8. ОБОРОТЕНЬ

Два месяца только кажутся большим сроком, а пролетают, как один миг. В Штернштадт я вернулась в конце августа. Все каникулы я просидела дома, иногда выбираясь в театр или в кино, одна или вместе с родными и знакомыми. Магию я почти не использовала, в этой жизни для неё просто не было места. Только иногда я слегка облегчала себе жизнь, отведя глаза какому-то приставучему пьянице, проскочив однажды без очереди (не очень хорошо, конечно, но искушение оказалось слишком велико), да как-то раз обездвижила чью-то злобную болонку, которая почему-то решила меня покусать. Вынужденно стоя на месте, она разразилась визгливым лаем, однако, когда я отошла подальше и сняла заклинание, преследовать меня не стала.

Совсем забывать магическую науку я не собиралась. Взять с собой учебники мне, разумеется, не позволили, но я перечитывала свои записи, на которые наложила заклятие собственного плетения, так что постороннему человеку, если бы он вздумал в них заглянуть, они показались бы безобидным изложением материала средней школы. Не то чтобы я всерьёз опасалась, что кто-то полезет в мои тетрадки, но бережёного бог бережёт. Кроме того, я упражнялась в плетениях, выполняя стандартные упражнения, которые запомнила из наших курсов. Теперь я чувствовала себя уверенней в управлении Силой, так что мне не было нужды уходить для этого из дома.

Июль был жарким, но в августе похолодало. День моего отъезда выдался дождливым, и в вагон я влезла с облегчением. Навес над перроном защищал от льющейся с неба воды, но не от брызг и холодного ветра. На этот раз мама не стала провожать меня до вокзала, и я ехала в гордом одиночестве. Катя тоже собиралась съездить домой, но она уехала из Штернштадта позже меня, и за всё время, проведённое дома, я с ней не встретилась.

В Штернштадт она тоже вернулась позже, чем я, так что по приезде я встретила только Наталью. Мы поздоровались, после чего, по своему обыкновению, перестали обращать друг на друга внимание. Я заметила у неё новые учебники, но спрашивать, какую специализацию она выбрала, не стала, а она, в свою очередь, не спросила об этом меня. Мой список учебной литературы явно выдавал медицинский уклон. Кроме уже привычных практической магии, алхимии, магии духа и истории, там были учебники по анатомии, ботанике, химии, латыни, исцеляющей магии растений и животных, а также книга с многообещающим названием «Экзорцизмы». Химия заставила меня закатить глаза, но что поделаешь, взялся за гуж…

Кроме того, первого сентября я выяснила, что поменяла куратора и место работы.

— Будете совмещать приработок с практикой, — сказал мне мой новый руководитель, господин Равикович. Судя по фамилии, он мог быть моим соотечественником, но говорить предпочитал по-английски, либо по-немецки. — Поработаете в нашей больнице, сперва на подхвате, потом медсестрой.

Признаться, я сомневалась, что у меня найдётся время для приработков, так как объём работы возрос ещё больше. Но оказалось, что часть уроков и все практические занятия проходили в больнице. Больных в ней почти не было, но мы изучали и порядок их приёма, и составление лекарств, и проведение анализов, для чего иногда приходилось забывать о брезгливости. Я с некоторым страхом ждала практических занятий по вскрытиям, но меня успокоили, что это будет не скоро. Быть может, в течение года мы до них так и не доберёмся, и это дело перенесётся на продолжение образования в обычном учебном заведении.

Иногда было забавно видеть сочетание обычного и магического оборудования. Первое время я прыскала, увидев микроскоп, установленный в центре пентаграммы, с разложенными вокруг кристаллами и корешками, но потом привыкла. Ну не работают сложные приборы рядом с магией, а заклинания справляются не хуже, а то и лучше их. И не всё ли равно, использовать лазер или амулет, если в результате здоровье поправляется?

Больница мне нравилась. Небольшая, чистенькая, несколько палат, лаборатория, ординаторская, кабинеты. Правда, войдя впервые в одну из палат, я испытала что-то вроде небольшого шока. До сих пор мне не доводилось видеть в Штернштадте смертных теней. На улицах моего родного города — сколько угодно, здесь же я как-то привыкла думать, что смерть обходила этот оплот магии и науки стороной. А в больнице они были, сразу несколько, висели над чистыми пустыми кроватями, и я поёжилась, представив, что мне самой пришлось бы лежать прямо под тенью чьей-то смерти. Правда, большинство магов их не видит, но меня это утешало слабо. И я украдкой немного сдвинула кровати, чтобы тени висели не прямо над подушками, а хоть чуть-чуть в стороне.

Занятия поглощали почти всё свободное время, так что на общение с друзьями его почти не оставалось, разве что за едой. Мои занятия окончательно разошлись с программой Кати, так что круг общих тем сузился до ходивших по Школе сплетен и всяких бытовых мелочей. Она тоже была загружена работой, и это при том, что никакой ярко выраженной специализации у неё не было. Когда я спросила, как поживают её чувства к господину Гриффитсу, она лишь безнадёжно махнула рукой. Правда, учёба, насколько я могла судить, у неё наладилась.

Я зубрила латинские названия растений, веществ и органов, мучилась с химическими уравнениями, запоминала методы магической диагностики и составы эликсиров. Всё остальное отодвинулось на задний план, тем более что на всё, не связанное с лечением, отводилось заметно меньше учебных часов, чем раньше. И, сидя на очередной лекции по истории, я куда больше думала о том, успею ли я заскочить в библиотеку, чтобы взять книгу о ядах и противоядиях, чем о деяниях Ассамблеи, которые нудным голосом перечислял господин Минкофф. Мы наконец-то добрались до двадцатого века, и он начал говорить о реформе системы магического судопроизводства. Как раз в это время суды стали более открытыми, и на судебные заседания стали допускать всех желающих, что вскрыло имевшие место злоупотребления. Пришлось спешно приводить процессы к давно бытующим среди обычных людей стандартам, предъявлять на заседаниях собранные доказательства, вводить презумпцию невиновности, ибо до самого недавнего времени магический суд пребывал в средневековом состоянии. Это открытие отвлекло меня от размышлений о несделанных делах, и я прислушалась. Ещё одно нововведение меня несколько удивило. Суда присяжных маги так и не ввели, зато вынесенный судьями приговор утверждался голосованием членов судейской коллегии, не участвовавших непосредственно в суде, а лишь присутствовавших на заседании.

— Но, как водится, эти реформы стали палкой о двух концах, — вещал господин Минкофф. — Благодаря им многие, подозревавшиеся в связях с последним Тёмным Повелителем, сумели избежать наказания. Война, развернувшаяся между ним и Ассамблеей, привела к временному ужесточению законов, но после победы всё вернулось в исходное состояние.

Похоже, что ты об этом жалеешь, подумала я. Ну как же, избежали наказания. А если они и в самом деле были невиновны? Похоже, что не помню чьё высказывание, что лучше оправдать десяток виновных, чем осудить одного невиновного, в сердце господина Минкоффа отклика бы не нашло.

— Самыми громкими процессами того времени, то есть времени войны, — продолжал лектор, — были так называемое дело шпионов, когда в самой Ассамблее раскрыли целую группу, работавшую на Повелителя, суд над выявленной сектой, также состоявшей в связи с Повелителем и практиковавшей подпольно чёрную магию, основанную на человеческих жертвоприношениях, и суды над пленными тёмными магами. Да, Каражевски, что вы хотели спросить?

— Господин Минкофф, а какие приговоры им вынесли?

— Чаще всего — смертная казнь, либо пожизненное заключение. Те, кто был причастен, но сам чёрной магии не практиковал, отделались более мягкими приговорами.

Значит, у магов не только свой суд, но и своя тюрьма… Что ж, всё логично, не в Алькатрас же волшебников сажать. Из обычной, пусть и очень хорошо охраняемой тюрьмы, маг сбежит в два счёта.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: