Вернувшись 11 мая во Владивосток, корабли приступили к ремонтным работам, которые, как и прежде, чрезвычайно затянулись. Дважды – в шоне и июле – эскадра перемещалась для учений и эволюции в залив Славянка, откуда корабли поочередно выходили в море для ночной артиллерийской стрельбы и стрельбы минами на ходу.
Как оказалось, “Рюрик” при выстреле даже одного из четырех 203-мм орудий окутывался таким плотным облаком дыма (от зарядов черного пороха), что приходилось прекращать стрельбу из всех остальных орудий. Тем самым, докладывал наблюдавший эту стрельбу начальник эскадры, теряло смысл вооружение новейшего крейсера скорострельными орудиями с патронами бездымного пороха. Надо было или применить к 203-мм орудиям бездымный порох, или заменить их. Удивило адмирала и то, что такой современный корабль, как “Рюрик”, был вооружен устарелыми минными аппаратами, стрелять из которых можно лишь при скорости не более 10 уз. Их, конечно, тоже следовало заменить новыми аппаратами совкового типа.
29 октября 1897 г. эскадра снова отправилась для обхода корейских портов: новый ее начальник, контр-адмирал Ф.В. Дубасов хотел решить оставленную его предшественником задачу – выбрать для флота новую незамерзающую базу. После обстоятельного изучения и всесторонней оценки каждой из возможных баз Ф.В. Дубасов пришел к выводу, что для обеспечения русских интересов в Тихом океане и для противодействия вторжению Японии в Корею в качестве базы русского флота в Тихом океане безоговорочно должен быть признан порт Мозампо (Масан). Только он, расположенный на территории дружественной Кореи и имеющий прямое сухопутное сообщение с Россией, может обеспечить действительную свободу выхода в океан.
Со всей категоричностью, основываясь на новых многочисленных фактах упорного проникновения Японии в Корею, адмирал предсказывал неотвратимость войны с этой державой, ослепленной стремлением стать властелином всего Востока. Но база в Мозампо не была создана. Вместо нее царское правительство, отказавшись от борьбы с японским проникновением в Корею, неожиданно переориентировалось на Порт-Артур. Была развернута бурная дипломатическая деятельность, завершившаяся соглашением от 15 марта 1898 г. (и дополнительным протоколом от 28 апреля) об аренде Россией Квантунского полуострова с портами Порт- Артур и Талиенван сроком на 25 лет.
Корабельная церковь “Рюрика” перед праздником
Такая поспешность была вызвана опасением, что Порт-Артур может захватить Англия (подобно тому, как в ноябре 1897 г. Германия захватила у Китая бухту Кяо-Чао). Это усилило бы влияние Англии в Китае и повредило бы дружеским русско- китайским отношениям. Свою роль сыграло также намерение вывести к Ляодунскому полуострову через территорию Китая участок строившейся Сибирской железной дороги, что обеспечило бы незамерзающий выход к океану. Одновременно, как думали в Петербурге, снималась бы и угроза военного столкновения с Японией (из-за Кореи), которого Россия старалась избежать, пока строилась транссибирская дорога.
Так или иначе, но 29 ноября 1897 г. начальник эскадры получил приказ на основании уже полученного разрешения китайского правительства направить отряд из трех кораблей в Порт-Артур и не допустить захвата его англичанами.
Вслед за ушедшими туда крейсерами “Адмирал Нахимов”, “Адмирал Корнилов” и канонерской лодкой “Отважный” с такой же целью были отправлены в Талиенван крейсер “Дмитрий Донской” и канонерские лодки “Сивуч” и “Гремящий”. Наконец, и сам начальник эскадры, которого не нашли нужным проинформировать о переговорах относительно аренды, 23 января 1898 г. по приказу из Петербурга вышел в Порт-Артур с крейсерами “Память Азова” и “Рюрик”, имея задачу осмотреть порт и дать свое заключение.
Телеграммой от 2 марта Ф.В. Дубасов сообщал свое отрицательное мнение о практических неудобствах и стратегической непригодности этой базы, отрезанной от отечественной территории и удаленной от выхода в океан. Он указал также на опасность находившегося рядом с Порт-Артуром незащищенного Талиенвана, который японцы уже однажды использовали для захвата Порт-Артура во время войны в 1894 г. Но в Петербурге, забыв про заповедь: “легко взять, трудно удержать”, к мнению адмирала не прислушались, и 16 марта 1898 г. прибывший на “России” великий князь Кирилл Владимирович поднял на мачте Золотой горы Андреевский флаг. Порт-Артур стал русским портом.
В этой навязанной флоту крайне неудобной базе, почти дочиста разоренной недавно покинувшими ее японцами, эскадра оставалась до лета 1899 г., имея задание вести “беспрестанный надзор за движением и сосредоточением флотов Японии и Англии”.
“Рюрик” во время шторма (С рисунка того времени)
Все это время, несмотря на риск ослабления сил эскадры в критический момент, приходилось поочередно отправлять корабли на ремонт во Владивосток. Тяжким камнем на шее флота, в конце концов погубившим его, оказалось это приобретение. Оно влекло за собой разорительную жизнь “на два дома” с более чем 1000-мильной дорогой между ними в один конец, неоправданные расходы топлива и бесцельное изнашивание кораблей в походах на ремонт, огромные затраты на базирование в Порт-Артуре, углубление фарватеров и бассейнов, прорытие второго выхода, сооружение мастерских и дока, подрывало значение исконно русского порта Владивостока, развитие которого резко замедлилось.
Замерло и развитие других портов и гаваней русского Приморья, ослабла охрана его побережья и природных богатств. Кораблей не хватало даже для охраны бесценных котиковых, пушных и рыбных промыслов. Флот, покинув собственное побережье, оказался привязан к далекому и чужому Желтому морю. И горькой иронией оборачивалось сделанное в 1886 г. во Владивостоке заявление управляющего Морским министерством И.А. Шестакова о том, что этот порт навсегда останется главной базой флота и опорным пунктом русской государственности в Приморье, так как здесь Россия дошла “до естественных рубежей, далее которых нам идти незачем”. Новые политики и “государственные люди” из окружения Николая II оказались неспособными оценить даже совет начальника эскадры о необходимости поддерживать дружеские отношения с китайским флотом и предоставить его кораблям постоянную стоянку в Порт-Артуре, создать условия для развития и поддержки еще сохранявшейся там китайской морской школы, учредить в Китае по примеру других держав должность русского военно-морского агента.
В марте 1899 г. начальник эскадры, которому из страха потерять Порт-Артур запрещали покидать его, не без труда добился от начальства разрешения на посещение Японии нуждавшимися в ремонте кораблями. В Нагасаки с этой целью оставили “Рюрик”, а начальник эскадры на “России” вместе с крейсером “Дмитрий Донской” перешел в Иокогаму. Японские власти, довольные “новой политикой” России в Корее, встретили русские корабли с исключительным радушием: адмирала со штабом и командиром дважды принимали император и императрица, даже традиционный праздник “Цветения вишен” был перенесен на более ранний срок, чтобы русские успели его увидеть до ухода.
Ремонт остальных кораблей задерживался чиновниками Министерства иностранных дел. Насущная необходимость в ремонте кораблей и невозможность таких работ в Порт-Артуре все же заставили пойти на риск: в мае в Нагасаки отправили для ремонта крейсер “Память Азова” и броненосец “Сисой Великий”, а в июле начальник эскадры с крейсерами “Россия”, “Рюрик”, “Адмирал Корнилов” и “Владимир Мономах” после захода в Нагасаки перешел во Владивосток.
Безрадостные и прежде условия базирования и ремонта в этом главном отечественном порту были в 1899 г. просто отчаянными. Порт безнадежно “зашивался” с ремонтом кораблей резко увеличившейся эскадры. Раньше капитальный ремонт кораблей после трех лет плавания в Тихом океане выполнялся на Балтике, теперь же после 6 лет плаваний ремонт приходилось делать во Владивостоке. Но “без материалов работать невозможно, а в Порт-Артуре их нет и во Владивостоке их недостаточно”,- телеграфировал в Петербург начальник эскадры. Выручали лишь частный поставщик А.М. Гинзбург да японские заводы, без которых, писал Ф. В. Дубасов, большая часть кораблей “не могла бы теперь двигаться”. В таких условиях в случае разрыва отношений с Японией эскадра немедленно окажется "в безвыходном положении”. А из Петербурга вместо денег, станков и материалов отвечали советами В.П. Верховского шире привлекать к ремонтным работам экипажи кораблей. Но объем этих работ, отвечал начальник эскадры, так велик, что метод, предлагаемый В.П. Верховским, “не доведет суда до исправности… не оставит времени боевому обучению, превратив команды в плохих мастеровых и плохих матросов”.