- Что-то не хочется на своей шкуре народную мудрость испытывать, - квакнула я, пытаясь от греха подальше отскакать к противоположному краю стола.

В этот момент храп Ивана ненадолго смолк, заставив замереть: меня - в полускачке на краю столешницы, Василису - в замахе веником. Скрипнула кровать и храп возобновился.

- Ох, миленок, умаялся, - с любовью посмотрела Василиса в сторону храпа, - если б не ты, разлучница, Иван бы моим мужем стал!

- Да вам, с его-то меткостью, повезло ещё! - прошипела я, аки змея. Все, и у лягушек терпение не резиновое. - Это ж как надо было тетиву натягивать, чтоб вместо царской библиотеки, стрела аж через Лес в болото залетела? Да окажись на моем месте любая другая лягушка, она бы и возвращаться не стала! Кормят деликатесами, тепло, водичка рядом, - кивнула в сторону рукомойника, - А если не лягушка, а пиявка около той стрелы оказалась? Всю кровушку у Ивана бы выпила...

- Хватит, поняла я речи твои, - Василиса решительно отставила веник за печку, - что предлагаешь?

- Ква, - довольно усмехнулась я и сложила лапки на пузе, - ну, слушай...

К утру на царевичевом столе свежей выпечкой благоухал каравай. Даром, что ли мы с Премудрой все кулинарные книги царской библиотеки перечитали, да мешок муки на Ермиловой кухне извели, пока с энного раза у нас чудо такое получилось!

Василиса привычно спряталась за печкой, а я, устроившись в платочке на столе, осталась ждать муженька.

Иван, выспавшийся и приодевшийся в парадный кафтан, по случаю женитьбы, восторженно охал и ахал, обходя каравай то с одной, то с другой стороны.

- Ох, рукодельница моя! Ох, хозяюшка! Квакушка ты моя ненаглядная! - он опять было сунулся с поцелуями, еле-еле лапками отбилась.

Василиса подозрительно тихо сидела за печкой. А я думала, бросится с веником на Ивана, как же - лягушку какую-то целовать!

- Пойду, отнесу батюшке на пробу, - царевич осторожно взял в руки блюдо с караваем и ушел.

Спрыгнула со стола и заглянула за печку: там, обнявшись с веником, на каменном беленом выступе спала Василисушка.

- Умаялась, хозяюшка, - пожалев девицу, не стала будить.

Сама прыгнула в рукомойник, благо крышка была приоткрыта, да заснула в чистой водичке. Не каждую ночь, знаете ли, приходится караваи печь. И как люди гадость эту едят? Мука, вода, молоко, яйца, изюм... Ни в одном рецепте комары не упоминаются, что уж про мошку или муху говорить! Видела я, правда, в разделе экзотических блюд рецепт жареных кузнечиков, вот только на следующей странице был напечатан совет по приготовлению фаршированных лягушек, брр!

Нет, скакать отсюда надо, во все свои четыре лапки!

Разбудил крик царевича:

- Радость моя! Любвя моя, зеленокожая, где ты?

Сижу, из рукомойника за ним наблюдаю, да гадаю: вроде бы сарафан у Василисы ситцевый, а не кожаный...

Царевич стоит посреди светлицы и подозрительно покачивается. При этом лицо его попеременно выражает то скорбь, то радость, то задумчивость. Не сразу сообразила, что меня ищет. Охушки-квакушки, куда занесло меня, горемычную!

- Ква-ква, царевич, здесь я!

Иван бросился на мой голос, но споткнулся на ровном месте и растянулся на полу. Донесся запах браги и соленой капусты. Как же, знаем-с: Богдан, прежде чем Горыныча утопить, три дня готовился, богатырскую мощь в себе накапливая, да подпитывая её "напитком горючим, аки огнь Змеивый, да едой кислой, словно рожи Горынычевы".

- Лягушечка моя, царевна! - кое-как сел на полу Иван, икая и глупо таращась на меня в рукомойнике. - Батюшке очень твой каравай по нраву пришелся! Он теперь велит на завтра ковер выткать в спальню к себе для красоты! Сделаешь?

- Ква-а-а! - схватилась я за голову и мысленно выругалась на своем, лягушачьем. Связалась с дураками, печь и ткать заставляют, а ведь была нормальной лягушкой, в болотной жиже купалась, на кочке комаров лопала...

Василиса за печкой чихнула, Иван того не заметил, еще бы - сложил ручки под голову и засопел на полу.

- Василиса, выходи! - позвала я девицу, соскакивая на пол.

Потягиваясь и позевывая, Премудрая вышла на середину комнаты, а завидев спящего Ивана, всплеснула руками:

- Ванечка, что с тобой?

На что Ванечка никак не отреагировал, продолжая так же сладко спать и похрапывать.

- Сном богатырским спит, - сделала вывод пассия царевича и, взвалив спящего на себя, потащила в спальню.

Интереса ради поскакала за ней. Василиса сняла с него кафтан, сгрузила на кровать и укрыла пуховым одеялом.

- Ух, Квакушка, с каким размахом царь наш каравай отметил!

- Думаешь, они за каравай пили? - я недоверчиво посмотрела на Премудрую, мало ли, может, шутит?

- Закусывали явно караваем, вон видишь, изюм на кафтане у Ванечки...

Ага, а так же капуста и грибочек солененький!

- Ква-ква, Василиса, ткать умеешь?

- И вязать, и крестиком вышивать, - девушка скромно потупила глазки, - на то я и Премудрая.

- К завтрашнему утру ковер царю ткём!

Василиса рот открыла и закрыла. Правильно, не только лягушки вслух не ругаются.

Конечно, ни на кого прямо лапкой не показываю, но, пока Премудрая станок по коридору тащила, а я у неё в кармане сидела и по сторонам глядела, две фигуры за лестничными столбами прятались и перешептывались, и уж очень они Ивановых старших братцев напоминали. А той ночью, когда мы каравай пекли, в дверном проеме на миг сачок Митрофанушкин появлялся, да пока я Василисушке на него указывала, братцев уж и след простыл. Что сказать? Видимо, после тех двух ночей и пошёл слух по дворцу, что ночью Иванова лягушка девицей оборачивается.

А мне на руку, тьфу, на лапу.

Соткала Василиса коврик. По мне - так на болотной кочке мох бархатнее! Выткано на нем было... Да ерунда всякая: кубики да ромбики разноцветные. Василиса с важным видом сообщила: это не ковер, а тканая картина в стиле кубизма. Ванечке, мол, понравится. На моё резонное замечание, что оценивать будет царь, а не Иван, лишь плечами повела. Говорю же, два сапога пара: умные одинаково. Ква-ква!

Занялась заря. Свернула Василиса ковер в трубочку, да поволокла станок обратно, к ткачихе. А я села к печке на приступочку, паука караулить. Ишь, разъелся на царских комарах, а мне тут завтракать нечем!

С ковром та же история повторилась, что и с караваем. В смысле, царь, к моему удивлению, кубизм Василисин оценил, велел на стенку над кроватью своей повесить. Иван снова явился с заплетающимися ногами и с капустой на кафтане, лез с поцелуями, благо я по сравнению с ним в таком состоянии резвее - ускакала в рукомойник.

- Утро вечера мудренее, Иванушка, шел бы ты спать, - увещевала я "мужа" из-под крышки.

- Некогда спать, женушка, - икнул Иван, - надо тебя расколдовывать! Завтра - пир на весь мир!

- А вчера и сегодня - пир на две четверти поделили?

- Не, это так, по-семейному, ужинали, - отмахнулся царевич.

Ох, ты, бог мой, лягушачий, браги сколько извели! Нет бы те дрожжи да для разводу мошек оставили, вот жизнь на болоте была бы!

- Батюшка хочет своих невесток соседям показать - всех позвал. Мне и братьям велено при всем параде и с женами разнаряженными явиться. У кого жена красивее и милее - тому царевичу царство останется!

- Ква! Да зачем тебе, Иван, царство?

Царевич задумался. Крепко задумался, уснул даже. Так что пришлось Василисе по возвращении опять тащить любимого и спать укладывать.

- Василиса! Завтра час твой настанет!

- Ты о чем, Квакушка? - девица недоверчиво посмотрела на меня, смахивая пот со лба. Ещё бы, легко ли - здоровенного царевича на себе таскать!

- Завтра на пир царь велел сыновьям с женами прийти, хочет их соседям показать. Ты вместо меня и пойдешь!

- Меня же узнают! - всплеснула та руками, - хотя...

- Ква?

- По дворцу слух ходит, будто ты красной девицей оборачиваешься, пока царевич спит. Шкурку скидываешь, а сама дела делаешь, - улыбнулась Василиса, а вот я призадумалась.