— Ты что? С ума сошел? Зачем ты ее закрыл? Аджебраил опустил глаза.

— Я ее наказал.

— Наказал? Ну ладно, хватит шутить. Открывай дверь.

— Не могу. 

— Это еще почему?

— Ключ потерял.

— И где ты его потерял?

— Здесь, на веранде.

— Ну так ищи, чего стоишь?

— Уже нашли.

— Слушай дорогой. Чего ты тянешь? Кто нашел ключ, где ключ?

— Нина нашла, и у нее ключ,— монотонным голосом ответил Аджебраил.

— Она что, закрылась, да?

— Да.

— Ты же говорил, что она танцует и угощения кушает. Что же теперь?

— Покушала, потанцевала, а теперь закрылась и си­дит там.

— Ты подумай, какая неблагодарная молодежь пошла!

— Ну, ты хоть бы с ней поговорил.

— Говорил уже,— все так же опустив голову, отвечал Аджебраил.

— И чего она хочет?

— Говорит, что покушала уже и ничего не хочет. Саахов задумался.

— Она что там, навечно поселилась?

— Нет. Говорит, что выйдет, если за ней придут.

— Если кто придет? — не понял Саахов. Аджебраил поднял потускневшие глаза

 и что-то еле слышно промямлил.

— Ты что, не ел сегодня? Что ты там губами шеве­лишь? Скажи нормально,

 в конце концов.

Аджебраил сжал губы и одним дыханием выпалил:

— Прокурор!

У Саахова котелок соскочил на затылок. Он потерял весь свой бравый вид и задумчиво опустился на ящик из-под вина.

— Слушай, дорогой. Надо что-то делать. Твоя пле­мянница, ты с ней и договаривайся. Я калым за что пла­тил? Да и вообще, знаешь...

У Аджебраила открылось второе дыхание. Он снова постучал в дверь к Нине, но уже более решительно. В ответ за дверью раздался звон разбитого стекла. Аджебраил посмотрел на Саахова и пояснил:

— Посуду бьет.

— Я понял, понял,— закивал, не глядя на него, головой Саахов.— Ты говори, давай.

— Психует — это хорошо,— потер ладони Аджебра­ил.— По крайней мере, лучше, чем она все холодно рассчи­тает.

Он прокашлялся и театрально-назидательным тоном начал:

— Ты можешь не есть, ты можешь не пить, ты можешь молчать. Все равно это тебе не поможет.

Дзинь! — ответила Нина битым стеклом.

— Лучший жених района предлагает тебе руку,— он с умилением посмотрел на Саахова,— и сердце.

Дзинь!!! — посыпались осколки.

— Сервиз,— тихо произнес Саахов.

— Что? — быстро переспросил Аджебраил.

— До сервиза дошла,— глядя куда-то сквозь стену, обеспокоенно сказал Саахов.— Рейнский фарфор.

Аджебраил с деловой заинтересованностью осведо­мился:

— А хоть большой-то сервиз?

— Двенадцать персон. Девяносто шесть предметов.

Получив ценную познавательную информацию в точ­ных цифрах, Аджебраил на время удовлетворился и вер­нулся к беседе с Ниной:

— Совести у тебя нет! Ты плюешь на наши древние обычаи.

Дзинь!!! — раздался мелодичный звон.

— Что?! — резко переспросил Аджебраил. Дзинь!!! — еще раз повторила свой аргумент Нина.

— Глупо! Просто нелепо себя ведешь, слушай! У тебя же нет другого выхода.

Дзинь!!! — не согласилась Нина.

Тут у Аджебраила вновь проснулась жажда познаний, и он обратился с вопросом к Саахову:

— Слушайте, а как Вы узнали, что это именно Рейн­ский фарфор? Вы ведь здесь, а она там,— показал рукой на дверь Аджебраил.

— Слушай, дорогой! Ты за кого меня держишь? Что, я уже не смогу отличить, как звенит именно этот фар­фор?! — Саахов сел в позу Роденовского «Мыслителя» и прикрыл глаза рукой.

— Ну, не расстраивайтесь. Устроим все дело — новый такой же купим.

— Ты что, новый! Это же начало века. Антиквариат.

— Начало века? Такой старый. Износился, наверное, уже весь. Тем более надо обновить,— сделал вывод хозяй­ственный Аджебраил.

Саахов безнадежно махнул рукой.

Вспомнив о племяннице, Аджебраил вновь подошел к двери.

— Ты хочешь сказать, что тебя будут искать? Дзинь!!! — согласилась Нина.

— Правильно! Обратятся к родственникам, а родственники — это я. А я скажу: «Она бросила институт, вышла замуж и фить, уехала в неизвестном направлении». Дзинь!!!

— Так вот что я тебе скажу... Дзинь!!!

— Ну, не перебивай, когда с тобой старшие разговари­вают! — взорвался Аджебраил.

Дзинь!!!

— В общем, так! — Аджебраил стал в эффектную позу, говорящую о его решимости, и объявил ультиматум.— Или выйдешь оттуда женой товарища Саах...

Тут Саахов толкнул его под локоть.

— Слушай, давай без фамилий пока. Аджебраил согласно кивнул.

— ...Са... Ах! Какого жениха! Или не выйдешь вообще! Я правильно говорю? — обратился он уже к жениху.

— Да, нормально, нормально,— грустно согласил­ся тот.

На этот раз Нина не ответила.

Наступило затишье, которое вполне могло свидетель­ствовать о перемирии.

Аджебраил, боясь нарушить тишину, украдкой посмот­рел на Саахова. Тот согласно кивнул головой. Тогда Ад­жебраил снова подошел к двери и примирительным, пол­ным миролюбия и заботы тоном заговорил, замирая после каждой фразы:

— Вот это другое дело. Умница. А сейчас открой дверь. Ты познакомишься с дорогим женихом.

Раздался щелчок дверного замка, свидетельствующий о том, что осажденная крепость готова принять парла­ментариев.

Саахов встал, не отрывая завороженного взгляда от двери, и указал жестом на поднос с вином и фруктами.

Аджебраил быстренько поднял его и пристроил в вытя­нутые руки Саахова.

— Шляпу сними, что ли,— осипшим голосом попросил Саахов.

— Шляпу сними,— уже более внятно произнес жених. Аджебраил торопливо выполнил его просьбу, на ходу поправляя натюрморт на подносе. Перед дверью они на мгновение остановились.

Собравшись с духом, жених вошел в услужливо откры­тую Аджебраилом дверь.

Захлопнув за Сааховым дверь, Аджебраил повернулся к ней спиной и, удаляясь осторожными шагами прочь, посмотрел на часы.

— Три секунды,— констатировал он.— Полет прошел нор...

И тут за дверью раздался буквально взрыв. В нем смешались и звук падающего медного подноса, и звон бьющейся посуды и еще чего-то падающего и рушащегося.

Лицо Аджебраила исказила болезненная гримаса, его руки бессильно повисли.

Злосчастная дверь отворилась, и оттуда вышло нечто, напоминающее палитру сумасшедшего художника.

Аджебраил понимал, что это дорогой товарищ Саахов, но его разум отказывал воспринимать реальность во всей ее горькой сущности.

Уши дорогого жениха были украшены сломанными стеблями цветов из его букета, по белому костюму было размазано все фруктово-ягодное содержимое подноса, а из волос и носа стекали потоки вина и шампанского.

Саахов безумно вращал глазами, ища на стенах дачи хоть какие-то признаки Вселенской справедливости.

Обретя, наконец, дар речи, задыхаясь и бессмысленно хихикая, он заговорил:

— Ой, слушай! Обидно, слушай! Клянусь, обидно, ну! Ничего не сделал. Только вошел.

Аджебраил понимающе покачал головой.

— Да, молодая еще совсем, капризная...

— Какой капризная, слушай! — возмущался Саахов.— Хулиганка!

Он снял букет с ушей и, собравшись с духом, заключил:

— Так вот. У меня теперь из этого дома есть только два пути: либо я веду ее в ЗАГС, либо она меня ведет к проку­рору!

Аджебраил взял своего шефа за рукав и жалобно зака­нючил:

— Не надо, пожалуйста. 

— Сам не хочу, слушай! — успокоил его Саахов. Затем он, как мог, привел себя в

порядок и вышел на улицу, натянув шляпу на самые уши и подняв воротник пиджака.

Аджебраил закрыл комнату Нины на громадный засов, подобный тем, что обычно используют в хлевах и стойлах. Он приспособил его к двери после того, как она завладела ключом.

На улице Саахов подозвал Аджебраила к себе и громко, так, чтобы их услышала Нина, выглянувшая из зареше­ченного окна, сказал:

— Ну, ничего. Через день она проголодается, через неделю тосковать будет, а через месяц умной станет! Ниче­го, будем ждать!

— Будем ждать,— согласился Аджебраил.

— Нам больше ничего не остается.