Annotation

Здесь правда голая, как жирная тётка в бане. Она не втягивает живот и не прячется за тонированными стёклами иномарки. И говорит она не на глянцевом гламурном новоязе, а на простом русском языке.

В этой книжке нет ничего кроме разумного осмысления вечно с нами происходящего при сохранении доброго отношения к себе, что бы с нами, сучками крашенными ни происходило в этой тупой, жестокой и порою чудовищно смешной жизни.

Лидия Раевская

Предисловие

Лидия Раевская

Взрослые игрушки

Предисловие

Тонкий и интеллигентный юмор Татьяны Толстой… Семейные саги Людмилы Улицкой… Всепобеждающий триумф женской логики по версии Донцовой и Устиновой… Рецепты жизни от Собчак и Робски… Вы любите это? Вы ждёте новых откровений от отечественной женской литературы? Тогда вы ошиблись книжной полкой. Если вы ещё в магазине и не успели купить эту книгу, то немедленно поставьте её обратно, пока вас никто с ней не увидел. Потому что ещё несколько минут и будет поздно: на пятнадцатой странице с ваших, уже обкусанных, начнёт слезать слоями дорогой маникюр, на пятьдесят седьмой – потечёт удлиняющая тушь и встанут дыбом остатки линии бикини, а после сто пятнадцатой вы без ужаса поймёте, что вам жизненно необходимо не на концерт Башмета в «Барвиха лакшери вилледж», а на ржавые трубы возле районной больницы пить портвейн с незнакомым милиционером после искрометного секса с ним же. Короче, вы вдруг станете сама собой.

А теперь – серьёзно. Чтение «Взрослых игрушек» Лидии Раевской – это занятие трудное и опасное. В метро от попеременно то краснеющего, то истерически ржущего человека люди шарахаются и нажимают кнопку экстренной связи с машинистом. В офисе (тем более, в наше кризисное время) вас всенепременно уволят. Причём, не по сокращению, а за деморализацию коллектива, адский хохот и глаза, выпученные как у кота Тома, которому мышонок поджёг хвост и съездил по башке молотком. Вас не спасут ни заклеенный пластырем рот, ни розданные сослуживцам самолётные затычки для ушей, ни данное себе слово «ещё полстранички и на сегодня – всё!». Метаморфоза по Кафке уже произошла: вы стали Лидией Раевской. Её мужик-импотент – это ваш мужик-импотент. Её дебильная соседка – это ваша дебильная соседка. Её детская мечта о больших сиськах – это ваша мечта (для многих – и по сей день). Всё так и было, всё так и есть, всё так и будет, причём, в отличие от гришковцовского коктейля из соплей и сахара и санаевских заплинтусных рефлексий, здесь правда голая, как жирная тётка в бане. Она не втягивает живот и не прячется за тонированными стёклами иномарки. Она не прикрыта брендами и не отвлекает от себя шорохом купюр. И говорит она не на глянцевом гламурном новоязе, а на простом, блять, русском языке.

А как же «разумное, доброе, вечное?» – спросите вы. А это именно они и есть! В этой книжке нет ничего кроме разумного осмысления вечно с нами происходящего при сохранении доброго отношения к себе, что бы с нами, сучками крашенными ни происходило в этой тупой, жестокой и порою чудовищно смешной жизни.

...

Андрей Орлов

(orlusha)

P.S. Если вы надумаете прятать эту книжку от дочери-подростка, то не кладите её вместе с давно (поверьте моему и своему опыту) найденными презервативами и порнокассетами. Поставьте её на самом видном месте между томиками Чехова и Зощенко, туда дети обычно добираются в последнюю очередь. Кстати, именно там этой книжке, как раз, и самое место.

Часть первая «Детства моего чистые глазёнки…»

Глава первая

Я всегда была чувственной и одарённой натурой. Я этого не ощущала, но моя родня утверждала, что я пиздец как талантлива, только они точно не знают – в чём именно. На всякий случай, меня отдавали во всевозможные кружки и школы, чтобы выяснить, где же зарыт мой талант. А в том, что он где-то зарыт – никто не сомневался. К моим двенадцати годам выяснилось, что талант у меня только один – пиздеть не по делу. Причём, обучилась я этому сама и совершенно бесплатно. За это меня сурово наказали, сделали внушение, и в наказание отправили на одну смену в пионерлагерь «Мир», где я, вдобавок ко всему, научилась курить невзатяг, петь блатные песни, и воровать.

После того, как с моей жопы сошли последние синяки и следы папиного ремня, меня забрали из всех кружков и школ, решив, что я – бесталанный позор семьи.

И тут во мне внезапно проснулся талант.

Однажды утром я вдруг поняла, что я – богиня музыки. Музыка звучала у меня в голове, я её никогда раньше не слышала, и попыталась запомнить. Годы учёбы в музыкальной школе прошли для меня даром, к тому же мой папа выбил из меня последние мозги своим ремнём, и, если вы помните по какому месту бил меня папа – вы знаете, где у меня находятся мозги. Так вот, папа их выбил окончательно. Вместе с жидкими воспоминаниями о том, как выглядят нотный стан, ноты, и моя учительница пения Белла Дераниковна Эбред. Странно, но вот имя учительницы пения папа выбить так и не смог.

Ноты я записать уже не могла, а вот мелодию, звучавшую в голове, запомнила, и напевала её про себя до тех пор, пока она внезапно не оборвалась. А оборвалась она потому, что вошедшая в комнату мама стукнула меня по голове выбивалкой для ковров, и напомнила мне, что лагерное прошлое меня не отпускает.

Стукнув меня по голове, и тем самым оборвав звуки прекрасной мелодии, мама удалилась из моей комнаты, а я, выждав пять минут, полезла в ящик с игрушками младшей сестры, и вытащила оттуда металлофон. Была во времена моего детства такая игрушка: доска с прибитыми к ней железными пластинами. К доске прилагались молоточки. Хуяря этими молоточками по пластинам, можно было сыграть «Тили-тили, трали-вали» или «Чижик-Пыжик». Я, как три года проучившаяся в музыкальной школе, могла ещё дополнительно выбить из этой жемчужины советской игрушечной промышленности «Во саду ли, в огороде» и «Ламбаду». Папа иногда говорил, что за триста рублей в год он сам может сыграть оперу «Кармен» на губе и на пустых бутылках. Причём так, что сам Жорж Бизе не отличит от оригинала. А уж «Ламбаду» он вообще пропердит на слух, даже не напрягаясь. После чего всегда добавлял, что в музыкальных школах детей учат какой-то хуйне.

В общем, я извлекла металлофон, и наиграла на нём услышанную мелодию. Получилось звонко и прекрасно. Но музыка – это ещё не всё. Требовались слова для песни. Слова я тоже придумала очень быстро. Зря, всё-таки, родня считала меня бесталанной. Песня выдумалась сама собой.

Меня не любит дед, не любит мать

За то что дочь их стала воровать.

Они все говорят, что я – позор семьи,

Мне больно это знать, как не поймут они…

(тут шёл такой мощный наебок по металлофону, и сразу за ним – припев)

ЧТО ВОРОВАТЬ ЗАСТАВИЛ МЕНЯ ГОЛО-О-О-ОД!!!

Потом шёл второй куплет сразу:

Моя мамаша постоянно меня бьёт,

А папа с мужиками пиво пьёт,

В такой семье мне остаётся лишь одно:

Я буду красть конфеты всё равно!

(БУМС! ДЫДЫЩ!)

ВЕДЬ ВОРОВАТЬ ЗАСТАВИЛ МЕНЯ ГОЛО-О-О-ОД!!!

В общем, песня была придумана, я её спела три раза и прослезилась, и теперь мне требовались благодарные слушатели. Маме её петь было нельзя, остатками выбитого мозга я понимала, что мама может меня сдать врачам на опыты, поэтому я, сунув металлофон подмышку, выбралась на лестницу, и позвонила в соседнюю квартиру. Открыла мне подруга Ленка.

– Ленка, ты любишь музыку? – сразу спросила я у подруги, и показала ей металлофон.

– «Модерн Токинг» люблю, – ответила Ленка, и с опаской покосилась на мой инструмент.