- Да уж, - поджал губы Гранин.
- Они не похожи на парней, скажем, из местной газетенки.
- Особенно тот здоровенный потц, - поддакнул он. - Готов спорить, он не может без ошибок написать свое имя.
- Зато, ручаюсь, можете пересчитать кому угодно ребра.
- Ладно, Рит, куда едем? Пицца скоро остынет.
Он не предал этому такого значения, как я. Когда Гранин голоден, он ничему не придает значения.
Я предложила проехаться к набережной. Гранин заглушил двигатель на стоянке напротив пляжа. Со стоянки открывался великолепный вид на реку и Остров. Пляж был занесен снегом и безлюден. Прибрежные кафе пустовали. Я откусила от треугольного куска пиццы пару раз и окончательно потеряла к еде интерес. Чахлые лучи солнца продолжали нырять в темные воды реки, однако вскоре и они были проглочены тучами. Я все думала о троице, встретившей нас у пиццерии.
- Не будешь доедать? - Гранин указал на надкушенный мной кусок пиццы. Я покачала головой. Он деланно негодующе сунул кусок обратно в коробку. Я невольно улыбнулась.
Мы слушали радио и любовались рекой.
Хриплый голос Уна Бомбера сочился из динамиков, словно смола из древесной коры:
- Такой уж у меня пунктик, мои любознательные. Я тоже не уверен в том, что продукты на моей тарелке не подвергались генной модификации. После ЗИП - Закона о 'Защите интересов производителей', мы не можем быть уверены ни в чем, даже в горячо любимом консервированном горошке. Зеленый горошек отныне стал неверной женой, которая начала ходить на сторону...
Учитывая состояние дорог после ночного снегопада, к Морозову было решено выехать за полчаса до назначенного времени.
Офис Морозова располагался в одном из выходящих на проспект домов, в которых квартиры стоят целое состояние. Перед офисом на небольшой стоянке, врезанной в тротуар, были запаркованы несколько тяжеловесных роскошных иномарок. Гранин остался дожидаться меня в машине: опустил сиденье, вытянул ноги, закинул руки за голову и пустил слюну. 'Послеобеденный сон, чтобы жирок завязался', - как объяснил он.
Меня приветствовала симпатичная секретарша в аккуратненькой кремовой блузке, со стрижкой 'каре' и пухлыми рыбьими губками. Только я открыла рот представиться и сказать о назначенной встрече, как она опередила меня, предложив провести в кабинет Морозова. Как бонус, из-под резко очерченной челки мне была дарована обезоруживающая улыбка. Будь на моем месте Гранин, он бы сказал примерно следующее: 'Забирай меня с потрохами и эксплуатируй, как пожелаешь, милочка'.
Если офис являл собой лакомый кусочек, то кабинет Морозова был глазированной вишенкой на торте. Обезоруживающая Улыбка прикрыла за собой дверь. Что ж, это можно считать началом утечки денег из моего кармана. Сам Юлий Морозов полностью соответствовал убранству кабинета, затаившись в нем наподобие хамелеона. И кабинет, и Юлий Морозов были отличным дополнением друг к другу.
Морозов вскочил из-за стола и уже спешил ко мне с протянутой рукой. Я немного волновалась, но рукопожатие всегда действует на меня подобно тычку под ребра. Морозов предложил располагаться с комфортом и справился, не желаю ли я кофе. В общем, стандартный набор.
Получасом позже, кинув мне в ноги моток спутанных обещаний-гирлянд, положив руку мне на спину, Морозов провожал меня к машине. Сомневаюсь, что он каждого клиента провожает к машине. Наверное, я должна чувствовать себя особенной. Я не чувствовала.
Да, Морозов согласился вести мое дело. Выслушав меня, он склонялся к мысли, что Деревские были наняты кем-то, и подосланы в 'Темную сторону' с вполне понятной целью: разбить мою репутацию в щепки. Это в точности повторяло то, к чему склонялась я. Осталась самая малость - найти сему доказательства.
Глава 19
Коматозность в чем-то похожа на хлопья для завтрака со сниженной калорийностью: вы ожидаете чего-то большего, на деле - ничего особенно. Ну, почти ничего особенного, беря во внимание тот немаловажный факт, что на моем затылке больше нет дыры, мою новую устойчивость к холоду и восстановившееся зрения. По-моему, у меня также улучшилась реакция, и я стала чуточку сильнее. Что продолжало донимать меня: что где-то в моей черепушке, возможно, осталась пущенная Быком пуля. Но разве могу я с этим что-то поделать? Кабинет рентгена отныне - запрещенная территория. А что на счет металлоискателей? Пусть гнусные металлоискатели катятся куда подальше, решила я.
Гранин отвез меня домой. Потрясая у меня перед носом ключами от машины, он сказал, чтобы я, чуть что, звонила ему. 'Чуть что' прозвучало с напором. Я заверила его, что он может рассчитывать на незапланированный расход бензина в самое неподходящее время суток. Дело, впрочем, вовсе не в машине, а в том, что сейчас во всем Пороге Гранин был единственным, кому я могла доверять. Эдуарда в расчет не берем - он в Кварталах, значит недосягаем. По крайней мере, без острой надобности я в Кварталы ни ногой.
Оставшиеся куски пиццы Гранин забрал с собой, сказав, что разогреет их в микроволновке и слопает на ужин. Я попросила его избавить меня от подробностей.
Вечерело. В квартире было темно и тихо. На ходу выныривая из туфель, я прошла в спальню и замерла возле окна. В окнах высоток вспыхивал свет, вместе с ним - десятки наряженных елок; лампочки мигали всеми цветами радуги. Искрящийся в свете уличных фонарей снег придавал картине некий торжественный подтекст. Вдруг захотелось оказаться в тесном семейном кругу. Захотелось Нового года, пахнущего хвоей, бабушкиной выпечкой, папиными сигарами, корицей, морозцем, который приносят в дом гости, томящимся в духовке золотистым картофелем, жжеными гирляндами... Мне вспомнился случай, после которого жженые гирлянды стали столь яркой ассоциацией к Новому году.
Так уж было заведено в семье Палисси: когда наступало время зимних праздников, и папа приволакивал в дом елку, что-то случалось - то ли с елкой, то ли с Владом, то ли с ними обоими. Однажды отец за несколько часов до боя курантов был вынужден везти вопящего Влада в больницу с застрявшими в физиономии осколками керамического деда Мороза, на которого братец свалился в угаре веселья. К слову, на его лице до сих пор заметны три маленьких шрама.
В тот Новый год все шло по накатанной схеме: папа дорвался до коробки сигар и скрупулезно раскуривал одну, мама же шипела Владу, чтобы он отошел от елки, угрожая папиным ремнем. Я беспечно наблюдала за разворачивающимся действом, возясь с новой куклой (которой брат, к слову, через пару дней скрутил голову и подкоптил руки и ноги). Дураковато хихикая и игнорируя мамины посылы, Влад крутанулся и запутался в гирляндах. Я хорошо помню этот момент, будто он запечатлен на фотографии, а сама фотография пришпилена на самом видном месте в моем мозгу. Мгновение брат балансировал на одной ноге, затем пошатнулся и тяжело рухнул вместе с елкой. Треск, мигание гирлянд, грохот разбивающих елочных игрушек. Одинокий крик мамы, выводящий всех из ступора. Все, визжа, рванули к погребенному под хвойным гигантом вопящему Владу. Это надо было видеть! Влад оказался целехонек, поэтому за мамочкиным испугом накатила ярость. Брат потом зверски долгое время не мог сидеть на заднице. Ах, детство!
Улыбаясь воспоминаниям, я постояла еще некоторое время у окна, потом задернула штору и включила ночник.
Сколько себя помню, я сплю с включенным ночником. Менялись ночники, но страхи оставались прежними. У меня нет боязни темноты, нет-нет - меня напрягает то, что может таиться в ней. Не знаю, заклеймила я себя или нет, но иногда потусторонние гости, словно осы, за многие километры чующие запах барбекю, находят меня. Одни приходят просто посмотреть и уходят, другие становятся настоящими занозами в заднице, третьи могут напасть. Время от времени я прохожу по квартире со свечой, но жизнь полна сюрпризов. Ночник помогает сгладить сюрприз, сделать его менее, черт побери, сюрпризным.