— Второе общество к Шторху за хлебом тронулось! — радостно крикнул кто‑то.

Мы бежали межой, нас обгоняли, кричали, чтобы мы вернулись. Я присматривался, искал Харитона, но его не было. Мы перебежали на вторую межу от дороги. Вот и грань! Дальше барская земля. Чужая, запрещенная!

Вон и усадьба. Вправо, на берегу пруда, ометы соломы. Стоит паровая молотилка, несколько кладей овса, проса. Влево — лесок, из‑за которого Косорукий попытался тогда захватить наше стадо. За леском большой сад, в саду барский дом, флигель, людская, контора, каменные конюшни, сараи, погреба. Перед въездом в усадьбу возле ограды — огромные, длинные амбары. Один из них двухэтажный, с подъездом наверх.

 — Бежим скорее, а то ничего не увидим! — крикнул я.

Прибавили рыси. Больно кололо в боку. Подводы гремели впереди и сзади. Среди наших были гости из соседних сел. С горы спускались верховые, что гнались за сыном Гагары. Они галопом мчались к имению. Туда же приехали первые подводы.

 — Гляди, что там такое? — вскрикнул Павлушка.

Мы остановились. Нам виден сад и крыши барских зданий. На пригорке недалеко от амбара, сгрудились подводы. Крик, ругань, чей‑то высокий голос.

 — Э–э, никак стражники! — испугался Павлушка.

Недалеко от кучки верховых, которые были впереди подвод, гарцевали конные стражники. Они размахивали шашками, то наступали, то пятились, а толпа стояла на месте, кричала, грозилась кольями.

 — Драка будет! — задыхаясь, крикнул Авдоня. — Тятька не утерпит.

От бега у меня спирало дыхание. Чем ближе, тем слышнее страшный гул голосов. Мы остановились почти у первых подвод. Тут целая орава ребятишек. В другой куче рекруты. Они вот–вот готовы броситься в схватку.

 — Управляющего подайте! — крикнул Ворон стражникам.

 — Добром говорим — уезжайте. Грабить не дадим! — ответил толстый стражник.

 — Вас не спросимся.

 — Стрелять будем!

 — Попробуйте! Эй, мужики, — взмахнул Ворон железной клюшкой. — Что стали? Пошел к амбарам!

И первый направился к амбару.

 — Назад! — крикнул стражник, направив шашку ему в грудь. — Детей, разбойник, вспомни!

 — Бей их! — крикнул Ворон и так стремительно ударил клюшкой по руке стражника, что тот, выронив шашку, запрокинулся.

 — Бей царских шкур!

Лавиной со всех сторон ринулся на стражников людской поток, полетели камни, палки. Лошади стражников, испуганные криком, шарахнулись в стороны.

Вдруг раздался выстрел, второй, третий. Толпа опешила, отступила, кое‑кто бросился бежать. Внезапно с диким криком, пригнув голову к шее лошади, Лазарь ринулся в самую середину стражников.

 — Ур–а-рра–а!

За ним устремились всем навалом конные и пешие. Из восьми стражников только один успел ускакать в имение. Остальных сняли с лошадей.

У садовой изгороди стояла кучка служащих из имения.

Стражник подскакал к ним, что‑то кричал, указывал на толпу, но те, увидев, что народ двинулся к усадьбе, бросились — кто в лес, кто в сад. Подводы, перегоняя друг друга, рысью подъезжали к амбару.

Кто‑то пытался взломать двери, по они не поддавались.

В саду, где стояли яблони с красными листьями, послышался крик, затем раздались выстрелы.

Все метнулись за амбары, некоторые легли. Скоро и мужики начали стрелять. Стреляли из револьверов, отнятых у стражников.

 — Мужики, из людской палят! — крикнул Лазарь. В руке у него револьвер. — За мной!..

Пригнувшись и прячась за постройки, человек двадцать побежали туда. Вновь раздалась беспорядочная стрельба. Затем все смолкло. А через некоторое время послышался крик, звон стекол, отчаянный вой собак.

Кузнец Самсон ломом отворачивал засов у двери, кто‑то рубил притолоки. Скоро одна дверь рухнула, за ней другая. Люди ввалились в амбар.

 — Подъезжай! — крикнул кузнец.

Сразу подъехало несколько подвод. На телегах были разостланы торпшца.

В амбар лезли с ведрами, с мешками, с мерами.

Отперли второй амбар. И к нему подъехали подводы, и там началась насыпка.

 — Ты зачем? — схватил меня кто‑то за плечо.

Вздрогнув, я оглянулся.

 — Мишка!

Передо мной стоял брат.

 — Отец приехал? — спросил он.

 — А разь ты не знаешь его?

 — Ну, я сейчас… Подожди меня, — и он быстро скрылся.

У амбаров суета. Бегали взапуски с мерами, мешками, ведрами. Избитых стражников заперли в кладовой, служащие разбежались. В имение вместе с Лазарем ушли Харитон, староста и рекруты. Подводы с хлебом отводили к сторонке. Домой никто не ехал, да и не отпускали на всякий случай.

Солнце садилось все ниже. Скоро совсем будет темно, а подводам нет конца. Я досадовал, что мы не запрягли Князь–мерина.

«Хоть бы мешок мне захватить. Меры полторы бы донес».

Из сада вышли Харитон и староста. У старосты в руках большая книга, кипа бумаг. Сам он, маленький, с. поцарапанным лицом, напоминал сейчас петуха.

 — Мужики, вот книги из конторы! — крикнул он. — В них все грехи, все наши долги барыне. Куда их, мужики?

Принесли солому, бросили недалеко от амбара; староста, положив на нее книги и кипу бумаг, присел на корточки. Когда пламя охватило бумагу, староста весело крикнул:

 — Квиты мы с барыней! Ни она нам, ни мы ей.

 — Управляющий где? — подошел кузнец.

 — В Кокшай убежал.

 — Косорукий?

 — Этого Лазарь потрепал. Коль не сдохнет, на свадьбе погуляем. Женим на Матане.

 — Зря управляющего упустили. Депешу даст в город.

Из‑за амбара показалась новая подвода. Она рысью подкатила к двери. Глазам своим я не поверил.

 — Мишка! — подбежал я к брату. — Ты на чьей лошади?

 — Наша теперь. И телега наша. Бери мешки. Пудов двадцать пять навалим.

От его слов я опьянел. Сразу все — и хлеб, и лошадь в сбруе, и телега!

 — Давай, братка, давай… Павлушка! — крикнул я своему товарищу, который был у костра.

Он прибежал, и мы с мешками протиснулись в амбар. Меня взяла оторопь. Такого огромного амбара и столько ржи я еще в жизни не видел. В амбаре много людей, но всем просторно. Только в дверях тесно. Быстро мы насыпали два мешка и еле доволокли до двери. Мишка сначала отнес один, потом второй. Он еще принес четыре мешка, и теперь мы втроем, задыхаясь, насыпали сухую, чуть пахнущую полынью, рожь.

Какой он, Мишка, сильный! Один донес мешок, а в нем меры четыре ржи.

На телеге у нас теперь пять мешков. Один пока порожний. Мишка схватил его и побежал в другой амбар. Скоро вернулся оттуда, бросил его и, тяжело дыша, проговорил:

 — Пшено!

 — Хватит, братка, давай домой, — испугался я.

Солнце совсем у края земли. Староста дал приказ трогаться. Уселись и мы на свою подводу. Телега на железном ходу, лошадь сильная, сбруя крепкая.

 — Ничего нам за это не будет? — спросил я брата.

 — Все равно. Время такое. Ждали милости от царя, а он, сволочь, и Думу разогнал.

 — А ты как, будешь тут работать или уйдешь?

 — В Иваново–Вознесенск трахну. Там знакомый у меня. На фабрику поступлю.

 — Миша, возьми ты и меня отсюда! — взмолился я. — Что мне тут делать?

 — Ладно, возьму, — согласился брат и чуть дернул вожжой. Лошадь легко взяла рысью. Впереди и сзади подводы. Не было ни шума, ни крика. Погоняли лошадей молча.

 — А куда мы рожь ссыплем? — спросил я.

 — В амбар.

 — Нет, Миша, не надо в амбар. Будет обыск, найдут, засекут тогда либо отца, либо мамку. Давай доедем до большой дороги и свернем в сторону.

 — Зачем? — удивился брат.

 — Мы ее спрячем. Все теперь будут прятать. А я знаю такое местечко, днем с огнем не найдут.

 — Будь по–твоему, — согласился он.

Из села слышался рев скота. Пригнали стадо.

Когда мы приехали в степь, было совсем темно. Остановились на берегу оврага, над обрывом. Нелегко таскать мешки. Того и гляди, сорвешься в овраг. Не только я, но и Мишка выбился из сил. На телеге осталось еще два мешка — один с рожью, другой с пшеном.

 — Это увезем домой, — усталым голосом проговорил Мишка.