— Что же, приступим к промеру, — прерывает молчание начальник экспедиции. — Меня интересует вопрос: какова осадка этих айсбергов? В прошедшем году я обмерил один. Айсберг сидел на мели. При вышине его в тридцать девять футов глубина оказалась сорок четыре сажени! Прекрасный случай проверить. Кто хочет со мной? Георгий Яковлевич, хотите?..

После первого полета орлу не сидится на скалах. Торопится вновь испытать, как крепко опираются крылья на воздух, как мчат в свободную даль.

Седов после первой экспедиции говорил Дриженко:

— Мне место на Севере. Я понял всей душой. Слышал я в Константинополе пословицу: «Кто раз вкусил сладких вод из источника Дольма-Бахче, тот всю жизнь будет болеть желанием вернуться к нему». Видно, мои «сладкие воды» текут на Севере!

В самом деле, он стал бредить Севером. Все разговоры были об Арктике. Искал книг о Севере и полярных путешествиях. Будущей весны и продолжения экспедиции ждал с жадностью. Носились слухи, что «Пахтусов» будет продвигаться дальше на восток, к устью Енисея, быть может, до Таймыра, к местам, совсем не исследованным.

Зима прошла превосходно. Совсем другое дело — создавать собственную карту доселе не исследованной местности. Георгий Яковлевич безукоризненно вычертил свои планшеты и сделал это в неслыханно короткое время. Заметил даже, что такая ретивость гидрографам не очень-то понравилась. Слышал однажды за спиной: «Выслуживается сей поручик!» Вспыхнул, но сдержался. Не объяснять же, что он не собирался выслуживаться, а просто работал со страстью, и иначе работать не мог.

В эту зиму произошла встреча: у знакомого моряка случайно столкнулся со старым знакомцем по Мореходным классам Шурой Недзвецким. Тот так и не кончил курса. Теперь приехал в Петербург готовиться к экзамену на штурмана. Георгий Яковлевич предложил свою помощь. Заодно стал готовить в штурманы еще одного юношу — фельдшера Лукианова, с которым познакомился на «Пахтусове». Во время экспедиции фельдшер обучал Седова фотографическому искусству. К Лукианову и Недзвецкому присоединились еще двое. Собирались на дому у Седова. Весной все ученики сдали экзамен. Денег с товарищей Георгий Яковлевич, конечно, не брал.

После экспедиции Седов впервые за всю жизнь почувствовал себя обеспеченным, избавленным от прежней заботы о куске насущного хлеба. Получал немного, но и потребности были невелики. Жил скромно, столовался у хозяйки. Хотя по-прежнему посылал он деньги домой, все же оставалось достаточно для одного человека, приученного жизнью к большой бережливости.

Начал посещать театры. Увлекся балетом и оперой. Вероятно, в этом увлечении сказалась детская неиспорченность, потребность в ярком, праздничном, необычайном — человека, выросшего в бедной, трудовой семье.

Глава X

АМЕРИКАНЕЦ

Ближе к весне, когда начались сборы к следующей экспедиции, Георгий Яковлевич получил книгу Фритьофа Нансена «Во мраке ночи и во льдах» — описание норвежской экспедиции к Северному полюсу на судне «Фрам». Прочитал запоем в несколько вечеров. С самого детства ни одна книга не оставляла такого глубокого следа.

Перевернув последнюю страницу нансеновского отчета, он возвратился к первой. Стал рассматривать портрет молодого высоколобого норвежца. Вот это человек! Смел, умен и настойчив. Такой имел право идти на завоевание полюса. Но он сделал ошибку. Если б не стремился он попасть на Землю Франца-Иосифа, а отправился бы прямо в Гренландию, вероятно, дошел бы до полюса, разгадал бы вековую загадку.

В этот год отправились в Архангельск рано. Первую половину лета гидрографы работали у Мурманского берега. Перед тем как направиться в Карское море, «Пахтусов» зашел в Архангельск.

Почти одновременно с «Пахтусовым» пришло в порт большое деревянное судно с тремя высокими мачтами, с белой бочкой на одной из них. На отлого срезанной корме среди золотых узоров блестела начищенная надпись «America». Вокруг грот-мачты завернулся американский — в звездах и полосах — флаг. Судно пришвартовалось к стенке в Соломбале недалеко от «Пахтусова». Матросы в полосатых тельниках быстро и ловко завезли на берег добротный стальной трос, закрепили его за рым.

По мостику расхаживали какие-то иностранцы в выутюженных туристских костюмах, в морской форме был только один — видимо, капитан.

Под вечер, когда Георгий Яковлевич возвращался из города к себе на корабль, странное судно стояло еще на том же месте; берег около него оказался заваленным горами груза: прессованное сено, доски, тюки, какие-то ящики. Со стороны невзрачного домика напротив этого корабля несся невообразимый шум. Заглянув в слегка приоткрытую калинку, Седов увидел, что весь обширный двор, прилегавший к домику, полон собак.

У дома толпилась зеваки, засматривая в калитку, и сквозь щели в заборе дивились на необычное зрелище. Спросив у одного из зрителей, что означает такое собрание псов, Седов получил неопределенный ответ:

— Кто их знает! Сказывал тут один — американская испидиция собирается на ледяную землю. Со всей Сибири собак понабирали. Всех обученных, которые могут сани тягать, скупили. В шести вагонах везли. Каждый день на корм двух коров забивают. Орава — без малого полтыщи голов. Куда такую беду?

На «Пахтусове» успели разузнать кое-что про новое судно. Оно принадлежало американской экспедиции Циглера. Ее начальник приезжал к лоцкомандиру за русскими картами и в порт, просил баржу — перевезти с другого берега десятка два каких-то низкорослых лошадок, похожих на пони, кажется, из Маньчжурии. Экспедиция направляется к Северному полюсу.

Гидрографы собирались пойти вместе с лоцкомандиром осматривать судно и экспедиционное снаряжение.

Георгий Яковлевич быстро сменил рабочий китель на новенький, опоясался кортиком и присоединился к группе, отправившейся на судно иностранной экспедиции.

Остановившись у трапа, гидрографы послали через вахтенного свои визитные карточки. Минуты через три к гостям вышел совсем молодой, крепко сбитый человек в пестром шелковом свитере, в невиданно высоких шнурованных ботинках ядовито-желтого цвета. Носатое, гладко выбритое лицо этого американца показалось очень знакомым. Такие лица нередко можно встре-тить за Кулисами в цирке, среди гимнастов и иностранцев-акробатов, и среди нерусских жокеев на ипподромах.

Было видно, что визит морских офицеров льстит самолюбию американца. Он встретил моряков крепкими рукопожатиями. Заговорил сжатыми английскими фразами, словно боялся неэкономным расходом слов показать неделовитость.

— Антони Фиала, начальник. Рад видеть. Польщен интересом ученых моряков. Ваш слуга. Прошу!.. Я покажу сначала наш прекрасный корабль.

После ответных приветствий гидрографы бегло осмотрели палубу, шлюпки, новенький вельбот и паровой катер. Фиала показал полярные сани для лошадей, парусиновые лодочки-каяки и легкие норвежские лыжи с патентованными застежками.

— Новейший патент. Первые экземпляры исполнены для меня, — похвастал он.

Подвел к раскрытому трюму.

Трюм почти доверху оказался забитым разнообразными ящиками.

На каждом выжженная надпись: «Ziegler Polar Expedition»^[9] и печатная марка: на одних ящиках изображена подкова, на других — красный крест, зубчатое колесо, флажок, вилка или теодолит.

— Моя система, — объяснил американец. — Обратите внимание на марки. Они обозначают департамент, которому принадлежит имущество в ящике.

Он подозвал матроса и приказал вскрыть один из ящиков с флажком на марке. Поверх всего на ящике оказалась опись содержимого, отпечатанная на бланке, помеченном таким же значком, как на крышке. Под описью, укупоренные в роскошную пергаментную бумагу, лежали просторные, из плотнотканого шелка, балахоны с капюшоном и такие же брюки. На спине каждого балахона оттиснута черной краской мрачная эмблема — череп с костями — и красная надпись: «In hos signo vinces»^[10].