Прислонившись к переборке, я еще раз обдумал ситуацию, посасывая погасшую трубку и не спуская глаз с палубы. Наконец я закончил размышлять и, придя к неким утешительным для себя выводам, громко сказал: «Нет!» Потом мне в голову пришла еще одна мысль, и, пробормотав что-то похожее на «Если только она не…», я шагнул к фальшборту и, перегнувшись через планшир, поглядел вниз, но в воде ничего не было, и я, круто развернувшись, бодро промаршировал на нос. Здравый смысл одержал убедительную победу; теперь я был убежден, что у меня просто разыгралось воображение.

Я как раз добрался до левого люка, ведущего в носовой кубрик, и уже собирался спуститься вниз, когда что-то заставило меня обернуться. Бросив взгляд через плечо, я вздрогнул: примерно на полпути к корме в колышущемся лунном свете, заливавшем палубу позади грота, маячила размытая, призрачная фигура.

Это была та самая фигура, которую я только что приписал игре своего воображения. Должен признаться, что, увидев ее вновь, я был потрясен. Откровенно говоря, я испугался. Теперь я знал, что возникшая передо мной в призрачном лунном свете фигура не является плодом моей фантазии. Это был человек. Ничего сверх этого я сказать не мог, ибо свет луны и движущиеся тени парусов и канатов не позволяли разглядеть его как следует.

Пока я стоял, пораженный нерешительностью и ужасом, мне в голову пришла спасительная мысль, что, быть может, это дурачится кто-то из матросов. О том, какова могла быть цель этого розыгрыша, я даже не задумался. Тогда я готов был поверить в любое объяснение, какое мой здравый смысл нашел бы достаточно правдоподобным. Испытывая невероятное облегчение, я даже нашел в себе силы удивиться, как раньше не подумал о подобной возможности. Понемногу набравшись мужества, я обвинил себя в том, что пошел на поводу у собственного воображения; в противном случае я бы, конечно, додумался до этого объяснения раньше и не пережил бы столько неприятных минут. Теперь мне было все ясно, но — вот странность! — я вдруг обнаружил, что по-прежнему боюсь пойти на корму и выяснить, кто затеял эту не слишком удачную шутку. С другой стороны, меня смущала мысль, что если сейчас не сделаю этого, значит, я ни на что не гожусь, и меня остается только вышвырнуть за борт как ненужный балласт. Поэтому я все же двинулся вперед, хотя, как легко догадаться, не слишком торопился.

Я преодолел уже половину разделявшего нас расстояния, но странная фигура по-прежнему виднелась на палубе у грота, безмолвная и неподвижная, и только блики лунного света и тени от канатов плавно скользили по ее плечам каждый раз, когда «Мортзестус» слегка кренился на небольшой волне. Помню, я пытался вызвать в себе чувство удивления. В самом деле, если этот маскарад затеял кто-то из матросов, то он наверняка слышит мои шаги; почему, в таком случае, он не пытается скрыться, пока у него есть такая возможность? Почему, наконец, он не спрятался раньше?.. Эти и другие вопросы так и теснились в моей голове, но, гонимый странной смесью сомнения и уверенности, я не останавливался, и расстояние между нами продолжало сокращаться. Вот я уже миновал камбуз; до странной фигуры оставалось шагов двенадцать, когда она вдруг повернулась и, в три прыжка достигнув борта, перебралась через него и исчезла в море.

Я бросился к борту и посмотрел вниз, но ничего не увидел; только тень нашего корабля скользила по залитой лунным светом глади моря.

Не знаю, сколько времени я в растерянности смотрел на ленивые волны, наверное — не меньше минуты. В голове у меня не было ни одной мысли — одна ужасная пустота. То, чему я только что стал свидетелем, явилось страшным подтверждением неестественности происходящего — всего того, что я только недавно объявил игрой воображения. Думаю, на некоторое время я вовсе лишился способности рассуждать логично и трезво, был словно оглушен и ничего не соображал.

Как я уже говорил, прошла минута или две, а я все стоял у борта и глядел на воду внизу, словно тщась проникнуть взором в тайну, которую она скрывала. Из оцепенения меня вывел голос второго помощника.

— Брасопить фок! — крикнул он с юта.

И я, точно сомнамбула, отправился выполнять приказание.

На следующее утро, будучи свободным от вахты, я первым делом осмотрел место, где странная тень проникла на судно и покинула его, но, разумеется, не обнаружил ничего необычного — и вообще ничего такого, что помогло бы мне разрешить загадку странного гостя.

После этого на протяжении нескольких дней не происходило ничего примечательного, хотя по вечерам я частенько поднимался на палубу, пытаясь найти что-то такое, что пролило бы свет на мучившие меня вопросы. При этом я держался достаточно осторожно и ни слова не говорил никому о том, что видел. Впрочем, я был уверен, что надо мной в любом случае просто посмеются.

Так прошло несколько вечеров, но я ни на шаг не приблизился к разгадке тайны. А потом в середине второй ночной вахты[70] случилось вот что…

Я стоял на руле, а Тэмми — молодой и совсем еще неопытный юнга, вышедший едва ли не в свое первое плавание, — дежурил у судового колокола и прохаживался по подветренной стороне юта. Второй помощник, облокотившись на ограждение впереди, курил трубку. Погода стояла по-прежнему прекрасная, а луна хотя и была на ущербе, светила так ясно, что можно было различить шляпки забитых в палубу гвоздей. Пробили три склянки, и я, признаться, начал клевать носом. Вероятно, в конце концов я все же задремал, благо наша старая калоша сама шла по курсу и мне совершенно нечего было делать, разве что время от времени подправлять курс, да и то немного. И вот сквозь сон мне вдруг почудилось, что кто-то негромко зовет меня по имени. Разумеется, я сразу встрепенулся, хотя и не был абсолютно уверен, что мне это не приснилось. В первую очередь я посмотрел на второго помощника, но он все так же задумчиво курил, обратившись ко мне спиной. Тогда я перевел взгляд на нактоуз;[71] «Мортзестус» шел точно по курсу, и я вздохнул с облегчением. И тут я снова услышал голос, окликавший меня по имени. На этот раз я не сомневался, что мне это не почудилось; обернувшись, я посмотрел в подветренную сторону и увидел Тэмми, который тянулся рукой через рулевое устройство, собираясь схватить меня за плечо. Я уже хотел спросить, что за бес в него вселился, но юноша поднес палец к губам, призывая меня к молчанию, а потом показал куда-то вперед, на наветренный край юта. В полутьме его лицо казалось мертвенно-бледным, и на нем явственно читалось волнение.

На протяжении нескольких секунд я, вглядывался в ту сторону, куда он показывал, но ничего не увидел.

— Что там такое? — вполголоса спросил я, когда мне надоело напрягать зрение, высматривая во мраке неизвестно что. — Я ничего не вижу!

— Тсс!.. — сипло пробормотал Тэмми, не глядя на меня.

Вдруг он негромко ахнул и, перемахнув через рулевое устройство, встал рядом со мной, и я почувствовал, что парень весь дрожит. Казалось, его взгляд устремлен на какой-то медленно перемещающийся объект, но я по-прежнему ничего не видел.

Должен сказать, что я забеспокоился. В каждом движении юнги читался неподдельный ужас, а то, как пристально он вглядывался в темноту, заставило меня предположить, что юноша увидел что-то необычное и странное.

— Что, черт побери, с тобой такое? — резким тоном спросил я, но тут же спохватился и снова покосился на второго помощника. К счастью, он по-прежнему стоял к нам спиной. Тэмми он не заметил, и я снова повернулся к юнге.

— Ради всего святого, возвращайся на свой пост, пока тебя не увидел второй помощник, — прошипел я. — А если хочешь что-то сказать, для этого вовсе не обязательно лазить через руль. Тебе, наверное, что-то приснилось.

Но не успел я договорить фразу до конца, как парень схватил меня за рукав и, показывая свободной рукой куда-то в направлении вьюшки[72] лаглиня, закричал во весь голос: