними позвал.
Шли мы по лесу пару часов. Они в медведей уже не перекидывались. Я тоже рядом топал. С непривычки жутко устал. А им – хоть бы что! Прут вперед, как танки. Но ни за что я не собирался признаваться в своей слабости.
Наконец мои мучения остались позади, и мы вышли к озеру. Меня от открывшейся картины просто накрыло. Искрящийся на солнце иней, белые завитки дымки над водой. Величественные деревья с шапками белоснежного снега возвышались над сверкающей гладью, отражаясь в озере, как в зеркале. И это зимой!
Пока я любовался, мужчины стали раздеваться и полезли в воду. Я поежился, ни за что туда не полезу! Здоровья у меня не хватит на купание в ледяной воде. А они знай себе ныряют, вылитые моржи. Потом они все нырнули. Я аж дыхание задержал. Время идет – а они все не выныривают! Тут они показались над водой, плывут к берегу кучно, будто тащат чего. Когда к берегу подплыли, я не мог глаз отвести от их находки. Они перли МОЮ МАШИНУ! Когда они её на берег вытолкали, и последний на землю обеими ногами встал, вода в озере как закипела, и оно моментально льдом затянулось. Мужики тем временем спокойненько так одеваться стали, как будто каждый день тачки из воды таскают. А я стоял и не мог пошевелиться. Что ж он заливал, что не знаком с телефоном, иначе бы на такую диковину, как машина, по другому реагировал. Я не удержался и подошел. Родная моя выглядела так, как будто под водой не месяц, а лет десять провела, в ржавчине, краска облезла. Я залез в кузов. Чудеса, а дубленка моя – как новая, только мокрая. Вытащил на свет и пялюсь как дурак. Тут меня осенило, и я полез в багажник. Открываю – и не могу поверить! Краски - как новые! Только картон упаковочных коробок размок, а кисти, краски, лак, банки с гуашью – целы! Я заверещал, как больной! Вытаскиваю и к груди, как родных, прижимаю! Не знаю, сколько я так скакал, как заяц безумный. Все свое хозяйство на дубленку свалил, все перещупал: всё ли цело? Всё, товарищи, что не было в пластиковых банках – всё цело! Странно, конечно, почему пластик потрескался, а жестяные коробки с краской целы. Но мне все равно! Большая часть моего богатства цела! Да и пластик – фигня, до дому донесу, там перелью во что-нибудь. Когда я, наконец, опомнился, обернулся – смотрю, все на меня как на чудо-юдо какое смотрят.
Тут Наррав руку на машину положил, спрашивает:
- Твое?
- Мое.
И тут моя машина рухнула. Только пыль ржавая вверх взметнулась. А я сидел на попе и не мог рот закрыть. За минуту моя машинка истлела. Тут я понял, минута промедления – и упаковки с краской ждет та же судьба.
Вскочил, руками на краски тычу:
- Домой, перелить, срочно!
Да, я смирился, что домой не вернусь, бабушку уже не увижу. Но если есть хоть малейший шанс сохранить кусочек прошлого – я его не упущу!
Тут случилось второе чудо за этот день: подошел известный дедулька, он ведун местный, я уже знаю, руками странно помахал – над моей кучкой как шарик мыльный образовался, обнял все, поднялся и в воздухе мерцает, а все вещи – внутри.
Как домой дошли – не помню, не мог глаз от своего сокровища отвести.
Но дошли, мне быстренько кучу ковшиков и кувшинов всучили, и я трясущимися руками кинулся краски свои ненаглядные переливать. Успел, спасибо тебе, господи, каким бы ты здесь не был! Через полчаса последняя пустая баночка истлела, как и машинка моя. И кисточки, конечно, тоже покарябались, остались только ручки деревянные и шерстинок кучка. Ну, не беда. Кисточки я и сам надергаю. Когда я отошел от этого инцидента, понял, что надо с хозяином объясниться. Я ведь так и не поговорил с ним, если честно. Живу как жил, они вопросов не задают, я тоже не высовываюсь, помогаю-шебуршу потихоньку.
Пока я с красками занимался, не заметил, что вечер уже. Ждали меня в общей, за столом ужинали. Я подошел и не знал, как начать.
Наррав заметил меня, рукой махнул, к столу приглашая.
- Проходи, не стой, поужинаем, да после поговорим.
Я кивнул.
За столом продолжили, как будто и не случилось им чудо-юдо из озера вытаскивать.
Сарраш подошла, тарелку с кашей мне поставила, по голове потрепала, как маленького. Я уже почти привык, что они ко мне как к ребенку относятся, все дела по дому дают детские делать (прибираться, за скотиной смотреть здесь младшие должны, что тяжелее – взрослые). Вздохнул. Ну и ладно. Разберемся.
Потом женщины со стола убрали, детей отослали, рядом с мужьями сели. На меня смотрят. А я не знаю, с чего начать. Во рту пересохло. А вдруг, если поймут, что я совсем чужак – прогонят? Мне у них так хорошо, даже дома так хорошо не было.
Тут Наррав начал:
- Ну что, Флерран, спрашивай. Теперь вся семья в сборе, на любой вопрос ответим.
- А разве не вы будете спрашивать, откуда я такой выполз?
- Зачем спрашивать, и так ясно, - удивился он. – Озеро тебя нам подарило. Давно нам никого не дарило, уж зим двести точно будет.
У меня в самом буквальном виде упала челюсть.
- А что было в последний раз?
- Кто. Адеррас. Хорошая женщина. Летом вышла. В семье соседей была. Мастерица – просто загляденье! Такие паутинки плетет! Сарраш у нее училась, да ты эту красоту на столе видишь! – он любовно погладил кружевную скатерть. – Вот. По весне замуж вышла, сейчас в семье живет, что за горами, детишки у нее – красавцы, как один! В эту весну как раз дочка её в нашу семью войдет, жинка Террана будет.
- Двести? Живет? – надо срочно найти челюсть, неприлично же!
- Ну да. Ты чего?
- А она какая? Как я, что ли? – я хотел уточнить, может, только альбиносам светит такая невероятная загробная жизнь.
- Не, мы таких, как ты, не видали ни разу. Она солнышком поцелованная, и глаза, как летний луг. А ты – снежный, и имя у тебя похожее.
Флерр – снег, это я уже выучил, так что не удивился сравнению.
Тут я решился. Раз мне разрешили спрашивать и пообещали все рассказать. Надеюсь, достаточно язык выучил, разберусь.
- Тогда, где я сейчас?
- Это долина Снежная, наша вотчина, горы вокруг – Зубы тарков зовутся, за ними долина Белых волков, дальше земли и леса наши, до реки Волоши, затем леса варрехов, потом людские земли. Если надо будет, потом на карте покажу.
- А вы оборотни, да? А в других зверей тоже можете?
- Оборотни? Перевертыши. Каждая семья в какого-то одного зверя перекидывается, мы – в медведей. За горами – в волков, разные семьи – разные звери. Лисы есть, кабаны там, олени, орлы. Всякие.
- А дети как? Ну, если Терран берет жену из-за гор, она же волчица?
- До совершеннолетия все в одной семье живут, кем бы дети не были, потом идут в семью своего зверя. Если у них дети медведи будут, с нами останутся, если нет – потом в семью жены уйдут.