Я смотрел телевизор в клубе. Показывали кинокартину. Люди все подходили. И прямо-таки изводили меня. Потому что я сидел с краю, и все обращались ко мне. Все спрашивали название картины. А название было такое: «Привет вам, птицы!» Там шла речь о скворечнях, весне и грачах.

Первым спросил меня мальчик. Он очень мило спросил, деликатно:

— Дяденька, это какое кино?

Я сказал:

— Это «Привет вам, птицы!»

Он не расслышал. Я повторил. Он не стал больше спрашивать и где-то сел. И сейчас же мне кто-то шепнул тихо в ухо, задав тот же самый вопрос.

— «Привет вам, птицы!» — ответил я.

— Кому привет? — спросил он.

— Птицам привет, — сказал я, — птицам.

— Как то есть? — спросил он мягко.

Я попросил его отойти. Он как будто обиделся, но отошел. Вдруг ко мне обратилась женщина. Она интересовалась тем же. Грубить женщине неприлично. Я взял себя в руки. Вобрав воздух в легкие, я сказал:

— «Привет вам, птицы!»

— Я не шучу, — сказала она.

— Я тоже, — ответил я.

— Вы шутите, — рассердилась она.

— Нет, — сказал я.

— Как это глупо! — сказала она.

— Отвяжитесь! — рявкнул я.

— Хам, — сказала она и ушла в сторону.

Но не успела она отойти, как ко мне привязались двое. Эти двое здоровых парней желали узнать от меня непременно название кинокартины.

Я не сказал им: «Привет вам, птицы!» Это могло для меня плохо кончиться.

Я встал с места и вышел вон. У двери столкнулся со мной старик. Он спросил:

— Вы оттуда? Там какое идет кино?

Я иду с мамой и папой по тротуару. Я иду и смотрю туда и сюда и вверх. В небе летит самолет. Вдруг я падаю на тротуар. Я налетел лбом на столб. Я плачу и не хочу вставать. Папа берет меня на руки. Он гладит меня и говорит:

— Как это ты упал?

Я говорю:

— Я смотрел на самолет и не видел столб.

Отец говорит маме:

— Ты плохо следишь за ребенком. Мать рядом — не видит, что сын прет на столб.

Мать говорит отцу:

— А ты для чего, отец? Разве это не твой сын?

Отец говорит:

— Это, конечно, мой сын, но ты — мать!

Мать ему отвечает:

— А ты — отец.

Отец строго ей заявляет:

— У тебя это не первый раз. Помнишь, как он съел кошкин творог? Ты тогда была дома.

На это мать говорит:

— А ты помнишь, пошел с ним гулять и надел ему майку вместо штанов?

Отец говорит:

— Не майку, а джемпер, и это не так уж страшно. Это не сделало сыну вреда.

Мать ему возражает:

— Не джемпер, а майку.

Отец говорит:

— Я помню, что джемпер, — и ставит меня на ноги.

— Ты вспомни-ка, — говорит ему мать.

Я трогаю лоб. У меня на лбу шишка. Я смотрю на мостовую. Там что-то блестит на асфальте. Я преспокойно иду под машину.

Шофер резко затормозил. Он кричит во все горло:

— Чей ребенок?!

Папа и мама бегут ко мне. Мы опять идем по тротуару. Папа и мама ведут меня за руки. Мать говорит отцу:

— Славка чуть не попал под машину, и это все ты виноват.

Я написал один рассказ. Там были такие слова: «Пер-вер-дер, обманули Дария». И больше о Дарии ни слова.

Но вот однажды приходит ко мне человек по фамилии Дарий. Он является и говорит возмущенно:

— Вы вписали меня в рассказ. Я слышал — он об идиотах? Моя фамилия там фигурирует. Надо мной все смеются. Все говорят мне: пер-вер-дер.

Я говорю:

— Вы тут совсем ни при чем. Ведь был такой царь Дарий. Вот я про него и писал.

Он говорит:

— Почему вы тогда не вписали себя? Например, пер-вер-дер — вы. Или какое-нибудь другое имя или фамилию. Я прошу изменить.

Я говорю:

— Я бы сделал это, но так лучше звучит.

Он говорит:

— А мне какое до этого дело?

Я говорю:

— Не находите ли вы, что это глупо и ваше требование дурацкое?

Он говорит:

— Нахожу, что глупо, но все равно измените.

Я ему говорю:

— Раз вы находите это глупым, не говорите мне этого.

Он со слезами на глазах говорит:

— Все равно, хоть это и глупо, но все равно вы меня оскорбили.

Я говорю ему:

— Я прошу вас не лезть в мои рассказы и в мое личное творчество.

Он говорит:

— Это вы втянули меня в рассказ, а я сам никогда бы не влез в него и не подумал бы этого сделать.

Я ему говорю:

— Надоедливый вы человек!

А он все говорит мне и говорит!

Я ему говорю:

— Я тебя приглашаю в гости с супругой, как ты сам понимаешь, насколько мне все это громоздко и тяжело… Сколько хлопот, обузы у моей жены, она ведь с ног собьется, не повернуться будет, она не сможет сесть, она будет вертеться как юла вокруг гостей, да ты все понимаешь… Жарить, парить, варить на такую ораву, того гляди, ошпаришься или надорвешься, ты ведь знаешь: с гостями возиться — хуже нет занятия на свете! Однако я тебя приглашаю. А потом за всеми убирать посуду, мыть — хуже занятия не бывает!. Она уже похудела, ты меня пойми, да ты все понимаешь! А впереди еще день, она уже вся высохла, на ней кожа да кости, взгляни на нее! Да ты все понимаешь, не дурак же ты, в конце концов! Из-за гостей она на себя не похожа. Но мы с ней держимся, мы крепкие, мы и тебя вынесем, и Кунгурцева с его шуточками, и Крючкова с его шуточками, и Александровича с его шуточками, всех вас… Помнишь, как вы мне в Гурзуфе ежа под подушку подсунули? Ты знаешь, что за это делают? А я тебя в гости приглашаю вместе с твоими дружками! Угощать вас всех буду. Ведь глупость с моей стороны, но я такой! А вы какие? Я вам уже сказал, кто вы. Да ты все понимаешь! Ты на меня не обижайся, ты все понимаешь, и жена твоя все понимает, все соображает. Приходите, приходите, не стесняйтесь. Стараешься, стараешься для вас, а вы не понимаете… Да ты все понимаешь… Пропадите вы все пропадом, никогда бы никого не приглашал, да разве вас не пригласишь, тебя, к примеру? Да ты всю жизнь будешь вспоминать, как индюк надуешься, знаю я тебя, не махай руками! Ишь размахался, да ты у своей жены спроси, она твой характер лучше знает. Да ты мне потом проходу не дашь, да ты не махай, не махай руками! Скажи, Вера, неправду я говорю? Ишь как жену запугал, слова вымолвить не может. Да ты не обижайся, ты все ведь понимаешь. Забил жену до такой степени, да тебя не только в гости, на порог, на пушечный выстрел нельзя пускать. Да ты все понимаешь… Если бы ты все не понимал, я бы тебя не приглашал! Не отмахивайся, сам прекрасно знаешь, все отлично понимаешь! Приходи, но смотри: потом не говори, что я тебя не приглашал! Ты ему, Верочка, напоминай изредка, и пусть он не машет руками, а то я так махну, что он костей своих не соберет. Для вас же стараюсь, к вам же обращаюсь, из-за вас же маюсь. Всех вас приглашаю, но последний раз. Подойди-ка ты сюда, подойди-ка… боишься подойти?.. Эх ты! Да ты все понимаешь. Приходи!

А он мне отвечает:

— Знаешь что, дорогой, я все прекрасно понимаю, а ты-то сам понимаешь хоть что-нибудь? В гости я к тебе, конечно, не приду, а вот ежа, при случае, еще раз обязательно подложу!

Он украл на пляже дарственную ручку, зажигалку с дарственной надписью, нейлоновые японские носки и портсигар из вывернутой оленьей кожи с дарственной надписью. Он украл ключи и платок с инициалами.

И вот он сидит на песке, девятилетний мальчик, попавший в дурную компанию.

Вокруг толпа.

— Как ты дошел до жизни такой? — спрашивают его.

Он плачет.

— Тебе не стыдно? — спрашивают его.

А он плачет, бедняга, попавший в дурную компанию.

— Разве так можно? — спрашивают его.

А мальчик так расплакался, что хоть отдавай ему обратно украденные вещи и пусть он идет домой.

— Отпустите его, — говорит один.

И мальчик плачет тише.

— Я в его годы не такие дела обделывал, — говорит другой.