В ту минуту, когда кавалер приметил ее в первый раз, она вошла в комнату, заперев дверь за Жаком, отправлявшимся в Париж. По обыкновению, она тихо проскользнула за занавесками кровати, чтобы прислушаться к дыханию Рауля. Ей показалось, что молодой человек спокойно спал. Тогда она вышла из комнаты так же осторожно, как вошла туда, и отправилась к матери, которая приходила в негодование на слишком частое и слишком продолжительное, по ее мнению, отсутствие дочери.

Мадлена де Шанбар после перемены, совершившейся в ней, когда она узнала о богатстве больного, спрашивала о нем по нескольку раз в день и, казалось, принимала живейшее участие во всем, что касалось молодого человека. Ее заботливое любопытство простиралось даже до желания знать, что говорил и делал Жак, слуга Рауля. В этот день она поспешила спросить у Жанны:

— Ну! Как твой больной?

— Ему лучше, гораздо лучше; по крайней мере, мне так кажется, — отвечала молодая девушка.

— Слава Богу! — вскричала больная с притворной радостью, закусив себе губы до крови, чтобы скрыть гримасу обманутого ожидания. Потом она прибавила через минуту: — Мне показалось утром, что дверь улицы отворяли и затворяли два раза… Не ошиблась ли я?

— Нет, матушка.

— Кто же это выходил?

— Сначала доктор, а потом слуга.

— Куда уходил доктор?

— Он вернулся в Сен-Жермен.

— Надолго?

— Ему заплатили и отказали.

— Стало быть, он не вернется?

— Нет, если только его не позовут снова.

— А слуга куда послан?

— В Париж.

— Когда он должен вернуться?

— Он мне сказал, что через два или три дня.

— Не раньше?

— Нет, господин дал ему поручения, требующие, по крайней мере, столько времени.

— Итак, мы одни в доме с этим молодым человеком?

— Да, матушка.

— Это тебя не пугает, дитя мое?

— Меня, матушка?.. Чего же мне пугаться? Кавалер де ла Транблэ опасно болен; притом, если бы он даже и выздоровел, нам нечего его бояться… напротив! Если бы какая-нибудь опасность угрожала нам, он, наверно, защитил бы нас!

Жанна произнесла эти последние слова с необыкновенным жаром.

— Как ты разгорячилась!.. — заметила мать с улыбкой.

Жанна очень покраснела. Больная продолжала:

— Ты, кажется, принимаешь участие в этом молодом человеке, и я нахожу, что это очень естественно…

— Да, матушка… — пролепетала молодая девушка.

— Так слушай же: в эту ночь мне пришла в голову одна вещь…

— Какая?

— Что от меня зависит вылечить его гораздо скорее, нежели могут сделать это все доктора на свете…

— Что вы хотите сказать? — с живостью вскричала Жанна. — От вас зависит вылечить его? Каким это образом?

— Я вспомнила драгоценный секрет, который в моей молодости сообщил мне один иностранный доктор, знаменитый по своему искусству… В свете много было шума и толков о чудесах, какие он делал со своими больными…

— Какой же это секрет, матушка?

— Сейчас узнаешь. Отопри шкаф, вделанный в стену за изголовьем моей кровати.

— Отперла…

— Взгляни на третью полку, с левой стороны, если я не ошибаюсь… что ты там видишь?

— Тут есть несколько небольших глиняных горшочков, есть сухие цветы и разные медные инструменты, которые мне неизвестны.

— А другие вещи есть?

— Есть много кое-чего.

— Посмотри, нет ли между этими вещами пузырьков?

— Есть много, различной формы и величины.

— Один из пузырьков должен быть наполнен темной жидкостью.

Жанна искала с минуту, потом отвечала:

— Вот он.

— Подай его мне; я хочу удостовериться, не ошибаешься ли ты.

Молодая девушка исполнила приказание матери. Мадлена де Шанбар внимательно осмотрела пузырек, откупорила его, поднесла к ноздрям и вдохнула запах с удовольствием, вероятно, очень сильным, потому что радостная молния сверкнула в ее глазах и улыбка раскрыла на минуту ее бледные губы.

— Да, — прошептала она потом. — Это именно то, что мне нужно… В этом пузырьке заключается надежное лекарство… — прибавила она вслух.

Жанна сделала радостное движение. Больная продолжала, обратившись к ней:

— Сегодня вечером, когда стемнеет, налей треть этой жидкости в лекарство этого прекрасного дворянина, которого ты называешь, кажется, Раулем де ла Транблэ… Постарайся, чтобы он выпил эту смесь, и завтра утром… завтра он перестанет страдать…

Услыша это, Жанна не могла произнести ни слова; она была так счастлива, что, казалось, это счастье некоторым образом парализовало ее. Она взяла пузырек из рук матери и хотела выйти из комнаты, чтобы скрыть свое волнение. Мадлена удержала ее.

— Еще одно слово, дитя мое.

— Что прикажете, матушка?

— Слуга кавалера де ла Транблэ не увез ли в Париж золота, о котором ты мне говорила?

— Нет, матушка, — отвечала Жанна, — но к чему этот вопрос?

— Просто из любопытства… какое нам дело, есть ли деньги у этого дворянина или нет?.. Ведь мы, конечно, не потребуем от него платы за то, что можем сделать для него…

— Конечно, нет! — вскричала Жанна, не замечая, с каким странным выражением говорила ее мать.

— Теперь, — продолжала больная, — ступай, дитя мое, ступай, ты мне более не нужна.

Жанна вышла.

Оставшись одна, Мадлена вскричала с энергией, к которой нельзя было считать ее способной, глядя на ее исхудалое тело и поблекшее лицо:

— Довольно нищеты! Довольно страданий… Раз и навсегда я хочу положить этому конец, и если случай бросил богатство к моим ногам, оно от меня не ускользнет, хоть бы мне пришлось поднимать его из крови!..

Рауль провел день то в тяжелой дремоте, то в лихорадочном волнении. С утра одна постоянная идея примешивалась к его бреду. Образ царицы Савской поглощал все его мысли. Взор его не оставлял ее ни на минуту. Сердце его призывало ее, а губы безмолвно говорили с ней. Несколько раз, так же, как и утром, грациозное видение подходило к нему: эта мечта тотчас возобновлялась, когда Жанна входила в комнату.

Между тем приближался вечер. Молодая девушка приготовила успокоительное лекарство, прописанное доктором, и к этому лекарству примешала третью часть темной жидкости из пузырька. Она осторожно отворила дверь и подошла к кровати потихоньку, чтобы не разбудить кавалера. У Рауля в самом деле были закрыты глаза. Жанна поставила на столик фарфоровую чашку, в которую был налит чудесный напиток, и так как сумерки распространились уже по комнате и не позволяли хорошо различать предметы, наклонилась так близко к спящему Раулю, что ее лицо почти касалось лица молодого человека.

«Как он бледен», — подумала она.

В эту минуту кавалер раскрыл глаза и вскрикнул от радости. На этот раз он не ошибался: его милое видение было так близко от него, что ему стоило только протянуть руку, чтобы прижать его к груди и удостовериться, что он не был игрой какого-нибудь обманчивого призрака. Рауль протянул руки и тотчас опустил их, ощупав пустоту, Жанна, угадав его движение, вдруг отступила со страхом и находилась уже в трех или четырех шагах от кровати.

— Ангел или фея, — прошептал Рауль, — зачем вы бежите от меня?

Жанна тотчас подошла и отвечала:

— Я не бегу от вас; напротив, я ухаживаю за вами…

— Ухаживаете за мною? — повторил Рауль с изумлением.

— Конечно…

— Стало быть, вы женщина?..

— Чем же я могу быть, позвольте спросить? — спросила молодая девушка с улыбкой.

— Феей, ангелом, добрым гением, как я сейчас вам говорил…

— Увы! Я не могу иметь притязаний ни на одно из этих сладостных названий… хотя и надеюсь сделаться для вас добрым ангелом, принеся вам выздоровление…

— Вы женщина! — повторил Рауль недоверчиво. — Нет, вы не женщина!..

— Вы думаете? — сказала Жанна с новой улыбкой.

— Я в этом уверен.

— Каким образом?

— Я видел.

— Что?

— Ваше преобразование… ваше превращение…

Жанна повторила оба эти слова, которые не имели для нее никакого смысла. Рауль продолжал: