— Я думала, будет шея. Во всех историях речь шла о шее.
— Согласно некоторым легендам вампиры вырывают сердце у своих жертв и выдавливают из него кровь. Будь благодарна, что тебе такой не попался.
— И он не носит шёлк.
Что я могу сказать? У бедной девочки рухнули иллюзии.
— Он заставляет тебя есть комнатных мух?
— Нет…
— Мари, если ты озвучишь свои желания как просьбу, а не требование — только вложи в просьбу всю душу — твой господин может ещё тебя удивит. Купи ему шёлковую рубашку на день рождения. Лады?
— Хорошо. Я попробую. Спасибо, Китти.
— Удачи, Мари. Следующий гость. Пит, ты в эфире.
— Я оборотень, пойманный в ловушку человеческого тела.
— Как я понимаю это метафора.
— Нет, я Серьёзно. Я пойман в ловушку.
— О? Когда ты в последний раз менял форму?
— В этом-то и дело. Я никогда не менял форму.
— Значит, ты не настоящий оборотень.
— Ещё нет. Но мне суждено стать одним из них, я знаю это. Как мне заставить оборотня напасть?
— В полнолуние стань в чаще леса, привязав сырой стейк к лицу, и держи табличку с надписью «Съешьте меня. Я дурак».
— Нет, я серьёзно.
— Я тоже! Послушай, ты не хочешь, чтобы на тебя нападал оборотень. Ты не хочешь быть оборотнем. Ты можешь думать, что хочешь этого, но позволь мне объяснить ещё один раз: ликантропия — болезнь. Это хроническая, изменяющая жизнь болезнь, от которой нет лечения. Её жертвы могут учиться жить с этим — некоторые лучше, другие хуже — но ликантропия никогда не даст снова зажить нормальной жизнью. Она в разы увеличивает шансы на страшную и преждевременную смерть.
— Но я хочу обзавестись клыками и когтями. Я хочу охотиться на оленя голыми руками. Это было бы так круто!
Я потёрла лоб и вздохнула. Каждый выпуск мне приходит, по крайней мере, один такой звонок. Если мне удаётся убедить одного из этих шутников, что быть оборотнем не круто, я считаю, что шоу удалось.
— Знаешь, совсем другое дело, когда ты охотишься на оленя, не потому что этого хочешь, а потому что тебя толкает на это жажда крови, и если ты не поймаешь оленя, то начнёшь выслеживать людей, а это сулит огромные проблемы. Как тебе идея охотится на людей, Пит? Есть их?
— Гм, я бы привык к этому?
— Тогда тебя застрелят серебряными пулями. В последний раз повторяю, я не поддерживаю ликантропию как выбор образа жизни. Следующий, пожалуйста.
— Гм, да. Привет.
— Здравствуйте.
— У меня есть один вопрос. Оборотни и вампиры… мы же сильнее, чем люди. Что должно удержать нас от, ну, не знаю... ограбления банка? Полиция не может остановить нас. Обычные пули тоже не работают. Так почему же большинство из нас не сеет хаос и разрушение?
— Человеческая благопристойность, — ответила я не раздумывая.
— Но мы не…
— …люди? Ты действительно думаешь, что ты не человек?
— Ну, нет. Кем я ещё могу быть?
Я скрестила руки и вздохнула.
— Я постоянно слышу от своих гостей, что в независимости от своей природы и действий, они всё ещё хотят быть частью человеческого общества. Общество обладает преимуществами, даже для них. Таким образом, они принимают участие в общественном договоре. Они соглашаются жить по человеческим правилам. Это означает, что они «не сеют хаос и разрушение». И именно поэтому я думаю, что мы можем найти способ для сосуществования.
Ничего себе. Иногда я сама удивляюсь, как разумно звучат мои ответы. Возможно, я даже верю в это. Нет, я должна верить в это, иначе у меня не получится делать шоу.
Парень помедлил с ответом:
— Значит, я говорю тебе, что я оборотень, а ты говоришь, что, по-твоему, я человек?
Он не может знать, что просит меня повесить ярлыки.
— Да. И если ты живёшь в человеческом мире, ты должен жить по человеческим законам.
Изюминка этого шоу — уверенность. Я только делаю вид, что знаю, о чем говорю.
— Да, ну, в общем, спасибо.
— Спасибо за звонок. Привет, Джеймс, ты в эфире.
— У меня есть вопрос, Китти. — Его голос звучал низко и приглушённо, словно он говорил слишком близко от телефонной трубки.
— Валяй.
— Оборотень должен жить в стае? Он не может быть одиночкой?
В вопросе звучала такая тоска.
— Я предполагаю, что теоретически оборотень не нуждается в стае. Почему ты спрашиваешь?
— Любопытство. Простое любопытство. Кажется, никто на вашем шоу никогда не говорил, что он оборотень без стаи. Ведь так?
— Ты прав. Чаще всего, когда речь заходит об оборотнях, то заходит она и о стае. Думаю…
Вот я и дошла до сложного момента: сколько я смогу рассказать, не затронув личный опыт, не сболтнув лишнего?
— Думаю, стая важна для оборотня. Она предлагает безопасность, защиту, социальную группу и контроль. Стая не станет терпеть, чтобы одиночка творил беспорядок и привлекал внимание к остальным. Стая — способ следить за всеми ликантропами в зоне. Как и клан вампиров.
— Но оборотень–одиночка ещё не означает, что он автоматически собирается показываться и начать убивать людей. Я прав? — Парень был напряжён. Даже по телефону я слышала надрыв в его голосе.
— А что ты думаешь, Джеймс?
— Я не знаю. Именно поэтому я вам и позвонил. Вы всегда говорите, что каждый, даже монстр, имеет право на выбор пойти ли ему на поводу своей природы или возвыситься над ней. Но реально ли это? Возможно… возможно, если у меня нет стаи... если я не хочу иметь какое-либо отношение к стае... возможно, это мой собственный путь взять на себя ответственность. Я не сдаюсь. Я не должен становиться монстром. Я могу выжить самостоятельно. Но могу ли я? Могу?
Я вот не могу. С самого нападения всегда находился кто-то — Ти Джей, Карл, кто-либо иной — кто говорил мне, что со мной все будет в порядке и у меня есть друзья. Они помогли мне сохранить самообладание и дали место, куда я могла уйти, когда испытывала желание отбросить свою человеческую природу. Я знала, что не причиню им вреда. Чтобы я делала без них? Я была бы одна. Сколько людей — таких как Джеймс, у которых нет стаи или клана — сколько из них слушали моё шоу и думали, что у меня есть ответы на всё? Я не планировала это, когда начинала шоу.
А я что-нибудь вообще планировала, когда начинала шоу?
Кто я такая, чтобы считать, что я могу помочь этим людям? Я не могу прожить без своей стаи, но возможно Джеймс может.
— Я не знаю, Джеймс. Я ничего не знаю о твоей жизни. Если ты хочешь, чтобы я сидела здесь и убеждала тебя, говорила: «да, ты прав, тебе не нужна стая и все будет хорошо», то я не могу этого сделать. У меня нет ответов. Я могу лишь сказать, что слышу и думаю. Посмотри на свою жизнь и реши, доволен ли ты ею. Если ты можешь жить так, и люди вокруг могут жить так — хорошо, отлично, тебе не нужна стая. Но если ты несчастлив, разберись почему и измени свою жизнь. Возможно, тебе поможет стая, возможно нет. Мы говорим о странном причудливом мире. Глупо думать, что одно правило универсально для всех. — Я подождала несколько ударов сердца, слыша дыхание по линии. — Джеймс, с тобой всё в порядке?
Ещё один удар сердца.
— Да.
— А я перехожу к следующему звонку. Держи хвост пистолетом и не торопи события.
— Хорошо, Китти. Спасибо.
Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть следующий звонок будет лёгким. Я переключилась на другой вызов.
— Вы в эфире.
— Привет, Китти. Я ликантроп уже шесть лет и думаю, я вполне прилично приспособился. Я живу вместе со стаей.
— Хорошо, хорошо.
— Но я не знаю, могу ли я поговорить с ними об этом. Видите ли, у меня сыпь…
У меня появился кабинет. Небольшой. Скорее даже чулан со столом. Но у меня теперь собственный телефон и визитные карточки. Китти Норвиль, Полуночный Час, КНОПКА. Всего несколько месяцев назад я думала, что у меня никогда не будет настоящей работы. Теперь есть. Визитные карточки. Кто бы мог подумать?
Шоу выходило раз в неделю, но я работала почти каждый день. В основном во второй половине дня и вечером, в соответствии с ночным графиком. Мне пришлось потратить невероятное количество времени на организационное дерьмо: подготовку к интервью, устранение непредвиденных обстоятельств, проведение исследований… Я не возражала. Я чувствовала себя настоящей журналисткой, как герои Национального общественного радио. Мне даже позвонили из СМИ. Шоу было экспериментальным и эксцентричным и стало привлекать внимание людей, контролирующих заскоки поп-культуры. Многие думали, что это новое ухищрение, направленное на готов. Я заготовила несколько ответов на практически любой вопрос.