Проследить это явление можно, по мнению Косарева, обратившись, прежде всего, к самому мифу о безумии Геракла. В античном изобразительном искусстве мифоэпический сюжет бешенства, обуявшего Геракла, встречается крайне редко. Именно поэтому он попадает в поле зрения историка искусств как уникальный и требует более подробного рассмотрения.

Таково изображение на краснофигурной вазе, апулийском кратере № 1684 из Мадридского музея археологии, датируемой серединой IV в. до Р. Х. Роспись на вазе принадлежит кисти Асстея. Художник изобразил Геракла в полном боевом снаряжении, готовящимся бросить в огонь собственного сына, с балкона на него смотрят Мания, Иолай и Алкмена, рядом с Гераклом его жена Мегара. Тот же сюжет Еврипид использовал в трагедии «Геракл». Какова же мифоэпическая основа этих произведений?

Аполлодор в своей «Мифологической библиотеке» (П, 4,2) пересказывает миф об охватившем Геракла безумии следующим образом: «После сражения с минийцами случилось так, что Геракл был ввергнут ревнивой Герой в безумие и кинул в огонь собственных детей, которых ему родила Мегара, вместе с двумя сыновьями Ификла. Осудив себя за это на изгнание, он был очищен от скверны Теспием. После этого он прибыл в Дельфы и стал спрашивать у бога, где ему поселиться. Пифия впервые назвала тогда Геракла его именем и повелела ему поселиться в Тиринфе, служить в течение двенадцати лет Эврисфею и совершить десять подвигов, которые ему будут предписаны. Таким образом, сказала она, совершив эти подвиги, он станет бессмертным».

Есть, однако, причины, позволяющие, как считает Косарев, подвергнуть критике мотив вражды Геры к Гераклу. Во-первых, именно после своего безумия Геракл стал способен к подвигам, обещающим бессмертие; во-вторых, безумие для мифологического сознания далеко не всегда являлось безусловно отрицательным качеством. Причины возникновения этого мотива, видимо, могли быть следующие: подобные проявления буйства скорее свойственны «необузданному» варвару, и потому Гера не могла желать Гераклу блага, когда насылала на него безумие, следовательно, Гера с Гераклом — непримиримые враги.

Литературная форма произведения может значительно изменить миф, лежащий в его основе. Любое новое объяснение одного эпизода влечет за собой изменение всего рассказа в целом. Субъективность литературной формы может быть снята сравнением сюжета и персонажа со сходными в мифах другого, родственного народа. Таким народом могут быть германцы, ряд литературных произведений которых сохраняет интересующие нас и необходимые для истолкования античного мифа мотивы.

Примером такого сопоставления может послужить известное сочинение Публия Корнелия Тацита «О происхождении германцев и местоположении Германии» (порой именуемое сокращенно «О происхождении германцев» или просто «Германия»). Описывая религиозные верования германцев, Тацит сравнивал их с греко-римскими мифами и пользовался именами римских богов. Упоминал он и Геркулеса (как римляне называли Геракла). Считается, что при этом он имел в виду либо Зигфрида — Сигурда, либо Донара — Тунара — Тора. Оба мнения вполне справедливы, так как Геракл-Геркулес в самом деле имеет черты, свойственные и тому, и другому.

Сопоставления мотива позволяют уяснить источники высокого боевого духа Геракла. Они связаны с мотивом оборотничества, важным для мифоэпического сюжета борьбы с чудовищами (как в человеческом, так и в нечеловеческом облике), присутствующим в сказаниях о Геракле, Зигфриде, Беовульфе («Пчелином Волке», т. е. Медведе), Торе. Трактовка этих образов часто имеет сходные черты. Так, жизнь Геракла при некотором обобщении можно было бы описать следующими словами из исландской «Саги о Гисли, сыне Кислого»: «Жил человек по имени Бьерн (буквально: «медведь») Белый[13]. Он был берсеркр. Он разъезжал по стране и вызывал на поединок всякого, кто ему не подчинялся». Жизнь такого «медведя» — постоянная битва; им движет гнев. Гераклом также руководит гнев, ярким проявлением которого и является бешенство («менос») героя. Эта сила впоследствии, в литературе Античности, и станет символом безумия, умопомрачения, утраты рассудка.

Таким образом, с течением времени, в процессе эволюции мифа точка отсчета поменялась: с одной стороны, гнев воспринимался более всего как эффективное боевое средство (бойцовское качество), необходимое для победы над противником на поле боя, с другой же стороны, следствием его становилось отрицание рассудка, что для литературной традиции с идеалом эпического героя не совпадает. Но на раннем этапе существования мифа «гнев» входит в понятие идеала эпического героя. Это хорошо видно на примере гомеровского эпоса. Сама доблесть «хорошего», «лучшего», как правило, «буйная», «неукротимая», «неистовая». У Ахилла-Ахиллеса, самого доблестного из ахейских героев, — ужасающая, страшная «склонность», «способность» впадать в эпический гнев (свойственная, кстати говоря, уже в эпоху Античности величайшему полководцу эллинского мира — гегемону всей Греции, царю Македонии, а затем и «всей Азии» Александру Великому, способному в припадке буйного, бешеного гнева не только обречь на истребление всех жителей неприятельского города, но и убить лучшего друга; кстати говоря, именно из-за этой склонности к бешенству Александра Македонского сравнивали с Ахиллом, которому он подражал, как современники, так и историки последующих эпох). Эпический гнев героя сопутствует едва ли не любому его деянию, а потому «склонность», «способность» Ахилла, по существу, всеобъемлюща. Гнев, ярость — свидетельство сил эпического героя. Гнев Ахилла, явившийся в своей значительности тем композиционным стержнем, на котором держится вся поэма, не утихает ни на минуту.

Сходные качества, как наиболее связанные с понятием воинской доблести, ценили в бойцах и германцы. Манера воевать по-германски в более поздних, средневековых источниках описывалась, например, следующим образом: «…его (Одина) воины бросались в бой без кольчуги, ярились, как бешеные собаки или волки, кусали свои щиты, и были сильными, как медведи или быки. Они убивали людей, и ни огонь, ни железо не причиняли им вреда. Такие войны назывались берсеркрами» («Сага об Инглингах», VI). Доблесть германского воина заключалась в свирепой отваге и безудержной воинской силе. Германский способ и германская манера ведения боя были противоположны «механическому», слаженному, как машина, римскому рационально-геометрическому строю и соответствовали скорее описанному многократно Гомером ряду поединков сильнейших передовых бойцов. Римляне придерживались, прежде всего, согласованности военного строя, дисциплины. В противоположность им германцы развивали мистическое wut или odhr — священное, божественное неистовство. Кто пал его жертвой, тот был одержим богом. Тут нащупывается явная точка соприкосновения с древними греками.

Германские корни wut; odhr обозначают как боевую ярость, так и одержимость, божественную энергию, свойственную не только воину, но и поэту, сказителю, скопу (древнегерманскому дружинному певцу-скопу соответствовал более поздний скальд эпохи викингов, аналогичный кельтскому барду, а также древнегреческим аэдам и рапсодам). К этим корням восходит имя одного из главных богов воинственного германского пантеона: «Водан, что значит «ярость», правит войнами и вселяет в людей храбрость перед лицом врагов». Существует версия, что Водан является скрытым виновником смерти своего сына Бальдра (Бальдура). Свиту Одина составляли волки и вороны. Воины, наиболее выдающиеся своим «вут» (wut), именовались «берсерк(р)» (berserkr), «ульфхедин» (ulfhedinn) и «бьорнульф» (bjoemulf). С таким «воином-зверем» может быть сопоставлен и «лев» Геракл.

Согласно мифу, в результате обуявшего его бешенства, Алкид (от αλκή) — доблесть) получил новое имя Геракл, что значит «прославленный Герой». Между Герой и Гераклом, таким образом, также существовала связь, характер которой до сих пор не совсем понятен.

Очевидно, в основе ее может лежать следующее. Гера — отнюдь не миролюбивая богиня. Греческое слово «Гера» — «защитник, охранитель», отсюда «герое», или, по-русски: «герой». Культ Геры был связан, прежде всего, с местами обитания наиболее воинственных греческих племен, проживавших в Аргосе и Спарте. Гнев — одна из главных черт характера богини Геры. По количеству упоминаний обуявшего ее гнева, описанного в различных терминах в «Илиаде», Гера опережает всех других богинь и богов. Она гневается тринадцать раз, Зевс — десять, Афина — шесть, Аполлон — пять (один раз гневаются его спутницы-музы), Арес — восемь, Артемида — четыре, Посейдон — два. На Зевса, «отца богов и людей», не смеет гневаться никто, кроме Геры (Гомер «Илиада», XXIV, 55; VIII, 46; XV, 104; I, 24). От Геры произошла распря и брань между богами (Гомер «Илиада», XXI, 513). Бог брани (войны) и ярости Арес — родной сын Геры, с которой он, по выражению Рошера, разделяет ее ярость (менос). Или в русском переводе Н. И. Гнедича: