Когда давным давно колдуны укрепляли от чужого волхвования периметр Фойерфлахских стен, действовали с размахом. И под землей, и в небе город накрыли волшебные невидимые купола, проницаемые для всего, кроме потенциально враждебной волшбы. Чтобы сломить защиту целый сонм 'высших должен себя истощить. А при въезде в город регистрируются ввозимые амулеты, на них реагируют заговоренные арки ворот. Однако всё это при воздействии извне. Что касается предательского удара изнутри, то к нему сопротивляемость значительно ниже, она - побочный эффект внешней защищенности. И казалось бы, кто ударит в спину? Среди местной светской элиты подходящих артефактов не замечено.

  А сегодняшний наговор требовал прорву Силы, сопоставимую с Силой всех амулетов местного храма. И без предварительно наложенных волхвовских печатей, он не сработал бы должным образом. Вдобавок волшебная метка для наложения требует особых условий, иначе человек заметит происходящее, а в подобном нынешнему массовом случае - душа даже отторгнет печать самостоятельно.

  Но чудо свершилось - должным образом предварительно подготовленный ритуал начался.

  Клевоц поверил Изабелле сразу. Позвал Дана.

  - Вахлаки! Балябы! Троглодиты! - знахарь отводил душу, не произнося ни одного богохульства. - Трутни! - последнее, похоже, в его устах являлось самым страшным ругательством - символом чьей-либо полной (для всех и вся) бесполезности.

  И Дан поверил жрице. Но в своих умозаключениях северяне пошли дальше, чем ей бы хотелось, что отразилось на лицах и в словах.

  - Нет, наши не могли, - лепетала девочка, хватая Клевоца за рукав.

  В страхе ей померещилось, будто все северяне покидают стены, дабы штурмовать храм. А в город тем временем врываются кочевники. Если бы кто-то мог прочитать ее мысли, то обнаружил: испугалась не только за себя (будто погибнет в замятне) - но и за Фойерфлах в целом.

  - Показывай где! - Холмин в свою очередь ухватил Изабеллу за руку и потащил спускаться.

  Обнаружить источник волшбы не такое простое мероприятие, но переживания обострили чувствительность, и направление жрица показывала достаточно уверенно. Не к храму.

  Изабель боялась, что северяне усомнятся, не водит ли она их за нос. Но тут и Дан ощутил волшбу, сам уловил направление. Девушка вела их правильно.

  'Волна страха, - мысленно рычал Дан. - Здесь ничто не поможет: я еще не достаточно восстановился, чтобы погасить заклинание на расстоянии, а убить колдуна, до того как гарнизон разбежится, не успеем. Барабаны же и северная песня предназначены не для того, они лишь против обычного испуга, земного. Кто бы что не думал'.

  Около трех десятков человек пробежало по пустынным улицам, а позади них, на башне, Жеб остался махать флажками, сигналя. И вот неподалеку со стен тоже спустились группки вооруженных людей, срезая через проулки бросились догонять.

  Непонятно, на что они рассчитывали. Разве на некую оплошность, заминку со стороны колдующих врагов. Дабы потом не жалеть, будто не использовали последний шанс.

  Рэл' Альберт Белов, глава императорской стражи не знал о том, что барабаны и песня бессильны против волшбы. Он хоть и чуть позже чем Дан и уж тем более Изабелла, но всё же понял - надвигается нечто страшное. А именно на Белова, вдобавок к обороне отрезка стены, возложили ответственность за 'северную волшбу'.

  'Песня, - вспомнил он слова седого северянина, - на крайний случай. Возможно, придет приказ. Но ты знаешь своих людей лучше нас. Если поймешь, что так надо, действуй сам'.

  И Альберт решил, что понял.

  Барабаны ударили, оглушающе рокоча. Как казалось - вовремя. Ветеран стражи с самодовольной улыбкой встретил 'волну страха'. Увешанный амулетами он не мог ощутить в полной мере надвигающийся на остальных животный ужас.

  'Волна' ударила навстречу людям Клевоца и... ничего не произошло, на них не оказалось волшебных печатей. Лишь легкий укол страха, позволяющий всем понять, что волшба свершилась. Метки не было также на Изабелле, а вот на Юрии всё же до времени почивала печать Силы.

  Сверхъестественный ужас охватил Нижнегорского, побуждая бежать, роняя оружие, куда глаза глядят. Но дворянский гонор насмерть сцепился с паникой в душе южанина. Страх волхвовской встретился со страхом показать окружающим, насколько испугался. И Юрий остался стоять на месте. Некоторое время Нижнегорский судорожно хватал ртом воздух. А затем вконец побледнел и упал без чувств.

  Однако никто не остановился посмотреть, что с ним. Теперь для северян важной оставалась лишь месть. А до дома, в глазах посвященных буквально пышущего волшебством, оставалось всего ничего. Да и Изабелла с Даном еще до падения южного дворянина осознали, что на них и на Клевоце меток нет.

  Дверь не устояла перед ударами топоров. Сапоги и пара деревянных туфель загрохотали по дощатым полам. В центральном помещении с окнами, наглухо закрытыми толстыми ставнями, непрошеные гости не нашли никого (как и во всех остальных). Лишь горстку быстро остывающего пепла на массивном железном жертвеннике. Колдун, как ощутил Дан, тут не творил заклятий. Но инициированный выгоревшим амулетом наговор определенно свершился здесь. Простыми смертными.

  Если бы город устоял, можно было бы попытаться разыскать владельцев строения, однако сейчас мстить оказалось некому, разве что метаться по мостовой, расспрашивая укрывающихся в соседних домах женщин, детей и дряхлых стариков, в поисках воспользовавшихся черным ходом и уже исчезнувших в хитросплетениях улиц злоумышленников.

  Клевоц всё же вознамерился пуститься в погоню. На стену возвращаться, как все понимали, теперь бесполезно. В эти мгновения коневоды наверняка уже занимают ее. Да и не кочевники оказались повинны в поражении, отплатить сторицей следовало не им.

  Дюжину северян Холмин отправил вперед, а остальные в поисках следов быстро перевернули вверх дном небогатую обстановку комнат и без лишних слов бросились вдогонку. Все, кроме Изабеллы. 'Высшая узнала жертвенник.

  В первый день по перемещении в Фойерфлах девушка молилась Похитителю в малом, жреческом зале храма, вмещавшем не только большой каменный жертвенник, но и несколько переносных. Тогда Изабелла Полеон преклонила колени и ей бросился в глаза причудливый рисунок из царапин на одном из них.

  Вне сомнений узор снова перед ней. К тому же, судя по эманациям волшебства, которые почувствовала еще на стене, но полностью осознала только сейчас, необходимые для наговора страха печати Силы предварительно наложили только на тех мужчин, кто со времени последнего неудачного покушения на Клевоца, успел побывать в храме. Вдобавок она слышала краем уха, что Юрий сотоварищи раз в седмицу посещал службу Похитителю.

  А таких посетителей - всё взрослое население города. Для этого не строили множества храмов - в единственном большом людям вменялось побывать на одной службе за семь дней, а каждый день был разбит на две дюжины таковых, служение велось круглосуточно.

  И когда Клевоц позвал Изабель за собой, она просто не услышала северянина. Было не до варвара - рушился ее мир. Самое меньшее группа иерархов одного из главных храмов Всеблагого оказалась задействована в войне против Империи.

  Да, среди 'высших муссировались разговоры о недалекости обычных людишек. Да, вполголоса мечтали даже о временах, когда будут править лишь одаренные. Весть о том, что сестра императора восприимчива к Силе принималась как манна небесная. Но не воевать же против светских властей! Ведь у истоков нынешнего устройства Изначальной - сам Похититель.

  Обнаружив, что Изабель не идет за ним, Клевоц вернулся и вознамерился потащить девушку за руку. Но не тут то было:

  - Что ты делаешь?! - она неожиданно сильным рывком высвободилась. - Не прикасайся ко мне!

  Молодой северянин опешил. Неожиданный переход от покорности к своеволию выбил его из колеи.

  - Я хочу побыть одна! Оставь меня в покое! - девочка еле сдерживала слезы, требовала дать ей прийти в себя в одиночестве, но Холмин усмотрел в ее словах иное.