Дэча взволновался:

— Будем молить Хоу-Хоу, чтобы эти дураки не убили ее вместе с остальными!

— Присоединяюсь к твоей молитве, — ответил я, — ибо она слишком прекрасна, чтобы умереть. Но стой, я скажу тебе, что случилось. Господин Огня, дай огонь.

Ханс зажег спичку о то место, на котором сидят, — единственное не промокшее место во всей его персоне, — и поднес ее мне, сложив ладони лодочкой. Я с таинственным бормотанием смотрел на огонь.

— Все благополучно, — произнес я наконец. — Лодка Сабилы Прекрасной избавилась от преследователей; семь — нет, восемь лодок подоспели ей на выручку из города, когда твои люди уже настигали ее.

В этот момент, как нельзя более кстати, явился вестник и с церемонными поклонами доложил в точности то же самое.

— Удивительно! — воскликнул жрец. — Удивительно! Перед нами настоящие волшебники! — он с благоговейным страхом уставился на нас. Но потом его опять взяло сомнение.

— Господин, — сказал он, — Хоу-Хоу — правитель Волосатого Народа. До нас дошла молва, что некие странники таинственным образом убили громом женщину из племени Хоу-Хоу. Не ты ли сделал это, господин?

— Да, — ответил я, — она приставала к Свету-Во-Мраке со своими ухаживаниями, и он убил ее.

— Но как он это сделал, господин?

Теперь уместно будет сказать, что один обитатель поселка встретил нас далеко не доброжелательно, а именно большая злая собака, все время рычавшая на нас, а в данный момент трепавшая Ханса за полу.

— Стреляй, Ханс! Застрели ее насмерть! — шепнул я по-голландски, и Ханс, со свойственной ему сообразительностью, засунул руку в карман, схватился за револьвер, прижал голову животного к дулу и выстрелил через материю. Собака отправилась ко всем псам.

Среди жрецов произошло смятение. Один упал замертво со страху. Все остальные, кроме Дэчи, поджав хвосты, удалились.

— Это волшебный огонь, — небрежно заметил я. — А теперь, благородный Дэча, дай нам кров и пищу, ибо стало сыро и мы проголодались.

— О, конечно, конечно, господин! — воскликнул Дэча и пошел с нами вперед, пропуская меня между собой и Хансом. Остальные, оправившись от испуга, торжественно понесли куда-то дохлую собаку.

Мы поднялись на голую каменную террасу горы, в правом углу которой я заметил за садом зев большой пещеры. А на краю террасы, над озером горели на расстоянии двадцати шагов одна от другой две огненные колонны, которые раньше не видны были за деревьями. Между огненными колоннами стоял каменный столб.

— Вечные Огни, — подумал я про себя, но, на всякий случай, спросил, что это за костры.

— Эти огни горят с начала мира, — безразлично ответил Дэча, — они не гаснут под самым сильным дождем.

— А! — подумал я. — Вулканические газы, как в Канаде.

Повернув направо, мы пошли вдоль внешней стены сада и остановились у ряда красивых одноэтажных домов, прислонившихся к отвесной скале. Здесь жили жрецы Хоу-Хоу со своими гаремами. Надо сказать, что жрецы пользовались привилегией многоженства.

Нас ввели в самый большой из этих домов, обитатели которого, по-видимому, были предупреждены о нашем приходе, так как мы их застали в хлопотах; суетились красивые женщины в белых платьях, слышались торопливые распоряжения. В очаге был разведен огонь, так как вечер был сырой и прохладный. Мы умылись и сели к огню обсушиться и погреться. Немного погодя жрец пригласил нас ужинать и вышел за дверь.

— Ханс, — сказал я, — пока все идет гладко, мы приняты как друзья Хоу-Хоу, а не как враги.

— Да, баас, благодаря мудрой выдумке бааса со спичками и со всем прочим. Но к чему баас это говорит?

— А вот к чему: наша цель — спасти госпожу Сабилу. Поэтому мы должны смотреть в оба и быть начеку. Ханс, здесь нас будут угощать странными напитками, чтобы развязать нам языки. Но пока мы здесь, мы не должны пить ничего, кроме воды. Понял, Ханс?

— Да, баас, понял.

— Поклянись.

Ханс задумчиво почесал затылок и ответил:

— В желудке у меня холодно, баас. Хорошо бы выпить чего-нибудь тепленького, после того как промокнешь и насмотришься на каменных людей. Тем не менее, баас, я клянусь. Да, я клянусь вашим преподобным отцом, что буду пить только одну воду — или же кофе, которого, увы, тут не достанешь.

— Прекрасно, Ханс. И помни, что если ты нарушишь свою клятву, мой преподобный отец рассчитается с тобой на том свете.

— Знаю, баас. Но пусть баас не забывает, что бутылка джина не единственная приманка у дьявола. У разных людей разные вкусы. Так вот, какая-нибудь хорошенькая дамочка придет к баасу и станет уверять, что он, о! — как красив, и она, о! — как любит его — как та Мамина, например, о которой всегда упоминает Зикали, — пусть баас поклянется своим преподобным отцом…

— Молчи и не дури, — важно заявил я, — теперь не время болтать о хорошеньких женщинах.

Заключив свой договор, мы вышли из комнаты. Жрец дожидался нас за порогом. Он повел нас по коридору в роскошную, ярко освещенную залу, где стояло несколько накрытых столов. Нас пригласили к главному столу, за которым в праздничных одеяниях сидели еще несколько жрецов и женщины, все до единой красивые, в причудливых нарядах. Одна из них была до странного похожа на Сабилу, только выглядела на несколько лет старше.

Мое место оказалось между Дэчей и этой дамой, которую звали Драманой. Пир начался, и я должен признаться, что много лет не едал таких вкусных блюд, какие нам подавали на этом пиршестве.

Нам с Хансом пришлось сказать, что мы связаны обетом не пить ничего кроме воды, хотя бедный мой готтентот вздыхал каждый раз, как круговую чашу с пивом приносили мимо него. Должен прибавить, что происходило это частенько и выпито было весьма порядочное количество. Все в большей или в меньшей степени опьянели, с обычными неприятными последствиями, которые нет нужды описывать. Однако я заметил, что Драмана почти не пила. Второй ее сосед, глуховатый старый жрец, задремал над своей чашей. Дэча был занят красивой соседкой. Такое стечение обстоятельств давало мне возможность завязать беседу с Драманой, чего она сама, по-видимому, жаждала. Мы обменялись несколькими замечаниями общего характера. Вдруг она понизила голос и сказала:

— Я слышала, господин, что ты виделся с Сабилой, дочерью Вэллу. Расскажи мне о ней, ибо она моя сестра. Я давно-давно не виделась с нею, так как нам не разрешается покидать остров, а жители материка не навещают нас — если только их к тому не принуждают, — многозначительно прибавила она.

— Сабила прекрасна, но живет под гнетом страшной мысли, что, обрученная с любимым человеком, будет отдана в жены богу.

— Ей есть чего бояться, господин, потому что этот бог сидит рядом с тобой, — и с дрожью отвращения она еле приметным кивком головы указала на Дэчу, который охмелел и в данный момент обнимал соседку слева.

— Нет, — ответил я, — того бога зовут Хоу-Хоу, а не Дэча.

— Хоу-Хоу, господин? Ты узнаешь о Хоу-Хоу прежде, чем минет эта ночь. Сабила станет женою Дэчи.

— Но ведь Дэча твой супруг, госпожа.

— У Дэчи много жен, господин, — и она указала взглядом на нескольких женщин, самых красивых из присутствовавших здесь, — ибо бог снисходителен к своему верховному жрецу. С тех пор как меня привязали к скале между Вечными Огнями, было восемь таких свадеб; впрочем, некоторые невесты были отданы другим жрецам, а некоторые принесены в жертву за попытку побега или другие провинности.

— Господин, — продолжала она, понижая голос до того, что я едва расслышал ее слова, — остерегайся. Если ты не бог, который сильнее, чем Хоу-Хоу, что бы ты здесь ни увидел — не поднимай ни руки, ни даже голоса. Или тебя растерзают в куски! Ш-ш-ш!.. Поговорим о чем-нибудь другом… Он наблюдает за нами… О господин, если можешь, спаси меня и мою сестру!

Действительно, Дэча оставил даму и подозрительно смотрел на нас, должно быть уловив какое-нибудь слово. Но Ханс не зевал, он то с шумом ронял свою чарку, то громыхал стулом, что отвлекало от нас полупьяное внимание Дэчи и заглушало наш разговор.