И, наконец, за огородами обнаружилась сама деревня. Она же цель или одна из целей нашего путешествия, если верить пультику. Тот показывал уровень синхронизации уже в сорок четыре процента. А также пустому желудку, наполнить который если где и можно, то только в человеческом жилище.

Деревня представляла собой россыпь из нескольких десятков домиков, точнее, бревенчатых землянок. Не то частично вросшие в землю, не то из земли торчащие, они напоминали гигантские диковинные грибы.

Дверные проемы были прикрыты шкурами, из отверстий в крышах поднимался дым. И… хоть я не спешил заходить внутрь, даже на порог ступать первого же из этих жилищ — воображение само дорисовало для меня остальное. Все детали тамошнего убранства.

Одна комната, она же кухня, где ютится семья, порой, из десятка человек, не считая скота. Для последнего в таких домиках обыкновенно выделена специальная загородка. Но менее вонючими четвероногие обитатели дома от этого не становятся.

Земляной пол. Постели из шкур. В качестве удобств — разве что очаг, ну и еще отверстие в стене, обеспечивающее вентиляцию.

Захотелось по нужде? Милости просим на окраину деревни. Лист лопуха тебе в помощь, чтобы подтереться.

Причем это — в летнюю пору. Если же аналогичное желание посетило тебя в зимний мороз, особенно ночью, прежде хорошенько подумай: оно и впрямь тебе сильно нужно? Или лучше когда-нибудь в другой раз?

Неоднократно побывав в прошлом, я вдоволь насмотрелся, помимо прочего, и на жилища предков. И на такие, и на бывшие чем-то лучше или хуже. Но все они в комфортности проигрывали даже комнате в общежитии, доступной простому студенту или аспиранту. По крайней мере, по большинству позиций.

Касалось это и замков баронов и королей. Особенно зимой, когда в этих каменных, трудно отапливаемых мешках становится не теплее, чем в холодильнике. Не говоря уж о том, что самое великое величество не властен над временем. И если захотел поесть или помыться, вынужден ждать часами, пока самые расторопные слуги не приготовят воду или обед.

При таких делах многие из средневековых господ даже вынужденно забивали и на режим питания, и на нормы гигиены. Просто следуя пути наименьшего сопротивления. Отчего проживали, естественно, недолго. Даже без учета посягательств со стороны разного рода недругов.

В общем, насмотрелся я на жизнь во времена темные и не очень. И потому искренне не понимаю современных мне риторов, любителей превозносить прошлое, награждающих его эпитетами вроде «светлого», «героического», «великого» и все такое прочее.

Но еще больше удручают мантры о какой-то неведомой «деградации», про которую эти же ребята обычно толкуют применительно ко дню сегодняшнему. Интересно, предложи я — с улыбкой опытного риелтора и таким же напором — кого-нибудь из них пожить, к примеру, в этой деревне, насколько их хватит? Как скоро они попросятся назад из эпохи, явно не затронутой метастазами «деградации» в виде электричества, интернета и утреннего душа? Ну и, конечно, их любимого торгового центра в шаговой доступности, избавляющего от необходимости бродить, порой, неделями по лесам, горам и болотам в попытках найти что-нибудь съестное. Как и горбатиться на полях и огородах.

Не, я понимаю, что не стоит грести всех и каждого под одну гребенку. И кто-то из живущих действительно деградирует — без всякой иронии. Другое дело, что причина сего явления общеизвестна. И по большому счету та же самая, что и у сородичей Вуулха.

Имя ей — отчужденность от разума. Чужого разума, если говорить о здешних волках. Без него, без хотя бы редких контактов с двуногими союзниками, жизнь волчья быстро превратилась в существование. В замкнутый круг из самых примитивных интересов.

Догнать более слабого зверька, чтобы утолить голод. Не стать едой самому — а для того удрать от тех, кто сильнее. Будь то медведь или чужая, более многочисленная стая. Осчастливить какую-нибудь волчицу, заделав ей целый выводок детенышей. Да найти местечко укромное, вырыть нору, в которой так хорошо хоть на время укрыться от жестокостей мира.

Все одно и то же изо дня в день. И никаких сюрпризов… точнее, сюрприз здесь возможен единственный и несовместимый с жизнью. Вроде охотничьего капкана.

А потом сменится сколько-то поколений, увязших в этой круговерти со смертельным исходом — и последние проблески мысли, осмысленности в жизни, такие как легенда о дружественных двуногих, окончательно покинет здешних волков. Потомки Вуулха превратятся в обычных зверей, и даже ЛНМ уже не поможет волкам и людям понимать друг друга.

Ну ладно волки. Разум, худо-бедно возвышавший их над болотом примитивных потребностей, не дававший полностью в нем увязнуть, был, как уже говорилось, чужим. Заемным. У людей же он свой собственный — не зря наш биологический вид зовется человек разумный. А значит, надо сильно постараться, чтобы избавить себя от последнего прилагательного, сделавшись его недостойным.

И опять-таки — не буду мерить всех одним аршином. Есть индивиды, готовые проделать эту работу с легкостью и упорством, достойным лучшего применения. Да еще доплатить за такую возможность алкомаркетам и наркодилерам.

Между домишками, хаотично разбросанными, вилась широкая натоптанная тропа, вполне тянувшая на звание «главной улицы». По ней-то мы и двинулись с Валей, оглядываясь в поисках дома погостеприимнее да хозяев поприветливее.

Благо, частокола и иных фортификационных сооружений вокруг деревни не было. Не знавшее войн и не шибко опасавшееся, как видно, той же шайки покойного Кхугла, это поселение еще могло себе позволить такую роскошь — расти вширь и без оглядки.

На нас оглядывались, но препятствий не чинили. Более того, если поначалу взгляды, что я ловил на себе, были тревожные — шутка ли, вооруженный человек пожаловал, то уже примерно на десятом из домов, которые мы миновали, тревога сменилась заинтересованностью.

«У него оружие», «воин», «что ему нужно», «он нам поможет?» — улавливал и передавал мне ЛНМ отдельные реплики, которыми обменивались жители деревни.

Потом некоторым из селян пришло в голову бросить прежние дела и увязаться за нами. Сначала пара детишек в одних рубашонках, потом сильно горбящаяся, но еще способная ходить беззубая старуха, за ней семейная пара — молодые мужчина и женщина. Мало-помалу за нами, как хвост кометы, потянулась целая толпа.

Потом в какой-то момент некоторые из этих незваных попутчиков поравнялись с нами, потом даже обогнали. Толпа обтекала нас, окружая, беря в нестройное, но кольцо.

Меня это обстоятельство встревожило, я даже положил руку на эфес меча, готовясь выхватить его в любой момент. Но… как говорится, пуганая ворона и куста боится — никаких враждебных действий окружавшие нас селяне не предпринимали. Более того, я даже не увидел ни у одного из них хоть что-то, что они могли бы использовать в качестве оружия. Вил, например, или косы.

А потом мне навстречу вышел невысокий коренастый мужик средних лет с лицом, заросшим черной бородой. Стянул с себя головной убор — что-то вроде примитивной шляпы. И заговорил тревожным голосом. А ЛНМ немедленно перевел:

— Воин! Ты нам поможешь? Помоги, воин!

И сам попятился испуганно, услышав звуки чуждой речи из вещиц у нас на шеях. Но, отдать ему должное, отступил лишь на пару шагов.

По толпе волной прокатился тревожный ропот.

— Не бойтесь! — поспешил я успокоить жителей деревни, вскидывая руку с открытой ладонью. — Духи, которые живут в наших амулетах, добрые. Они лишь помогают нам, чужеземцам, и вам понимать друг друга.

Ропот стих. Вероятно, услышав понятную им речь, селяне успокоились. А я добавил — переходя к делу и куя железо, пока горячо:

— Вы погодите, люди добрые. Накормите сначала… отдохнуть дайте. Мы с дороги устали. А потом и о помощи поговорим.