И сможет ли он хоть когда-нибудь умереть по-настоящему?..

   ...Он не понял, когда ноги отказали. Не знал, когда упал. Просто под щекой вдруг оказался пушистый снег. Он уже давно не был холодным -- Рождённый Летать сам заледенел. Странник прикрыл глаза. Он смертельно устал...

   -- Бернар! Бернар, смотри, что я нашёл!

   -- Ну что опять... Свет Господень!..

   Два парня быстро выкопали из сугроба замёрзшее тело.

   -- Не наш. Чужак...

   -- Ты смотри, одет как легко... как только дошёл сюда. Бедняга. Похоронить бы по-человечески...

   -- Да погоди ты хоронить! Живой же! Видишь, дышит!..

   Тепло касалось тела мягкой лапой, уговаривая холод внутри уйти прочь. Заледенелая душа покрылась инеем, вспоминая, что скоро нужно будет снова допустить к себе весну. Ещё рано. И хочется как можно дольше оттягивать этот час. Пусть зима длится вечно...

   "Ангел... ангел..." -- шептало тепло. "Не умирай..."

   "Я не ангел", -- грустно усмехнулся холод.

   "Всё равно не умирай..."

   "Ты опоздало, тепло. Я уже давно мёртвый..."

   Рождённый Летать закрылся прочным ледяным щитом, вымораживая самое себя до дна. Так не больно...

   "Не надо Элли... что же ты делаешь с собой?!.. Элли..." -- едва слышно вплелась в тепло тень чужого шёпота...

   В долине похолодало. Впервые за последнюю сотню лет настолько сильно. Это волшебное место беспощадного севера никогда не замерзало. Горячие источники и кусочек вечного лета поселились среди снега и льда в небольшой низине очень давно.

   Жителей в этом волшебном месте было немного -- три-четыре сотни человек, считая детей. Миролюбивые, чистые душой и мыслями. Казалось, больше нигде в мире не живут такие люди. Этому немало способствовал монастырь Ожидающих, стоящий тут же, в долине.

   Замок казался суровым каменным великаном, хранившим покой волшебной долины. Только в нём было очень мало от обычного человеческого монастыря. Монахи не проповедовали аскетизм и послушание, не забивали голову ненужной шелухой. Скорее, это было похоже на школу, академию, воинское училище, лазарет и приют одновременно. Монахи были воинами, врачевателями, учителями (школа в долине была обязательна для всех детей), помощниками, доброжелательными собеседниками для любого пришедшего. Каждый всегда готов был выслушать все горести и терзания любого обратившегося, помочь советом или делом, и никогда никому не рассказывали, свято соблюдая тайну. Они немало работали и какой-то неведомой своей силой держали лето в долине круглый год. Говорят, именно необычные монахи были причиной того, что долина не знала бедствий и голодных лет. Ни один враг, вздумавший покусится на это место, просто не находил его. И во всех людях, живущих здесь, отразилось это светлое и бескорыстное добро, вытравливая человеческие пороки.

   Сюда, в обитель тепла, добра и заботы, и привезли свою невиданную находку двое молодых охотников. Здесь, в монастыре Ожидающих, где не делали различий между послушниками и послушницами, дружно жившими под одной крышей, и пытались отогреть неведомого чужака, за спиной которого были крылья. Только сквозь его кожу так и сочился запредельный холод, замораживая всё вокруг...

   -- Не получается, -- молоденькая ученица, как здесь называли послушниц, покачала головой, взглянув на старшего мастера-лекаря. Она была самой способной из целительниц, родившихся в последние сто лет. -- У него душа замёрзла. А когда хоть немного отогревается... Ох, мастер, не приведи вас Бог когда-нибудь испытать такую невыносимую боль!.. Он будто спасается этим холодом. Как живая зима...

   Золотоволосая, голубоглазая, миниатюрная девушка прижала к щекам ладошки. Немолодой мастер и сам слышал отголоски той нечеловеческой, невыносимой муки, что иногда проступала сквозь этот живой лёд. Он не мог даже представить, что могло стать причиной такой чудовищной пытки.

   Мастер-лекарь Овидий снова взглянул на кровать, где покоился их невольный гость. Золотые волосы, нечеловечески прекрасное лицо, крылья за спиной, сейчас беспомощно раскинутые. Он был высок. Выше всех в долине, и великолепно... совершенно сложен.

   По всем канонам он являлся ангелом Господним. Но... "Я не ангел..." -- тихий шёпот, хотя гость не разжимал замёрзших губ, был слышен мастеру так же хорошо, как его ученице.

   Кто же ты, неведомый чужак?.. От тебя веет бесконечной древностью, но ты так же бесконечно молод. Кто ты? И как же тебе помочь?..

   -- Милана, пригляди за ним, -- Овидий вздохнул и поднялся. -- Я поищу кое-что в старых свитках...

   Недвижимый до того ангел вдруг крепко сжал в кулак ладонь, лежавшую поверх одеяла. Выдохнул с едва слышным стоном. Холод плеснулся по стенам, заставляя их покрыться инеем, а огонь в очаге притухнуть. Веки с длинными, тёмно-золотистыми ресницами дрогнули, приоткрылись.

   Никогда в жизни мастер-лекарь не видел таких глаз. Сказать, что они были просто синими -- всё равно что сравнить небо с грубо размалёванным серо-голубым грунтом холстом. Невероятная их глубина могла сравниться только с такой же невероятной болью и тоской, что плескалась в глазах, ещё ничего не видевших вокруг.

   Шевельнулись белые от холода губы, и едва слышен был удивлённо-недоверчивый шёпот:

   -- Мири?.. Мири...

   Взгляд заметался по комнате с какой-то безумной надеждой. Наткнулся на замершую Милану. И надежда за несколько мгновений умерла, сменившись беспросветным отчаяньем. С губ слетело слово... звенящее, чистое, непроизносимое. Ни один человек не смог бы повторить его. Но самым удивительным было другое -- оно было понятным. Одно короткое чужое слово содержало в себе столько, сколько нельзя было сказать сотней человеческих. "Зачем бы убиваете её последнюю тень?.. Не уходи, моя жизнь... Стань моей смертью..." -- так звучал только верхний смысл.

   Ангел попытался приподняться, но тут же рухнул обратно, потеряв сознание...

   Охотники за сокровищами не раз возвращались отсюда с пустыми руками. А чаще и вовсе не возвращались. Но дураки не переведутся никогда. Вот и теперь отряд из двенадцати воинов и одного проводника расположился на ночлег в вечных снегах. Итого, тринадцать человек.

   Все собрались за одним костром. Все, кроме троих, сидевших особняком.

   -- Не счастливое число, -- тихо бормотал под нос помощник главы отряда.

   -- Заткнись, Рем, -- выцедил сквозь зубы Фуад, главарь. -- Аза наш проводник и без него мы не найдём сокровищницу. А если не устраивает число, то тебя можно прирезать. Тогда избавимся от плохой приметы и от твоего постоянного трёпа. Хочешь?

   -- Нет, -- тут же отозвался помощник и замолчал.

   -- Так-то лучше, -- усмехнулся Фуад и сплюнул в костёр сквозь дыру в зубах.

   -- Не беспокойся, Рем, -- Аза хлопнул его по плечу. -- Уже скоро дойдём. И вернёмся богатыми. Разве что ты устыдишься грабить и вернёшься без гроша...

   ...Как часто он так умирал в лихорадке за последние века? Первые годы, потеряв разум -- почти постоянно. Зачем эти люди раз за разом выхаживали его, чужака, почему смерть не брала его?.. Однажды в зимнем лесу, когда накрыло волной безумия, его, раненого, ищущего смерти, отогрели и вылечили волки. Даже один, когда некому было помочь, когда он сорвался со скалы и переломал себе кости -- выжил.

   Хотя... как смешно сравнивать себя с человеком. Элльри безнадёжно и навсегда опоздал к собственной смерти. Он ведь и умер, лишившись смысла Пути. Тогда почему же ещё жив? А кто сказал, что он на самом деле жив?..

   "Но ведь ты ещё дышишь..." -- шепнуло тепло рядом.

   "Это ничего не значит... -- тихо ответил холод. И беззвучно добавил: -- Я так устал..."

   А ведь если замёрзнуть... Замёрзнуть где-нибудь здесь, среди этой нескончаемой зимы... он перестанет чувствовать. Не умрёт по-настоящему, как все остальные, но... но прекратит этот нескончаемый и бессмысленный путь в никуда. Остановит. Как было бы хорошо остаться в вечной стуже...