Дим ворочался на тонком матрасе, уложенном поближе к кровати, на которой, беспокойно постанывая, метался во сне Нот. Днем он молчал и улыбался, но уснувший ночью самоконтроль выдавал, что боль живет в этом тонком теле постоянно. Костик поминутно совал свой нос в комнату, реагируя на звуки, в конце концов скрутился в кресле тесным клубком в кошачьем обличье, и только настороженные уши давали понять, что не спит, а дремлет под уже привычные стоны. А Дим спать не мог. Он все сильнее хмурился и играл желваками, не принимая собственное бессилие, недобро щурился, размышляя, почему пропал вампир и что у них за отношения такие, если он не считает нужным быть сейчас рядом с Нотом. Херовые отношения, вынес он вердикт.

Нот как-то совсем болезненно простонал, и Дим не выдержал. Поднявшись, он уселся на край кровати и погладил Нота по спине.

– Спи, – кивнул он настороженно приподнявшему голову Костику. – Я посижу.

Под ладонью Дима горячее тело постепенно расслаблялось, и стоны становились тихими, редкими. Дим прилег рядом, поглаживая уже по инерции, потом придавил отяжелевшей ладонью и уснул, уткнувшись носом в разноцветный ворох хорошо отросших волос. Проснулся он, потому как сбоку пекло. Он повернул голову и увидел почти втиснувшегося в него Нота. Тот, облапив его руку и ногу, спал. И спал спокойно.

В двери громыхнуло. Костик пытался удержать поднос с едой и одновременно придержать дверь:

– Доброе. Ты заметил – он молчит! – громким шепотом оповестил он Дима.

– Молчит, – Дим согласился и попытался отползти от Нота. Но тот, нахмурившись, дернул руку к себе и вцепился в нее мертвой хваткой.

Костик, сгрузив поднос на тумбу, бесцеремонно потряс Нота.

– Вставай давай. Режим. Еда. Таблетки. Гигиена.

Хватка на руке Дима ослабла, и Нот дернулся, откатываясь от него даже еще не проснувшись толком.

– Дим, ты завтра с утра дома останься. Мне на отметочку явиться нужно, – невозмутимый Костик устраивал Нота на кровати. – Я тебе все объясню, что делать.

– Не надо, я сам могу, – наконец подал голос Нот.

– Что можешь? – ехидно поинтересовался Костик. – С кровати рухнуть? Он, прикинь, вчера, – сдал Нота домовой, – встать сам хотел. В итоге пришлось обезболивающее впендюрить почти в двойной дозе.

Дим сосредоточенно разглядывал мелкие ромашки на пододеяльнике и был поглощен совсем другим вопросом.

Он бы давно уже усвистал из квартиры, но ежеутренний показатель мужского здоровья как-то совсем категорично заявил о себе под этим самым одеялом и держал Дима на месте. В принципе, тут все парни, можно сказать – все свои, но встать как ни в чем не бывало с кровати, на которой к нему всю ночь жался парень, было… беспонтово. Да. Поэтому инструкции Костика были совсем кстати. Дим внимал им с умным, сосредоточенным видом, мысленно уговаривая свой организм расслабиться и отпустить его в туалет.

Следующее утро началось точно так же. Дим хмыкнул, отметив этот факт, и вспомнил, что сегодня он за Костика. Поэтому выдрал свою руку из захвата, аккуратно убрал закинутое на него колено и поплелся на кухню. Детский завтрак. Таблетки и гигиена. Если первые два пункта прошли вполне нормально – Нот дисциплинировано съел жидкую ужасную на вид кашку, запихнул в себя веселенькие гранулы таблеток, – то с третьим пунктом вышла заминка. Занавесившись разноцветной гривой и полыхая из-под нее кончиками ушей, он послушно сидел в ванной, подавая то руку, то ногу. Дим с удовольствием отмывал порозовевшее тело, удивляясь тонкости кожи. Казалось, она местами была не толще листа – так отчетливо просматривался хитрый рисунок голубоватых венок. Увлекшись, он стал обводить это кружево жизни под кожей. Действие почти завораживало.

– Ты что? – хрипло разорвал тишину напряженный голос Нота.

Дим, осознав, отшатнулся, ошалело уставился на Нота, потом на его кожу и заметался взглядом по ванной, будто отыскивая разбежавшиеся по углам слова.

– Не подумай. Я совсем нет. Не то, что ты подумал… – Дим пытался донести основную мысль о непричастности к преступному замыслу, в котором Нот его, конечно, заподозрил. А кто бы не заподозрил?

– А что я подумал? – вдруг развеселился Нот.

– Что я тебя… Но на самом деле нет. Даже мысли не было. Просто все дело в рисунке. Ты кажешься местами разрисованным… Но ты все равно извини. Не надо было так делать, – частил Дим, пытаясь выкрутить себя из неловкой ситуации.

– Я подумал, ты на меня пентаграммы накладываешь. Вот и удивился. Вроде не лекарь.

– Пентаграммы… – Дим, разочарованный своим тугодумством, готов был постучать головой об кафель. Пентаграммы! Вот же баран, надо было догадаться и отмазаться именно так. А его понесло в какие-то голубые дали.

– Дим, а давай, пока Костика нет, мы на кухне чай попьем. Он меня совсем из постели не выпускает.

Димка радостно закивал, благодарный за смену курса разговора.

Нот сидел на подоконнике, закутанный в банный халат, с большой чашкой горячего чая и что-то пристально рассматривал во дворе.

– Почему твой вампир не пришел ни разу? – вдруг разозлился Дим.

– В рейде, наверное, – равнодушно пожал плечами Нот.

– Даже позвонить нельзя? Хорош у тебя бойфренд.

– Что? Нет, он мне не парень.

– Почему?

– Не нравлюсь я ему.

Димка удивленно окинул взглядом фигуру Нота. «Как он может не нравится», – мелькнула юркая мысль и тут же пропала во вдруг ставшем важным вопросе.

– А он тебе?

– Он мне очень. Но Дору вампир.

– И что?

– Понимаешь, я для него не аппетитный, – фыркнул в кружку Нот.

– Очень аппетитный, – возмутился Дим явной ложью этого Дору.

– Ну спасибо, – покатился со смеху Нот.

Димка прикусил кончик языка, понимая, что именно только что ляпнул.

– В смысле ты не хуже, чем он, на вид. И все такое.

– Я тощий, мелкий, не молодой, – успокоившись, пояснил Нот. – А Дору по своей физиологии реагирует только на полнокровных, крупных и молодых. Понимаешь? Не переделать этого. Даже ты ему уже не подходишь.

Дим второй раз оскорбился, но уже за себя. Забрал в назидание кружку с чаем и снял Нота с подоконника.

– Все, постельный режим.

Ночью, прислушиваясь к сбивающемуся в тихий стон дыханию Нота, Дим рассматривал его. Он пытался понять, как можно вытворять всякие такие (тут он тяжело вздохнул и мысленно подсчитал, что секса у него не было уже больше месяца) вещи с парнем. Это же нужно хотеть целовать вот эти губы. Дим застрял взглядом на губах и решил, что в принципе такие губы можно и захотеть поцеловать. Но вот, допустим, кожа. Кожа же должна быть нежной, а не как у парня. Тут он вспомнил полупрозрачное сплетение вен под тончайшим покровом, увиденное утром, и завозился под одеялом. Нот, махнув рукой, спихнул одеяло. Вот! Дим смотрел на плоскую грудь парня. Груди-то нет! Не погладить, не сжать. Только вот если зубами прихватить эти темные камешки сосков, потом обвести языком и подуть, смотреть, как они, сжимаясь, отвердевают. Так… что-то это не про то. Ну и эта штука… Дим вдруг поймал себя на том, что его рука, нырнув за резинку трусов, уже вовсю оглаживает вполне эрегированный член, а он все еще продолжает пялиться на плоскую грудь Нота. Стыд моментально обжег, кажется, все тело. Дим шустро стек с кровати и закрылся в ванной. Лаская себя, он почти дисциплинированно вызывал привычные картинки, но на самом пике, когда до финала осталась всего пара движений, когда он уже почти перестал дышать, ускоряя ритм до невозможности и закусывая губу, перед глазами вновь всплыла подкожная пентаграмма вен и горошинки темных сосков на плоской груди.