Пол в коридоре сиял чистотой. Испачканная было стена - тоже. Пахло моющим средством с запахом лаванды. Эти парни в детстве, должно быть, любили помогать мамочкам по хозяйству. Что ж, их мамочки могут ими гордиться. Я не стала спрашивать, куда делись тела - некоторые вещи лучше не знать.
Тянущиеся вдоль дома подъезды из-за выпавшего снега были безликими. Снег лежал на лавочках, на теннисном столе, завалил урны, песочницу и детскую горку. Тополя стонали под натужными порывами ветра. Небо светило отраженным от города светом. Порывистый ветер бросал снежинки из стороны в сторону, как если бы где-то там, наверху, шимпанзе баловался солонкой. Ветер больно обжигал лицо.
- Едем со мной, - предложил Эдуард.
Я не обернулась, чтобы заглянуть ему в лицо. Его голос прозвучал преспокойно. В Кварталы? На территорию Кудрявцева? Ну нетушки.
- Нет, - я качнула головой, поправляя накинутое на плечи пальто. Пальто была данью джентльмену в Эдуарде, ведь необходимости в утеплении больше не было. Я могла справиться с холодом и даже - что я доказала, спустившись по лестнице без помощи Эдуарда, - со слабостью.
- К крестной ты тоже порывалась поехать одна.
- Эдуард, да, я в неописуемом долгу перед тобой. Но я не поеду в Кварталы. Я поеду домой, приму душ и, если кошмары не будут мучить, посплю. Что-то подсказывает мне, что на сегодня развлекательная программа окончена.
Двигатель урчал. Фонари, иллюминация проносились мимо. Артур уверенно вел машину сквозь метущий снег.
- Я могу прислать кого-то, кто остался бы с тобой, - сказал Эдуард, глядя перед собой, на дорогу.
- Не сомневаюсь, что можешь. Но - спасибо, не стоит.
Вот и все, что мы сказали друг другу за время дороги к моему дому. 'Ауди' плавно въехало во двор, и остановилось под стонущим кленом; красный свет задних фар плеснулся на снег. Воцарилась тишина.
- У тебя есть мой номер, - сказал Эдуард.
Он вышел и стоял рядом со мной. Я отдала ему пальто и ответила - да, есть. Попрощавшись с ним и с Артуром, вжимая голову в плечи, я заторопилась домой.
Домофон запиликал, и я дернула на себя железную дверь. На третьем этаже кто-то звенел ключами и топтался на площадке. Я остановилась возле почтовых ящиков. Нет, я определенно не в настроении выдавливать из себя вежливое 'здравствуйте', когда моя физиономия все утро маячила с экранов телевизоров, а час назад стала полигоном для кулаков фанатика. Мои соседи и без того в восторге, что живут по соседству с Ритой Палисси. Зачем лишний раз нервировать их, напоминать им об этом?
Когда на третьем этаже наконец бахнули дверью, я, не чувствуя под собой ног, буквально взлетела по лестнице. Если вы никогда так не делали, значит, вам повезло с соседями. Или с профессией. Закрыв за собой дверь, я привалилась к ней спиной, и какое-то время переводила дыхание.
Когда глаза привыкли к темноте, я включила свет, расшнуровала ботинки, стянула с волос резинку и босиком прошлепала в ванную. Открутив воду, я встала перед зеркалом, и некоторое время внимательно изучала причиненный лицу ущерб. Итак, левая половина физиономии покраснела, назревал синяк, губа разбита, кровь запеклась в уголках рта. Будем надеяться, что к завтрашнему утру мое коматозное начало возьмет свое. Я осторожно почистила зубы, чтобы избавиться от тошнотворного привкуса, затем приняла душ. Десятью минутами позже, стиснув зубы, натягивала майку. Люблю майки за их универсальность. Оставшиеся на коже капельки воды мгновенно впитались в ткань.
Около полуночи зазвонил телефон. В моем положении лучше не игнорировать звонки, особенно во время, когда нормальные люди давно отдыхают. Я рванула в спальню и выудила трубку из-под вороха подушек.
- Алло! Рита!
'Алло' прозвучало как 'алло-у'. В груди шевельнулось узнавание.
- Да, это я.
- Рита! Как я рад слышать тебя! Алло!
Слюна готовилась проделать путь от уголка моего рта к ключице. Я знала только одного человека, который, может по сто раз повторять свое фирменное 'алло-у'. Скверная телефонная связь исказила его голос, но 'алло-у' было как удар под дых.
- Папа.
Ну вот, сейчас начнется камнепад.
- Что у тебя там творится? - гаркнул папа; в динамике трубки оглушительно затрещало. Как вы уже сами догадались, Влад перенял эту очаровательную манеру вести телефонную беседу именно от папочки. - Мама места себе не находит, чемодан начала собирать, кричит, что завтра же вылетает в Порог!
Это так похоже на нее, на мою маму. Я поняла, что надо что-то сказать, причем, немедленно, иначе не сносить мне головы, которую заботливо отгрызет мамочка, прилети она в Порог. Вдруг эта проблема встала на повестке дня.
- Папа, не надо сюда маму. Ни в коем случае!
До меня донесся приглушенный помехами, но с безошибочно угадывающимися нотками истерики и каленого железа голос мамы:
- Витя, скажи ребенку, чтобы встретила меня завтра в аэропорту.
- Вот возьми и сама скажи ей! Ребенок, между прочим, не хочет, чтобы ты куда-то летела! - даже не убрав трубку ото рта, выкрикнул папа. Я поморщилась. Я и забыла, насколько громко он умеет кричать. Затем, понизив голос до безопасного для барабанных перепонок уровня, он снова обратился ко мне: - Рита, объясни, что происходит. Что это за липовое обвинение? Наташа, успокойся, Рита сейчас все объяснит. Я тебе уже сто раз говорил, что все эти заголовки в интернетах и в новостях не что иное, как бред сивой кобылы, правда, дочка?
Убедившись, что голос не сорвется на писк, я сказала:
- Все, о чем я прошу: чтобы мама никуда не летела.
- Это от тебя в детях дурные наклонности! - неистовствовала мама, следуя по проторенной дорожке. - Из-за тебя наш сын ударился в криминал! Из-за тебя наша дочь занялась спиритизмом!
Я невесело хмыкнула и невольно задалась вопросом: а что будет, когда они узнают, что я коматозник? Интересно, кому припишут эти мои новые наклонности? Дяди Мише, господину Вечно Под Следствием?
- Ей-богу, Наташа, взрослый человек, а такую чушь мелишь! Рита, алло, алло, ты меня слышишь?
- Дай маме трубку, я русским языком объясню ей, что здесь и сейчас она будет только мешать.
- Да не поймет она твой русский, - фыркнул отец. - Все равно никуда не полетит.
- Витя, что ты такое говоришь! - Мама была неукротима. Что-то разбилось. Да, черт побери, мама у меня именно такая. - Да как ты смеешь запрещать мне?!
- Постой, я перейду в другую комнату.
Мамины крики отрезала захлопнувшаяся за отцом дверь. Неожиданно послышалось какая-то возня и угрожающий рык Цезаря, который я узнала бы везде.
- Ану пшел отсюда, Маленькая Жопа! - Ничего не изменилось: папа так и не отказался от этой оскорбительной клички. Он терпеть не может маминого мопса, а пес, в свою очередь, ненавидит его. Впрочем, я склонна считать, что Цезарь ненавидел всех, кроме мамы. В маме он души не чает.
- Папа, послушай, - попросила я. - Что бы обо мне не писали, что бы обо мне ни говорили, не верьте ничему. У меня все схвачено, под контролем, иными словами. - Я заставляла себя думать, что у меня все схвачено, но какая-то часть меня была уверена в обратном, и готовилась к худшему.
- Не нравится мне все это, - папа зацокал языком. Я буквально видела, как он качает головой и хмурит густые темные брови. - Что будет с 'Темной стороной'?
- Все с ней будет в порядке, - ответила я. Черт бы меня побрал.
- Ты же знаешь, Рита, как сильно мы любим тебя и Владислава. Мы давно разрезали все пуповины, отпустили вас в свободное плавание. Но - помнишь, о чем я тебя как-то просил?
- Принимать обдуманные решения, - сказала я с внезапной хрипотцой в голосе, - и беречь себя. - Кажется, кто-то сейчас будет реветь.
Мы попрощались, и я медленно отложила трубку. Руки дрожали; вряд ли я смогла бы сделать и два шага, неся яйцо в чайной ложке без того, чтобы не разбить его. Никогда не любила глупые эстафеты. И не менее глупые слезы.