– Верно. – Юлька не огорчилась. – Вот эта лыжная палка чья?

Я оглянулась. Возле соседней квартиры сиротливо стояла одна лыжная палка.

– Ничья. – я пожала плечами. – Бери, если нужно.

– И возьму. Я буду ей стучать по ступенькам, и имитировать адский топот. Видишь, всё катит как надо!

Двери лифта открылись, и мы с Юлькой шагнули в кабину, и нажали на цифру семь.

– Эх, вот эти иисусики щас обосрутся! – Юлька откровенно радовалась предстоящему чужому инфаркту. – Главное, смотри, чтоб тебе кадилом не уебали, в процессе изгнания бесов.

– Юля. – Я прислушалась к тишине за дверями лифта. – Юля, мы, кажется, застряли.

– А я ещё появлюсь, и скажу Ковалёву: «Ты нихуя не божий человек. Ты дрочишь по ночам, в ванной. Так что собирайся, я за тобой». – Юлька захохотала, и осеклась: – Чо ты сказала?

– Мы застряли. – Я села на корточки, и посмотрела на Ершову снизу вверх. – А у меня клаустрофобия. Щас орать начну.

– Не надо. – Уверенно ответила Юлька. – Щас попробуем отсюда выбраться.

Однако, выбраться из лифта не получалось. Застряли мы всерьёз.

– Юля… – Я уже шмыгала носом. – Я боюсь! Сегодня страшная ночь, а у меня ещё клаустрофобия… У-у-у-у-у-у…

– Не вой! – Юлька взяла на себя обязанности главнокомандующего. – Щас вызовем этих, как их… Спасателей.И уверенно ткнула пальцем в кнопку с надписью «Вызов».

– Кхе, кхе… Пыш-пыш-бу-бу-бу, Иванова. – Неразборчиво донеслось из динамика. – Бу-бу-бу шшшшшшшш какого хуя?

– Иванова! – Заорала Юлька. – Иванова, мы застряли в лифте! У Лидки эпидерсия и Хеллоуин, а я в туалет хочу! Спаси нас, Иванова!

– Клаустробофия у меня, дура.

– Похуй. Я такое не выговорю всё равно. Ты слышишь нас, Иванова?

– Бу-бу-бу, ждите. – Чота сказала Иванова, и отключилась.

– Не ссы, Лидос. Скоро приедет Иванова, и нас спасут. А потом мы обязательно пойдём, и напугаем Ковалёвых.

Юлька опустилась рядом со мной на корточки. – Ты только потерпи, потерпи, родная. Не умирай! Дыши, дыши, Лидка!

– Отстань, дубина. – Я отпихнула Юлькины руки, которыми она вознамерилась надавить мне на грудную клетку. – Я не умираю, и я дышу. Только тут воздуха мало, поэтому не вздумай пёрднуть.

– Жива! – Возрадовалась подруга, и предложила: – Давай, может, споём?

– А подмога не пришла-а-а-а, подкрепленье не прислали… – Обречённо начала я.

– Нас осталось только два-а-а-а, нас с тобою наебали… – Подхватила Юлька, и дальше наши голоса уже слились в неровный хор:

– Иванова долбаёб, и с патронами напряжна-а-а-а, но мы держым рубежи, мы сражаемся отважна-а-а-а…

*Прошёл час*

– Ковыляй потихонечку, а меня ты забу-у-удь…

– Заживут твои ноженьки, проживёш как-нибудь!

– Труля-ля, труляля-ляля…

– Иванова – пизда!

*Прошло ещё полчаса*

– Голуби своркуют радостно…

– И запахнет воздух сладостно…

– Домой, домой, пора домой!

– Юля, я умираю…

– Нас спасут, я верю!

– Про нас забыли… Ивановой никакой нет. С нами разговаривал бес.

– Я верю, что Иванова существует! И нас скоро спасут!

– Спасатели Малибу?

– Не, им далеко ехать. Скорее Чип и Дэйл.

– Я поцелую их в жопу.

– А я им отдамся.

– Домой, домой, пора домой!

*Прошло ещё двадцать минут*

– Кто тут, блять, на лифте по ночной Москве катается?!

Голос со стороны свободы пролился нам в уши сладостным нектаром.

– Это мы! Дяденька, вытащите нас!

– Пятьсот рублей за ночной вызов.

– Согласны!

– Сколько вас там?

– Двое!

– Тогда с каждой по пятьсот.

– Пошёлнахуй! Пятьсот, и хватит. Щас Ивановой позвоним. – Ершова была категорична.

На свободе что-то зашуршало, и стало тихо.

– Дядя, вы тут? – Я заволновалась.

Тишина.

– Дядь, мы пошутили! – Ершова кинулась на закрытую дверь. – По пятьсот с каждой!

Тишина.

– Довыёбывалась, жлобина? – Я нацелилась когтями в Юлькину опухшую рожу. – Пятихатку пожалела? Теперь из-за тебя…

Тут кабина лифта сильно дёрнулась, и поплыла куда-то вверх.

– Мы молчали, боясь спугнуть своё счастье.

– На какой этаж ехали? – Заорал кто-то над головой.

– На седьмой! – Заорала в ответ Юлька. – На седьмой, дяденька!

– Щас спущусь за деньгами. Ждите.

Кабина остановилась, но двери не открылись.

– Придёт, как думаешь? – Я заволновалась.

– А то ж.

Ещё через минуту за дверями послышалось шуршание, и створки разъехались, показав нам усатое и пьяное лицо спасителя.

– Дядя! – Крикнула Ершова, и распростёрла объятия. – Дай же нам тебя обнять!

– И поцеловать! – Я подняла с пола лыжную палку¸ и шагнула на свободу.

– Блять! – Вдруг заорал спаситель, и кинулся вниз по лестнице. – Черти! Ёбаный понос!

– Чо это он? – Юлька перегнулась через перила, и посмотрела вниз. – Живот прихватило, что ли?

– Дура, – я заржала, – это он нас с тобой испугался! Сама подумай: открывается дверь, и на тебя вываливается чёрное уёбище с хвостом и рогами, а за ним…

– Второе уёбище. Без сисек и на кривых ногах. – Ершова явно обиделась. – Жалко дядьку. А с другой стороны, пятихатку сэкономили. Ну чо, домой?

– А куда ещё. Только пешком.

Спустившись на четвёртый этаж, мы с Юлькой, не сговариваясь, позвонили в квартиру Ковалёвых, и молча ждали реакции. Без вопроса «кто там?» дверь открылась через минуту.

– Ты дрочер, Рома. – Сурово сказала Юлька, и стукнула по полу лыжной палкой. – Хуй тебе, а не Царствие Небесное. Сдохни, гнида.

– Продавай квартиру, сука бородатая, а деньги отдай в церковь. Иначе не будет тебе прощения. – Я ковырнула засохший кетчуп на шее. – И прекрати ебаться без гондонов. Твоя Вика не спермоприёмник.

Рома коротко всхлипнул, и захлопнул дверь.

– Чота хуёво мы как-то им отомстили… – Ершова поставила лыжную палку на место, и плюнула Ковалёвым в дверной глазок.

– В самый раз. – Я открыла свою дверь, и впустила беса в квартиру. – А мог вообще подохнуть. И тогда менты, кило героина, и…

– Четыре трупа-а-а возле та-а-нка… – Нараспев продолжила список ништяков Юлька.

– И зона с лесбиянками-и-и-и……Дверь за нами закрылась, и в доме номер девять ненадолго воцарились тишина и спокойствие.

Глава пятнадцатая

Телефонный звонок в три часа ночи, оборвал мой эротический сон, в котором молодой и волосатый Брюс Уиллис разводил меня на анальный секс, и почти уговорил.

В темноте я нащупала на полу телефон, и выдохнула в трубку:

– Чтоб ты сдох.

– Через пять минут. – Скорбно пообещал мне Юлькин голос, и добавил:

– Не ори на подругу свою бедную, у меня несчастье и мировая скорбь как следствие.

Свободной рукой я нашарила на стене выключатель, и включила ночник. Его неяркий свет осветил мою спальню, мои же покусанные комарами ноги, и обнаружил полное отсутствие Брюса Уиллиса. Молодого и волосатого. Стало грустно и одиноко.

– Ершова, – прошипела я в трубку, – если твоё несчастье – это очередная жалоба, что твой нежный супруг Толясик снова лёг спать не помыв свои кустистые подмышки – ты получишь пизды. Прям завтра по утру. Вернее, уже через несколько часов.

– Вовсе нет. – Шмыгнула носом Юлька, и вдруг неожиданно спросила:

– Скажи мне, что ты знаешь о проститутках?

Вопрос был интересным. В три часа он казался ещё и зловеще-таинственным.

Я задумалась.

– Ершова, я понимаю твои намёки на мой имидж, на цвет моих волос, и на твою зависть в отношении моих лаковых ботфорт, но, как ни странно, о проститутках я знаю крайне мало. Обычно они выходят побарыжить своим бренным телом глубокой ночью на Ленинградское шоссе, нарумянив щёки, и обвалявшись как антрекот в сухих блёстках. Если фортуна им улыбнётся, их покупает горячий грузинский джигит, грузит в своё авто Жигули шестой модели, бежевого цвета, с музыкой Кукарача вместо нормальной бибикалки, и увозит в ближайшые кусты…

– Поразительно. – Перебила меня Ершова. – Твои глубокие познания в области проституции позволяют мне задать и второй вопрос. Который я даже не предполагала тебе задать, но раз уж ты в подробностях знаешь чо там как у вас на Ленинградке принято…