— Так, — ответил я. — Не даром вас касиком выбрали: вы, я вижу, сообразительный малый… Но что же вы думаете предпринять?
— Вот я и говорю себе: Лаглэв, почему бы тебе не обогатить свой народ и его короля? Пятьдесят тысяч франков за французов и небось, впятеро или вшестеро больше за японцев… да мы все по-королевски заживем! Но сам я не одолею японского отряда, у меня всего человек пятьдесят мужчин, да и те почти безоружные. Вот я и подумал так: посылаю верного человека с уведомлением в Алгалуэлу, сообщаю обо всем тамошнему полковнику; пусть пришлет отряд солдат в Санта-Крус, а другой отправит вдоль берега озера, к Мерсед, потому что эти черти наверное пробираются к озеру. Для верности же, я сам пойду с вами с двумя — тремя людьми, чтоб в случае чего послать еще гонца.
— Хорошо придумано, — сказал Пижон. — Только, почтеннейший Лаглэв, качаться нам с вами вместе где-нибудь на ветке в этом лесу. Японцев не перехитришь. А солдаты из Алгалуэлы опоздают на двадцать минут… Может быть, на час или больше, но вовремя не попадут — будьте покойны.
— Полно вам каркать, — возразил я. — Попытаем счастья… Притом, другого ничего не придумаешь.
— Конечно, — подтвердил Кеог. — А упускать случай нечего… Хотя на вашем месте, Лаглэв, я попробовал бы сам справиться. Пятьдесят человек да нас трое…
— С ножами против револьверов и ружей… — перебил я. — Нет, это слишком рискованно. Японцы всегда начеку, врасплох мы их не захватим.
— Ну, как знаете, — проворчал Кеог. — Можно и его план попробовать…
На этом и порешили. Лаглэв, пожелав нам покойной ночи, ушел. Я выглянул вслед за ним из хижины. Мне показалось, будто какая-то тень мелькнула подле нее и скрылась за соседними хижинами. Я сделал несколько шагов, всматриваясь в темноту; ничего не видно, не слышно. Я махнул рукой и вернулся в хижину спать.
На другое утро мы тронулись в путь. Я думал, что японцы не допустят Лаглэва в состав нашей экспедиции. Однако, они ничего не сказали, как будто его присоединение было совершенно в порядке вещей. Это благодушное отношение показалось мне подозрительным.
Наконец, в понедельник, 13 декабря, мы достигли, по-видимому, цели нашего странствования. К местности, называемой Лас Рохас, между Мерсед и Алгалуэла, мы соединились с передовым отрядом, отделившимся от нас дня за три до того. Здесь носильщики были отпущены и остались только тридцать человек японцев да наша группа: Пижон, я, Кеог и Лаглэв с двумя товарищами.
Лишь только колонна носильщиков, получив плату исчезла в девственном лесу, как физиономии, жесты, интонация голосов — все изменилось. Действительные начальники экспедиции не замедлили себя проявить. Кацик с товарищами оказался, так же как и мы, в плену. Их без церемоний заставили работать над сооружением станции беспроволочного телеграфа.
Отряд, явившийся на место раньше нас, срубил несколько деревьев, и смастерил огромное, в три метра диаметром, колесо, вроде тех колес, в которые сажают белок или мышей для забавы детей. Ось его была закреплена на двух древесных стволах, обрубленных на высоте трех метров от земли. Бесконечный ремень соединял его с динамо-машиной, которая должна была превращать его движение в электрическую энергию. Мачта в 25 метров высотой, с антеннами, была водружена для отсылки электромагнитных волн. К вечеру, станция была закончена. Вами обратился ко мне и Кеогу и совершенно спокойно приказал нам войти в колесо и вертеть его.
В первую минуту я хотел отказаться. Неужели покориться и этому позору? Но нас окружала вооруженная с ног до головы толпа и ясно было, что приходится выбирать между колесом или смертью. Кеог сердито пожал плечами и буркнул мне:
— Эти скоты сильнее нас… Бесполезно спорить…
Лаглэв старался ободрить нас взглядом. Он видимо рассчитывал на скорое прибытие сюда американского отряда.
Из песни слова не выкинешь! Мне совестно писать об этом, но спустя несколько минут мы вертелись в позорном колесе — вертелись безостановочно, переступая с перекладины на перекладину, обливаясь потом и не имея мужества остановиться.
Часа два продолжалась эта пытка. Наконец, японцы получили все известия, которых ожидали, и мы были выпущены из колеса, почти выбившиеся из сил.
На другое утро японский отряд двинулся к берегу озера, находившемуся в трех километрах от Лас Рохас. Оно представляло из себя искусственное расширение реки Шаср, русло которой между озером и каналом было выпрямлено, углублено и перегорожено гигантской каменной плотиной, задержавшей воды озера. Непроходимый, дремучий, девственный лес подступал со всех сторон к берегам озера. Непростительная халатность! Эта непроходимая чаща делала почти невозможной охрану берегов.
Тронувшись в путь рано утром, мы только к двум часам добрались до берега. По пути мы толковали о японских планах.
— Дело ясное, — говорил Кеог. — Они, наверное, получили известие, что соединенный флот вошел в канал. Теперь постараются разрушить плотину. Если эскадры вошли в канал, они сядут на мель, когда эта масса воды схлынет, прорвав своим напором шлюзы…
Вскоре мы убедились, что таков именно был план японцев. Достигнув берега, они принялись разбирать принесенные с собой ящики и тюки. Мы увидели разрывные снаряды, типа маленьких торпед, взрывающихся при столкновении с каким-либо препятствием; затем Вами и его товарищ-офицер принялись монтировать разобранные части какого-то механизма и вскоре сложили крошечную подводную лодку-торпеду. В ее камере мог поместиться на корточках один человек. Он должен был погибнуть при взрыве, но зато мог направить торпеду по своему произволу. Лодка была спущена на воду; механик поместился в ней и проделал ряд эволюции, чтоб испытать машину…
Вдруг раздались предостерегающие крики часовых. Почти в ту же минуту на опушке леса показалась группа американских солдат, точно выросшая из-под земли.
Наконец-то! Вот он, отряд, вызванный Лаглэвом, чтоб помешать японской затее!
Все японцы, как один человек, приложились из ружей. Мы услышали щелканье спусков, но ни грохота, ни дыма не последовало: это были беззвучные и бездымные ружья. Пять человек американцев появились на опушке леса, и все пятеро повалились, сраженные японскими пулями. Спустя несколько секунд перед нами лежало пять трупов. Больше никого не было видно.
Очевидно, это был американский патруль, вовсе не ожидавший встречи с японцами, наткнувшийся на них совершенно случайно, и поэтому, захваченный ими врасплох.
Японцы поспешили к убитым и принялись обыскивать их. Кеог и Лаглэв с товарищами последовали за ними, мы с Пижоном отвернулись от печального зрелища и уныло опустились на землю.
Но произошла возмутительная сцена. Один из японцев отрезал своим ножом голову трупа и, схватив ее за волосы, со злобным смехом показал Кеогу.
Этого американец не мог выдержать. Он бросился на японца и схватил его за горло. Лаглэв со своими людьми последовал его примеру.
Мы с Пижоном вскочили, чтобы помочь товарищам. Но прежде чем мы успели добежать до места действия, схватка уже кончилась. Человек двадцать японцев схватили нападающих, повалили их на землю и скрутили их веревками.
Впрочем, железные пальцы Кеога успели сделать свое дело: к пяти американским трупам присоединился труп задушенного им японца с почерневшим лицом…
Затем последовала свирепая сцена.
Вами обратился к Лаглэву:
— Ты хотел выдать нас американцам. Не отпирайся: я слышал ваш разговор в Санта-Крус. Я знаю, зачем ты послал гонца в Алгалуэлу. Но он недалеко ушел, твой гонец. Ты рассчитывал получить награду — отлично, мы сейчас пошлем тебя и твоих товарищей за наградой вместе с этим американцем.
— Что касается до этих господ, — прибавил он, взглянув на меня и Пижона, — то я обещал им, что они своими глазами увидят наше превосходство над белыми, — и сдержу обещание.
По его знаку нам также связали руки.
Вскоре были сколочены шесть деревянных рам. К четырем из них привязали Кеога, Лаглэва и его людей. Затем их спустили на воду и прицепили к рамам разрывные снаряды.