Ларина Екатерина

Тяжелое испытание для прынцев

   Пять мрачных, задумчивых мужчин устремились к местам, указанным в таинственных письмах, переданных магическими посланниками. Черные птицы, принесшие свитки, рассыпались пеплом. Но даже это не смогло вызвать больший ужас, чем сами письма с горящими пламенем письменами. Сейчас эти свитки были у спешащих к месту встречи мужчин. Это был их пропуск в мир, где томятся в страшном плену Темного Властелина их невесты и жены.

   Каждый - в своем мире. У каждого своя боль и своя любовь, ведущие их.

   В общем, примерно так все и было. Но эта история началась гораздо раньше, чем семь (вовсе не пять, стоит заметить) мужчин тронулись в путь.

   Итак...

В черном-пречерном лесу есть черная-пречерная гора.

На черной-пречерной горе стоит черный пречерный дом.

В черном-пречерном доме черные-пречерные ступеньки.

Черные-пречерные ступеньки ведут к черной-пречерной двери.

За черной-пречерной дверью стоит черный-пречерный стол.

На черном-пречерном столе....

Детская страшилка.

   Где-то на просторах магического чата. За год и два месяца по общему времяисчислению до описываемых событий.

   Ана: Привет всем...

   Ди: Ведьмуль! Как я рада тебе.

   Лэ: Ты куда, поганка, пропала?! Я ей пишу, пишу...

   Мэл: Говори сразу, что случилось!

   Ана: Девочки, представляете, этот гад все таки смылся!

   Ди: Убить.

   Лэ: Нет, долго пытать

   Лю: А кто смылся?

   Ди: Лю, ты как всегда...

   Мэл: Куда и когда?

   Ана: Сегодня утром обнаружила. А куда... В мире его нет.

   Ина: Записку хоть оставил?

   Ана: Оставил. Свободы ему, видишь ли, захотелось... Так ему мало было.

   Хором: Вот ******.

   Ана: И я про тоже. Только мне-то что делать?! *рыдающий смайлик*.

   Хором: ********

   Ана: Его найти сначала надо. И он после этого не выживет, а я ж его, поганца, люблю...

   Наши дни.

   Мир Клээнси. Молодой, красивый мужчина не спеша ехал по тракту. Сразу было видно, что он из знатных. И богатые одежды, и серебристый конь из мира Флэ, что порой стоили дороже фамильных замков (хотя замки, к слову сказать, бываю разные; в ином и нищим зазорно селиться), и два телохранителя сзади. Сразу видно - господин путешествует инкогнито. Иначе и карета с фамильным гербом была бы, и охраны со свитой человек двадцать. А так и тайну соблюли, и всем желающим поживиться сообщили - тронешь, неприятностей не оберешься.

   Казалось, он никуда не спешит. Просто дома не сиделось. Потянуло на приключения. Леса, поля, селяночки, опять же. Таких же в их замках не встретишь. На высокородных посмотришь, так в руки взять боишься. Небось, переломятся.

   Но дело у него было. Только вот желание его исполнять отсутствовало напрочь. Долг... А еще больше, угроза от сильного соседа.

   И вот это нежелание ехать и побудило остановится, когда на лугу он увидел молодого темноволосого парня, занятого каким-то странным делом. Мужчина спешился и махнул рукой охранникам, приказывая им оставаться на месте. Перед парнем стоял огромный прямоугольный кусок белого непоймичего на деревянных ножках. Что находится на этом куске, мужчина видеть не мог, так как и парень, и белый прямоугольник стояли к нему боком. Но незнакомец с палочками в руках в каком-то экстазе то приближался к прямоугольнику и водил по нему палками, то отдалялся и задумчиво смотрел. Мужчина глупцом не был и догадался, что парень рисует. Правда ему ни разу не приходилось видеть, как рисуют на природе. Да и зачем? Вот портреты - другое дело. Во всяком уважающем себя семействе имелись портреты домочадцев. Сейчас же перед художником был лишь зеленый луг с пасущимися на нем овцами и коровами, да спящий у кустов пастух.

   Мужчина подошел и заглянул ничего не замечающему художнику через плечо. Сказать, что увиденное удивило - это всё равно, что промолчать. Изображение на холсте не удивляло, оно вселяло ужас, хотелось сбежать и укрыться где-нибудь глубоко под землей.

   На красно-бордовом фоне с коричневыми хаотично разбросанными полосами были изображены странные угловатые монстры самых разнообразных расцветок. У одних торчали рога, у других страшные зубы, третьи радовали глаз вывалившимися внутренностями, четвертые могли похвастаться всем вышеперечисленным. В углу же картины притаился ядовито-зеленый монстр с двумя головами и раскрытым в крике ртом.

   - Что это? - севшим голосом поинтересовался мужчина.

   Парень чуть глянул назад и продолжил наносить мазки краски на картину.

   - Разве вы не видите, это пастух пасет свое стадо.

   - Стадо и пастуха я вижу, а на картине что?

   Художник всё же обернулся и с видом измученного гения принялся объяснять:

   - Неужели вы не видите, на картине изображено именно это стадо, - он ткнул в группу чудищ на картине, - и этот пастух.

   - А почему они.... такие треугольные, а у пастуха две головы?

   - Я их такими вижу, - и снисходительный взгляд.

   - И трава ...

   - Её я тоже вижу такой.

   - То есть трава красная?

   - Почему красная? - художник смотрел на него как на маленького ребенка, спросившего очевидную глупость. - Трава зеленая.

   - Значит, это зеленый? - мужчина ткнул в особо неприятное на вид пятно, напоминающее раздавленного человека.

   - Это - красный.

   - Но трава же зеленая! - он уже ничего не понимал.

   - Да, но это красный.

   - Но почему?!

   - Я же сказал. Я её такой вижу.

   - То есть ты знаешь, что трава зеленая, но видишь ты её красной?

   - О, боже. Еще один критик... - художник поморщился и, отвернувшись, стал протирать и укладывать в чемоданчик кисти.

   Мужчина посмотрел на это действо, посмотрел на картину, на овечек, и неожиданно для себя выдал:

   - Продай мне эту картину.

   - Я не продаю свои картины, - гордо ответил непризнанный гений.

   - Тогда подари.

   - Так понравилось? - художник зарделся.

   - Очень, - не покривил душой мужчина.

    Три часа спустя. Таверна "Пьяный домовой".

   - И никто, ты понимаешь, никто не понимает. Даже родная сестра. Они все...эх... А ты понял. Ты теперь мой друг! - художник, который представился Элофорием, а по-простому Эль, обнял собеседника за шею и стукнулся с ним лбом. Видно, от возникшей большой и братской любви.

   - Сушай, а у тебя еще такие картины есть? Я в каждой комнате повешу. И советникам подарю. Пусть любят ... современное искусство, - мужчина, представившийся Декстером, был не трезвее художника.

   - Скока хошь, друг. Я для тебя нарисую. Прям сейчас встану и нарисую... - но попытка подняться на ноги успехом не увенчалась.

   - Нарисуй. Это...это..эх... - мужчина махнул рукой, не в силах описать возникшее при лицезрении картины чувство. Произведение, повлекшее возникновение пламенной дружбы, стояло тут же, повернутое красочной стороной к стене. По просьбе трактирщика. Люди боялись при ЭТОМ находиться в зале. - Только я сейчас не могу. Вообще не могу. Мне ехать надо...

   - Куда? Брось ты все. Хочешь, я тебя рисовать научу? Не хуже меня бушь...

   Такая перспектива Декстера вдохновила, но...

   - Не могу. Мне девушку спасать надо.

   - Девушку? Девушка - это святое. От кого спасать будем? - сразу причислил себя к спасателям Эль.

   - От Тенебрара Вигоре.

   - От кого?! - подавился самогоном художник.

   - Король мира Шейнтия. Слышал про такой?

   - Как не слышать... - он начинал резко трезветь. - И что за девушка? Возлюбленная?

   - Если бы... - Декстер скривился. - Мэлвин Камелопордалис. Я ее и видеть ни разу не видел.