Я тотчас отправился к Семену.

Путь мой пролегал как раз мимо нашего единствен­ного городского кладбища. Иду я по узкой тропинке и стараюсь почему-то поменьше смотреть в ту сторону, где виднеются темные силуэты крестов. Не то чтоб я был в то время пугливым, а просто так. На душе как-то было нехорошо. Видно, от сознания, что я косвенным образом стал соучастником в осквернении могил. А ночь чудная. В пряном весеннем воздухе необычайно тихо. Над самы­ми верхушками деревьев повисла луна, озарившая шпиль колокольни маленькой кладбищенской церкви. Откуда-то чуть слышно доносятся девичьи голоса, пою­щие песни.

Неожиданно меня поразила очень странная вещь. Мне показалось совершенно отчетливо, что на шпиле колокольни вспыхивают какие-то голубоватые огоньки. Я даже остановился. Что такое?.. Начинаю с некоторым страхом всматриваться. Как будто уже ничего нет… Но ведь было же, совершенно отчетливо!

Помню, что после этого я пошел как можно быстрее и вскоре стоял перед знакомой хатой Семена, запыхав­шийся и немного взволнованный.

***

Комнату моего друга Семена описать очень трудно.

Для того чтобы по ней можно было свободно пере­двигаться, следовало бы прежде всего перерезать не менее полусотни проводов, протянувшихся в самых раз­нообразных направлениях. Единственный стол завален вещами, каких не увидишь ни в какой другой хате. Тут самодельные динамомашины, электрическая машина, индукционная спираль, разные грубо сделанные электро­измерительные приборы, а больше всего — банок. Они служили нам для изготовления самых разнообразных гальванических элементов.

Над столом горела крохотная электрическая лампоч­ка для карманного фонаря, получавшая электроэнергию от батареи, правда размера огромного, но зато весьма оригинальной конструкции. Электрического освещения, конечно, в то время в городе не было, и эта лампочка, озарявшая жиденьким светом белые стены хаты, вызы­вала восхищение у многих жителей города и необыкно­венно подымала среди них наш авторитет.

Одним словом, комната Семена была своеобразной лабораторией, где мы проводили свои непонятные мно­гим опыты по электротехнике.

Конечно, какой-нибудь инженер-электрик подивился бы, как мы смастерили все эти приборы из таких непод­ходящих материалов. Стоило бы ему посмотреть хотя бы на динамомашину, построенную из кровельного железа. Еще больше поразился бы инженер, если бы узнал, что мы не только строим свои электрические приборы, но и производим с ними опыты, стараясь найти новые, еще неведомые пути в электротехнике. Ко всему этому нужно добавить, что на изготовление самодельных приборов и опыты с ними Семен тратил значительную часть своего скудного заработка.

***

Мой друг встретил меня в каком-то сильно возбуж­денном состоянии, в котором я никогда его раньше не видел.

— Семен! Грицько Горобец воровал цинк… — начал было я.

Но он резко перебил меня. — Тише!.. Погоди немного… Опять начинается… — проговорил Семен шопотом.

Босиком, с засученными рукавами, он стоял посреди­не комнаты, протянув дрожащую руку к большому само­дельному вольтметру, установленному на краю стола. Я с удивлением смотрел то на качающуюся стрелку вольтметра, то на Семена, то на его черную, тень, резко обрисовавшуюся на белой стене. В низенькой комнате пахло чем-то паленым.

— Видишь? — зловеще прошептал он. — Ток больше одного вольта…

Я почему-то вспомнил, что в наших батареях постав­лен цинк, украденный с могилы, и мне сделалось немно­го не по себе.

— Семен! — начал было я опять. — Цинк, который в батареях…

— Какой там цинк! — вдруг заорал на меня Се­мен. — Сейчас не цинк, а уголь… Ты понимаешь: уголь! Вот так уже целый вечер. То появляется, то исчезает. Ты понимаешь? А совсем недавно…

Он схватил меня за руку и потащил к столу.

Стрелка вольтметра качалась какими-то лихорадоч­ными рывками. Иногда она показывала довольно высо­кое напряжение.

Вот тут-то я и заметил нечто такое, что заставило меня вздрогнуть от неожиданности… Прямо передо мной было маленькое окошко. Яркий лунный свет заливал на­ходившуюся рядом кладбищенскую церковь, и она была хорошо видна из окна. Теперь, когда уже прошло много лет, я продолжаю помнить все это вполне отчетливо. Семен же в то время, будучи немного близоруким, ка­жется, больше поверил моим словам, чем увидел соб­ственными глазами. Может быть, поэтому он так упорно, но совершенно бесплодно продолжал свои опыты даже тогда, когда уже стало ясно, что их нужно было бы от­ложить до лучших времен.

Я увидел совершенно ясно, как вблизи церковно­го шпиля вспыхивают голубоватые огоньки, смутно ви­денные мною уже раньше. Но самое замечательное было в том, что каждая вспышка обязательно сопрово­ждалась резким увеличением напряжения в нашем вольт­метре.

— Видишь, Семен? — бормотал я захлебывающимся от возбуждения голосом, показывая пальцем на окно.

— Да, да… Что?.. — забеспокоился он, крепко сжи­мая мою руку.

— Церковная колокольня… сверху… слева…

Но в это мгновение я уже тоже ничего не увидел. Темная человеческая фигура неожиданно выросла перед нашим окном и все заслонила собой. Раздался настойчи­вый стук, и через минуту в нашу комнату-лабораторию входили два рослых милиционера в серых солдатских шинелях.

— Будем делать обыск, — деловито проговорил один из них.

Только теперь я вспомнил, что не успел сообщить Семену о грозившей нам неприятности.

***

— Что за дьявольщиной вы там занимаетесь? — строго спросил нас круглолицый, низкорослый начальник уездной милиции, когда мы пришли к нему.

Мы сидели на табуретках в просторной комнате, на­полненной запахом махорки и сапог, обильно смазанных дегтем.

Мы явились в милицию с полным сознанием своей невиновности, так как действительно не знали, откуда Грицько Горобец доставал цинк. Начальник был изве­стен в городе как добродушный и веселый человек. Бояться его у нас не было никаких оснований.

— Алхимики вы, что ли? — спросил он улыбаясь.

— Нет, мы не алхимики, — ответил я. — Мы электро­техники-экспериментаторы.

— Электротехники? Так зачем же вы пользуетесь крадеными кладбищенскими принадлежностями?

— Мы не знали, что они краденые, а тем более клад­бищенские, — отвечал я. — Нам просто были нужны цинковые пластинки.

— Цинковые вам нужны… А почему именно цинко­вые? А железные? Железные вам не нужны! Как насчет крыш — я могу быть спокоен?

Семен был задумчив. Видно, он продолжал размыш­лять о прерванном опыте и его необыкновенных резуль­татах.

— Ну-ка, объясните, зачем вам нужен цинк? — на­стаивал начальник.

— Вы, конечно, знаете, как устроены гальванические элементы… — начал я неуверенно.

— Нет, не знаю, даже понятия никакого не имею, — ответил начальник, откидываясь на спинку стула. — Это которые для звонков, что ли?

Голос начальника показался мне настолько добро­душным, что я решил объяснить ему все как можно лучше.

— А вы вот возьмите банку с водой, — начал я немного неуверенно, — и насыпьте туда столовой соли, чтобы вода лучше проводила электричество…

— Ну…

— А дальше в эту же банку нужно сунуть медную пластинку и цинковую пластинку… Только смотрите, чтобы они не соприкасались друг с другом.

— Ну и что? — А то, что вы сразу получите простейший гальва­нический элемент. На концах проводников, прикреплен­ных к пластинкам, образуется электрическое напряже­ние…

— До чего просто! — удивился начальник.

— Вы понимаете? — продолжал я. — Цинк-то окис­ляясь в жидкости, то-есть соединяясь с ее кислородом, ведь должен выделять энергию. Ну так же, как, скажем, уголь, который выделяет энергию в виде тепла, когда окисляется на воздухе, иначе говоря — сгорает. Куда деваться энергии от окисления цинка, я вас спрашиваю? Ну вот она и превращается в электрический ток. Сгорая незаметно в жидкости, цинк вырабатывает электроэнер­гию. Вам понятно?

— Да так как будто бы сравнительно ясно, — угрю­мо проговорил начальник.

— Иногда медная пластинка, — продолжал я, — за­меняется пластинкой из прессованного угля. Она, так же как и медная, не растворяется в жидкости, а служит только для того, чтобы выводить электрический ток из жидкости.