Волчий воинский культ был, вероятно, известен всем центральным и северным европейцам: ареал его распространения в какой-то степени может очерчивать распространение поздних сказок о волколаках — оборотнях, полулюдях-полуволках. Значительное количество упоминаний об этом культе содержат скандинавские саги; известны и кельтские свидетельства. Так, например, существует упоминание о дочери некоего галльского вождя, сражавшейся с врагами в обличии волка. В одной из ирландских книг, датируемой XVIII в., говорится: «Существуют люди кельтской расы, которые обладают волшебной властью, унаследованной ими от предков: с помощью тайного искусства они могут по своему желанию превращаться в волков с острыми клыками».

Можно вспомнить и славянские тексты:

В целом, однако, о волчьем культе, как и о культе «медведеволков»-бьорнульвов, известно не так уж много. Гораздо больше мы знаем о культе медвежьем. Воины, которые его практиковали, назывались в Скандинавии берсерками.

Сага об Инглингах так рассказывает о берсерках: «Они шли без кольчуг и иных доспехов, они кусали края своих щитов и были сильны, как медведь или боров (кабан. — В.А.). Они убивали людей, но ни огонь, ни железо не могли причинить вреда им».

Известно упражнение, используемое берсерками для демонстрации своих способностей. Оно называлось «Медвежий Жар» — обнаженный воин садился зимой в снег и долго сидел там, не чувствуя холода и не заболевая после. Любопытно, что нечто аналогичное было известно и в Ирландии: «Велик был воинский пыл Кухулина и такой жар шел от его тела, что растаял снег на тридцать шагов вокруг» (из саги «Похищение быка из Куальнге»). А на Тибете подобное упражнение практикуется и до сих пор представителями некоторых мистических школ.

Как и воины-волки, берсерки — воины-медведи — широко использовали различные виды магии оборотничества. Оборотничество берсерков упоминается многими северными сказаниями, в том числе великолепным сказанием о короле Хрольфе и Ботваре, сыне Медведя[23]:

«Вдруг король Хьорварт и его люди увидели, как перед королем Хрольфом и его людьми появился огромный медведь и стал для короля особой охраной. Своими белыми лапами он убил больше врагов, чем все королевские герои, вместе взятые, удары не причиняли ему вреда, а копья отскакивали, затупляясь, от его шкуры. Люди и лошади в ужасе бежали от него, а всем, кого ему удавалось схватить, он с ужасающим хрустом ломал кости или сжимал их мертвой хваткой до тех пор, пока жизнь не покидала их. Громкий ропот пронесся по войску короля Хьорварта, и шепоток страха распространился по его рядам, как огонь по соломе.

«Где же Ботвар? — подумал Хьялти. — Наши враги были бы разбиты под его натиском. Где он может быть, если покинул нас в столь грозный и великий час?»

Он обрушился на врагов и пробился с боем к залу, где увидел Ботвара. Тот сидел, склонив как бы в раздумье голову, и молчал.

— Вставай, — стал уговаривать его Хьялти. — Время ли сейчас для лени и дремы? Где твоя доблесть, твоя верность нашему королю?

Он схватил его и постарался поднять на ноги.

— Встань на свои сильные ноги и испытай силу своих рук, костьми и жилами больше похожих на медвежьи. Вставай, — прокричал он вновь, — или я подпалю весь зал. Увы, ты потеряешь всю славу, которой столь долго наслаждался!

Ботвар встал, слегка пошатываясь.

— Ты сослужил королю гораздо худшую службу, нежели надеялся, мой Хьялти, — сказал он. — Ноя вижу, что тщетно бороться с судьбой. Все случится, как и должно произойти. Смерть — это ничто, добрая слава — вот ради чего стоит жить. Я пойду с тобой на битву, и вместе мы сделаем все, что в наших силах.

Они возвратились на поле битвы, и белый медведь при их появлении сразу же исчез. Ход битвы тут же переменился…»

Именно на примере воинов-берсерков удобнее всего рассмотреть истоки недюжинной силы, выносливости и неуязвимости воинов, практикующих звериные культы. Судя по всему, данное искусство (а соответственно и обучение ему) содержало две основные части, первой из которых является умение приводить себя в состояние «боевого неистовства» (сканд.) или «боевого пыла» (ирл.) и использовать это состояние. Второй частью звериных культов является установление шаманской связи со зверем-тотемом.

«Боевое неистовство», как нам представляется, суть разновидность священного экстаза, обозначаемого скандинавским термином «одр» odr, т. е. некоторое, вполне определенное особое состояние сознания. Священный экстаз в равной степени почитался неотъемлемым элементом и поэтического (заклинательного) искусства, с чем связано, например, и имя самого Одина, восходящее к тому же термину. Любопытно, что в сохранившихся древнеирландских рукописных правилах приема воина в дружину-фьана, после чего он становился «фением», вторым по значимости условием стоит прекрасное владение стихосложением.

Принцип воздействия на человека «боевого неистовства» можно проиллюстрировать на простом общеизвестном примере хождения по углям, которое многие люди могут совершать, приводя свое сознание в особое состояние, действительно родственное и священному экстазу поэта, и «боевому неистовству» древних воинов. Собственно говоря, каждый из нас, по мнению Платова, путем несложной аутогенной тренировки может добиться умения делать отдельные участки кожи нечувствительными к воздействию высоких температур, причем принципиальным является то, что при правильном подходе к делу не только снимаются болевые ощущения, но и не происходит изменения тканей (т. е. возникновения ожога). Увеличив этот эффект во многие сотни раз, можно получить представление о неуязвимости берсерков для мечей и копий противника.

Надо сказать, что уже к началу II тысячелетия подлинные звериные культы оказались достоянием лишь очень немногих воинов; прочие же, называвшие себя берсерками, как полагает Платов, либо просто подражали поведению древних воинов в надежде испугать противника, либо были психически нездоровы. Об этом свидетельствуют северные саги, пестрящие рассказами о поражениях берсерков и в то же время сами определяющие воинов-медведей как непобедимых в равном бою. Вот пример из «Саги о Греттире», записанной, как предполагается, не позднее начала XI в.:

«Берсерк сидел на гоне, на голове у него был шлем, и на-щечники не застегнуты. Он держал перед собой щит с железным ободом, и вид у него был грозный. Он сказал хозяину:

— Выбирай, да поживее! А что тебе советует этот верзила? Или сам хочет со мной потешиться?

Греттир сказал:

— Мы с хозяином друг друга стоим: ни тот, ни другой не задира.

Снэколль (берсерк. — В.А.) сказал:

— Вы и подавно испугаетесь со мной биться, если я рассвирепею.

— Поживем — увидим, — сказал Греттир.

Берсерк решил, что тот ему просто зубы заговаривает. И вот он громко завыл и, поднеся щит го рту, стал кусать край щита и свирепо скалиться. Греттир бросился вперед и, поравнявшись с конем берсерка, как ударит ногой по низу щита. Щит так и влетел берсерку в рот и выломал челюсть, и она свалилась ему на грудь. Греттир же левой рукой схватил викинга за шлем, а правой в то же время выхватил висевший у пояса меч и ударил викинга по шее, так что голова слетела с плеч…»

Вторым аспектом звериных воинских культов была шаманская связь со зверем-тотемом, достигаемая в ходе определенного посвящения. Сверхъестественные сила и выносливость, обретаемые берсерками в результате такой связи, назывались в Скандинавии «раммаукин» (rammaukin).

Некоторое представление о посвящении такого рода могут дать древние сказания, нередко повествующие о том, как герой обретает силу и другие свойства священного зверя, испивая его крови. Скорее всего, подобные указания следует понимать как в прямом, так и в переносном (мифолого-магическом) смысле, т. е. такие сказания сохраняют и реальную традицию ритуального употребления крови тотемных животных, и иносказание о магическом посвящении. Вот пример из цитированного уже сказания о короле Хрольфе и Ботваре, сыне Медведя: