6

Мне советовали думать, и я думал. Правда, не над вопросом, который более всего интересовал предводителя лесной шайки. Что действительно меня волновало и лишало роскоши сна, так это как не дать Вале угодить в лапы таинственного работорговца на летающей повозке, мне — избежать домогательств со стороны бугая-полудурка Руди. Ну и, конечно, как нам обоим вернуться в свое время. Целыми и сравнительно невредимыми.

Я думал… но много ль придумаешь, когда ты безоружен и связан по рукам и ногам? Тут думай, не думай, а возможности все равно на минимуме. И о факт сей, печальный, любой замысел разбивался как волна о неприступную скалу.

Тянулась ночь, гордо шествовали минуты, сливаясь в часы. А мысли мои вяло двигались по кругу. И раз за разом сбивались на другую тему: где же все-таки и когда мы с Валей из-за наших забав с машиной времени оказались? О да, это еще один вопрос, охотно занимавший мой мозг.

В именах местных слышалось что-то славянское. Славок, Рудя… Последнее, кстати, явно родственно польскому и украинскому «рудый», что значит «рыжий». А этот туповатый здоровяк как раз рыжеволос.

Но в то же время… речь на любом славянском языке уж хотя бы через слово понять можно без переводчика. Нет-нет, да проскользнут в речи поляка или, скажем, серба смутно знакомые выражения. Тогда как здешнее наречие показалось мне абсолютно чуждым.

Сие, конечно, не ахти какой выдающийся парадокс, если память напрячь. Скажем, в языке идиш атавистическое присутствие чисто еврейских выражений вроде «поца» и «мазла» сочетается с обилием германоязычных слов. Так что случайно выбранный Абрам или Соломон, живший в библейские времена, едва ли понял бы своего далекого потомка родом из США или Германии.

То есть, народ тот же самый — а лексика, даже языковые группы разные.

Пример этот не единственный.

В речь жителей Закарпатья, считающихся славянами, примешаны словечки из польского, немецкого и даже, кажется, венгерского языков.

Современные греки могут сколько угодно называть себя эллинами, своих детей при рождении нарекать Аристотелями и Сократами — но вот язык их учеными все равно уничижительно именуется «новогреческим». То есть великие философы Сократ и Аристотель, эти имена прославившие, изъяснялись на другом языке.

Ну и, наконец, перевернись в могиле предводитель бриттов Артур — современные англичане считают тебя «своим». Эти-то люди, говорящие на смеси латыни, кельтского, а также… языка германцев. Притом, что с некоторыми из последних (саксами, в частности) тебе, о великий и легендарный, даже довелось повоевать.

В общем, языки разных народов можно сравнить с разноцветным бельем. А если народы живут по соседству, торгуют и общаются — с тем же бельем, угодившим в одну стиральную машину. Где эти тряпки трутся друг о дружку, перемешиваются, обмениваются краской. А в итоге перекрашиваются до полной неузнаваемости.

Возможно, даже в этом древнем наречии, на котором говорят пленившие меня разбойники, найдется пара-тройка словечек, доживших до наших дней. Доживших — но погоды не делающих.

Язык и имена — не единственное, что меня озадачило, вместо того, чтобы служить подсказкой. Еще и титул местного правителя: «кхонас», как уже говорил. А также таинственный Морглокх, которого главарь неоднократно поминал.

Нет, понятно, что речь идет о каком-то местном божестве. Причем о божестве явно недобром. И из-за контекста, и из-за имени, созвучного со словами «мор», «морг», «мгла». Но где, в мифологии какого народа имеется персонаж с таким именем — припомнить я оказался не силах. На ум пришло разве что отдаленно похожее имя древнегреческого Морфея, повелителя снов. А также аса Локи из скандинавских мифов. Породившего разные темные сущности, включая владычицу загробного царства Хель. Интересное сочетание!

И… вот ведь черт с Моглокхом на пару! В очередной раз я поймал себя на том, что как страус головой в песок погрузился в эти отвлеченные рассуждения. И когда! Попав в плен, да перед лицом реальной, близкой опасности, грозящей нам с Валей.

Нет, наверное, мы все-таки не совсем нормальные люди. Я говорю о тех, кто суется в аспирантуру и согласен даже мальчиком на побегушках работать в научном институте. Вместо того чтобы гоняться за баблом или возводить вавилонскую башню собственной карьеры в каком-нибудь офисе.

Оставалось надеяться, что ум — все-таки сильная сторона таких людей, включая меня. Что с его помощью я успею что-нибудь придумать. Пока тянется ночь… а когда не спится, ночь вообще-то кажется бесконечно долгой.

От досадных мыслей меня отвлек ЛНМ. Снова ожив, он опять начал, как перед беседой с главарем, выдавать обрывочные реплики. «Еда», «холодно», «мое»…

В недоумении я огляделся. Лагерь разбойников давно отправился на боковую. Главарь вместе с большей частью шайки, не иначе, коротали ночь в том большом шалаше. У костра оставался здоровяк Рудя — ему, видимо, от греха подальше запретили ночевать со всеми. И еще один разбойник — «вторая половинка» предыдущего, по всей видимости. Ну и, наконец, часовой… точнее, караульщик. Оставленный не на сколько-то часов дежурить, а, как видно, на целую ночь. При мне, во всяком случае, сменить его никто не торопился.

Так вот, все спали, даже этот дежурный. Разбойничья шайка — не воинское подразделение. Дисциплина в ней худо-бедно скреплялась разве что авторитетом главаря, мастака угрожать. И была столь же надежна, как гнилые доски, скрепленные ржавыми гвоздями.

Об уставе же караульной службы тем более речи не шло. Так что обязанность свою этот страж поневоле видел лишь в том, чтобы сидеть лицом ко мне, «драгоценному пленнику» шайки. Сидеть, склонив голову на колени да клюя носом. Ну и еще постараться за ночь не свалиться в костер.

Итак, ближайшие ко мне люди… если их можно было назвать людьми, дрыхли без задних ног. Тогда чью речь уловил лингвистический модуль?

Реплики звучали все чаще: «мое», «загрызу», «слабак».

Крайне заинтригованный я, поворачивая голову, сумел уловить «голоса природы» — череду рычаний, ворчаний и подвывающих звуков, доносившихся из глубины ночного леса. На них-то и реагировал ЛНМ, разражаясь новой серией реплик.

«Уйди», «загрызу», «еда»…

Ну и дела!

Хоть я и дилетант, но знал, в чем главное отличие так называемой нейросети от обычных компьютерных программ. Она, в отличие от последних, способна, усваивая новую информацию, обучаться и совершенствоваться. Как живое (причем разумное) существо. И так же обретать новые возможности.

Но это… на моих глазах созданный в НИИИНиПТе нейросетевой модуль как будто превзошел сам себя. Уж, по крайней мере, самые смелые ожидания — точно. Умудрившись усвоить язык тех, кому наука официально отказывала даже в наличии разума. Не говоря уж об осмысленной речи.

Хотя… те, у кого есть питомец — кошка, собака — соврать не дадут. За годы, проведенные вместе, они научались своих любимцев понимать, различая малейшие оттенки в их мяуканье или, соответственно, скулеже и лае. И что эти оттенки в общей совокупности, как не полноценный язык — содержательный и не лишенный сложности?

Следующая мысль, посетившая меня, показалась спасительной. Что если, научившись этих волков понимать, я смогу с ними договориться. Точнее, подговорить их помочь нам с Валей освободиться из плена.

Конечно, волк есть волк — хищник, человеку враждебный. И когда говорят «человек человеку волк», вовсе не подразумевают склонность представителей рода людского к взаимовыручке. Да и пословица «сколько волка ни корми, он все в лес смотрит» характеризует этих тварей не лучшим образом.

Но все-таки… если мы будем говорить, понимая друг друга, это уже совсем другой уровень общения. Зря, что ли дипломаты учат иностранные языки. Да и расхожий принцип «чужак — значит враг» можно вывернуть с точностью до наоборот. «Разговаривает как мы — значит, свой». Или, как в аналогичной ситуации говорил Маугли: «Мы с тобой одной крови — ты и я».

Да и в любом случае… что я теряю, если попробую? Разве что время. Не загрызут же меня эти серые бестии, сюда прибежав. Тогда как в плену у разбойников неприятности были нам с Валей гарантированы на все сто.

Потому, недолго думая, я решился. Повернул голову в сторону леса, за ствол дерева, к которому был привязан, и выкрикнул:

— Сюда! Ко мне!

А секундой спустя ЛНМ исторг великолепный призывный вой, что сделал бы честь самому Акелле.

Естественно, даже безалаберный местный караульщик не мог не обратить на этот вой внимания. Разбойник встряхнулся, приподнимая голову, осмотрелся тревожно. Но, увидев, что поблизости никаких зверей нет, просто погрозил мне дубинкой и снова задремал.

Оставалось надеяться, что обладателей серых шкур мой клич заинтересует не меньше, чем караульщика.

Ждал я не меньше минуты, но надежда сбылась. Легонько хрустя сухими опавшими ветками, к дереву моему осторожно подобрался крупный волк. Уставился на меня, оценивающе разглядывая светящимися в темноте глазами.

Потом заговорил… точнее, заворчал. А ЛНМ с готовностью перевел:

— Вуулх услышал клич, призывающий стаю. Вуулх пришел на зов, но увидел лишь двуногое существо. Как же так?

— Ну… чего только в жизни не случается, — изрек я философски. А ЛНМ донес эти слова волку смесью ворчания и повизгивания. Последовательностью звуков, строгой, как в азбуке Морзе.

— Двуногий говорит как Вуулх, — тихонько и осторожно проскулил волк, — как народ Вуулха.

А вот следующее из сказанного им меня поразило:

— Вуулх слышал когда-то от матери, когда был маленьким детенышем. А мать Вуулха — от своей матери. Были когда-то двуногие, которые понимали народ Вуулха. Жили рядом… охотились с народом Вуулха… с ними добыча всегда была обильной. И умели говорить как Вуулх и народ Вуулха. Но это было много и много лун тому назад. Теперь таких двуногих не осталось. Ни Вуулх, ни отец с матерью Вуулха, ни братья и сестры Вуулха, ни вся стая Вуулха таких не встречали.