В это время Корелин уже шагал в темноте по на­правлению к испытательной площадке.

В проходной будке он встретил дежурившего Панферыча. Корелин объяснил ему, что забыл проверить в лодке какую-то мелочь и не желает откладывать это дело до утра. При этом он тут же попросил у Панферыча листок бумаги и конверт.

“Дорогие товарищи! — писал Корелин, сидя в про­ходной будке. — Я решился на этот шаг, чтобы избавить Арама Григорьевича от риска. Прошу не считать мой поступок за высокий и героический. Он продиктован мне только моей совестью. Ваш Александр Корелин”.

Затем Корелин запечатал конверт и попросил Панфе­рыча передать его рано утром, когда кончится дежурство, в канцелярию института. Неожиданно он обнял Панферыча и поцеловал его в щеку.

— Чего это с тобой? — удивился Панферыч.

Но Корелин ничего не ответил и скрылся за дверью.

Через несколько минут в проходной показался Бог­дыханов. Щурясь от яркого света лампы, он принялся перечитывать письмо, написанное им дома:

“Товарищи! Зачем главному инженеру рисковать жизнью! Это было бы неверно. Надеюсь провести испы­тание хорошо. До скорого свидания! Н.Богдыханов”.

— Забыл посмотреть одну вещь, — объяснил он Пан­фе­ры­чу, передавая конверт. — Отдашь в канцелярию после дежурства.

“Волнуются ребята, — решил Панферыч, вспоминая о пред­стоящем испытании. — Это хорошо. И на них от­вет­ствен­ность лежит большая…”

Однако когда в проходной появился Шереметьев и стал пред­лагать ему для передачи письмо, то в голове Панферыча за­ро­ди­лось смутное подозрение.

“С одной стороны, студенты строили и собирали лод­ку, — ду­мал Панферыч. — Допуск у них имеется на пло­щадку для лю­бо­го времени… Препятствовать их входу не имею права… А вдруг они собираются сами уехать вместо главного инженера? На­до на всякий случай пойти посмотреть”, решил он через не­ко­то­рое время.

Панферыч окликнул других вахтеров и направился с ними на площадку.

Но было уже поздно.

Когда они приближались к черной громаде лодки, яркий пу­чок света становился все меньше и меньше. На­конец он исчез сов­сем.

Это окончательно закрылся люк. Затем сразу послышалось глухое ворчанье мотора, и подбегающих людей обдал вихрь пыли и комьев сырой земли.

ГЛАВА ШЕСТА Я

ДВЕ ЗЕМЛИ

Глухое монотонное жужжанье наполняло кабину под­земной лодки. Изредка корпус вздрагивал и слышался скрежет металла. Это острые стальные резцы, вгрызаю­щиеся в землю, попадали на мелкие камни. Иногда эти камни терлись о наружные стенки, и в кабине слышался далекий протяжный визг.

Внутренность лодки была слабо освещена маленьки­ми электрическими лампочками, вделанными в стены. Они озаряли мягким, рассеянным светом небольшое не­много овальное помещение.

Первые несколько минут путешествия под землей друзья не разговаривали совершенно. По-видимому, каждый считал себя в чем-то виноватым перед осталь­ными. Действительно, ведь каждый из них в отдельности намеревался уехать один…

Кабина была рассчитана на двух путешественников (хотя лодкой мог свободно управлять и один человек). Присутствие третьего создавало в помещении значитель­ную тесноту. Поэтому Гоге, попавшему в лодку послед­ним, пришлось расположиться на аккумуляторных ящи­ках в почти согнутом положении.

— Надо включить радиоприемник, — наконец сухо проговорил Богдыханов.

Но Корелин, сидевший за управлением, ничего не от­ветил. Он боялся разговора с “поверхностью”. Он пред­ставлял тот переполох, который наверное царит “там”. Уже давно летят вниз, под землю, бешеные радиосигна­лы с призывом вернуться. Что он на них будет отвечать? Неужели действительно возвращаться? Нет, это теперь невозможно. Еще подумают, что они струсили…

Корелин молча передал Богдыханову толстую тет­радь, лежавшую перед ним, и знаком предложил вести записи.

— Надо прорадировать, что у нас все благополуч­но, — предложил Гога.

С этим Корелин сразу же согласился, и через не­сколько секунд на поверхность земли была направлена короткая радиограмма: “Все благополучно”.

Такие радиограммы стали посылаться затем уже че­рез определенные промежутки времени.

***

Медленно плывут перед экраном странные пейзажи. Сменяются причудливые геологические наслоения. Изред­ка лодка натыкается на крупные камни, и тогда глухим ударом сотрясается весь корпус.

Согласно геологическому прогнозу, мягкая порода, в которой лодка может передвигаться свободно, должна простираться на значительную глубину. Но неожиданно на экране появляется темная завеса — массив мелкокри­сталлического гранита. Корелин в надежде найти проход направляет луч радиолокатора вниз. Но стена уходит слишком глубоко. Приходится опускаться параллельно гранитной преграде.

Быстро течет время. Занятые наблюдениями, путе­шественники не ощущают его. Корелин с удивлением за­мечает, что они находятся под землей уже более четырех часов.

— Надо послушать, что говорит земля, — решительно заявляет Богдыханов.

Это была первая фраза, произнесенная громко. Ни­кто не заметил, как Богдыханов, по-видимому бессозна­­тельно, назвал поверхность “землей”. Видно, крепко си­дит в сознании людей уверенность, что со словом “зем­ля” связано представление об ее поверхности. Никому не пришло в голову, что они сами находятся в “земле”, и теперь уже на значительной глубине. Корелин включил радиоприемник.

“…вам запятая желаем успеха точка”, послышалось из трубки попискивание морзянки, и на этом передача прервалась.

— Нам желают успеха! — радостно закричал Коре­лин. — Все в порядке, товарищи!

На экране появился просвет. Впереди уже было лег­ко проходимое лодкой отложение известняка.

Однако радость друзей была кратковременна. Все чаще и чаще стали попадаться по пути тонкие мрамор­ные жилки.

— Наверное, будет базальт, — угрюмо заметил Корелин. — Мрамор образовался при нагревании базальта с известняком во время вулканического периода.

И действительно, скоро волнистая стена базальта появилась впереди лодки. Однако она не преграждала путь полностью — кое-где в различных местах виднелись ущелья известняка.

— Попробуем пробраться через ущелье, — предло­жил Богдыханов. — Ведь надо же испытать лодку как следует

— Уг-гу-у… — подтвердил Гога.

Лодка, вздрагивая от столкновения с твердыми жила­ми, углубилась в узкий проход.

В кабине заметно увеличивался шум. Твердые камен­ные стены сильнее отражали звук, и даже без радиоло­кационного прибора можно было легко угадать, что лод­ка движется в ущелье. Так пассажиры поезда даже с закрытыми глазами узнают о проезде в тоннеле.

Все уже становится ущелье. Все чаще и чаще трутся борта лодки о каменные стены.

— Надо вернуться, — успел произнести Гога именно в тот момент, когда послышался пронзительный скрипя­щий звук.

Лодка остановилась, зажатая в каменных тисках.

***

В кабинет главного инженера почти бегом входит радист.

— Плохи дела, Арам Григорьевич… — говорит он еще на ходу.

— Что-о-о?

— Сигналы стали еле слышны… Последнее, что мне удалось разобрать: “…зажаты… скале… координаты…” И это все…

Геворкян медленно приподымается из-за стола и твердой походкой направляется к выходу. Он тщательно прикрывает за собой дверь кабинета.

***

Затихло жужжанье мотора, и в кабине подземной лодки наступила напряженная тишина.

Корелин включает радиоприемник и начинает настраи­ваться. Он внимательно прислушивается. Лицо его стано­вится бледным от напряжения, на широком лбу высту­пают капельки пота.

Но все усилия были напрасны. До лодки теперь дости­гали лишь необыкновенно слабые, совершенно неразбор­чивые сигналы. Одно время Корелину казалось, что он разобрал несколько слов, но еле слышимое попискивание морзянки вскоре совсем потонуло среди монотонного шипения радиоприемника.

— Всё, товарищи… нас не слышат, — совсем тихо проговорил Корелин, снимая наушники.