— Смотри! — послышался голос Люды. По небу сверкнула длинная огненная черта.

— Звезда покатилась! — проговорил Бобров.

«Такую бы скорость машине», — подумал Федор. Неожиданно у него под ногами хрустнула сухая ветка. Бобров оглянулся, потом быстро подошел.

— О, Федя!.. Тебе письмецо! — сказал он, подавая сложенный треугольником лист бумаги…

Федор взял записку, помолчал, потоптался неловко на месте и, не простившись, зашагал к дому. Первый раз в жизни Анастасия Семеновна не встретила сына. Она лежала на тахте и не встала, не пошла навстречу, как это бывало обычно. Должно быть, крепко спала. Не желая беспокоить мать, Федор бесшумно прошел в свою комнату, включил свет и сел к письменному столу. Положив перед собой листик бумаги, начал читать:

«Некоторые товарищи, загадочно начиналось письмо, готовы порой считать любовью чувство, возникшее в результате коротких и случайных связей. Но мне кажется, такое чувство имеет мало общего с серьезной любовью. Крайне нуждаюсь в твоем мнении по этому поводу, Федя. Завтра в семь утра жду тебя в парке возле голубого фонтана». И внизу коротенькое слово: «Наташа».

Долго он не мог уснуть в эту ночь, теряясь в догадках. «Неужели она намекает на мое знакомство с Нескучаевой?» Он чувствовал, что завтра ему будет стыдно глядеть Наташе в глаза. На рассвете, когда солнце только начало всходить, Федор вскочил с постели, открыл окна и побежал в ванную. Мускулистое смугловатое тело содрогнулось под холодным душем. Но он сразу почувствовал себя удивительно бодро. Однако стоило ему выйти из дома и окинуть взглядом пустынную улицу, как им вдруг стало овладевать тревожное предчувствие.

Очутившись в городском парке, он несколько раз прошелся вокруг голубого фонтана, бросая косые взгляды на смежные аллеи. Наташи нигде не было. Посмотрел на часы — было ровно семь. «Сейчас придет». Достал портсигар, закурил. Вдруг… он чуть не обронил портсигар, увидев Наташу. Растерянность Федора рассмешила девушку. На короткий миг ее лицо озарилось нежной улыбкой.

— Наташа, здравствуй! — протянул руки Федор.

Через минуту они очутились в узкой аллее. В этот ранний час здесь никто не мог ни увидеть их, ни услышать. Сели на скамье. Федор прислушивался к дыханию Наташи, ждал, что она скажет. Сам он не знал, с чего начать разговор.

— Наташка! — не выдержал, наконец. — Ты мне писала, я получил…

Федор полез было в карман за запиской, но Наташа остановила его.

— Писала… — ответила тихо, повернувшись к нему лицом. — Не доставай, я знаю, что ты получил.

— Но тут какие-то странные слова…

— Они тебе не понравились? — удивилась Наташа; потом грустно вздохнула: — Федя, я потеряла тебя из виду… вот и решила написать, верила, откликнешься… Эх, Федя, Федя! Ты забываешь свои слова. Помнишь, как-то говорил мне: «Дружба и любовь окрыляют, удесятеряют силу»… Я тогда была согласна с тобой.

— Об этом говорить как-то неудобно, — молвил он тихо, потупясь. — Честное слово, Наташа, неужели ты могла подумать, что я забыл о тебе? О твоем существовании?

— Нет, зачем, я верю, что ты не забыл. Но подожди… — в глазах Наташи блеснули слезы. Я «существую», а мне хочется жить. Надеюсь, ты понимаешь меня? Иногда мне кажется, что я начинаю стареть. Ты во мне не замечаешь этого? А вот мама твоя заметила… Дома считают меня девочкой, а мне скоро двадцать шесть лет…

— Наташенька, одно прошу — не обвиняй меня ни в чем, — горячо ответил ей Федор. — Мне так трудно сейчас на работе!.. Но я, кажется, буду самым счастливым человеком на свете. Прости меня, Наташа!..

Она не могла не верить ему. Она готова была все простить. Вот если бы только он развеял сомнения… Кто та женщина? Что ей надо от него? Как он относится к ней? — Но Макарову в эти минуты и в голову не приходило, что Наташу мучит тупая ревность. Он чистосердечно признался, что скучает по ней, видит во сне. Наташа жадно ловила каждое его слово, но боль в сердце не утихала. Ей казалось, что он нарочито отвлекает ее внимание, чтобы ничего не сказать о той, о его знакомстве с другой девушкой.

— Тебе к которому часу на завод? — вздохнув, спросила Наташа.

По тону голоса Федор инстинктивно угадал внезапную перемену в ее настроении. Он наклонился немного, заглянул в глаза, объяснил:

— Мне еще нужно домой забежать.

— И мне тоже, — сказала чуть слышно Наташа и тотчас поднялась.

— Идем, Федор Иванович, — предложила она и первая сделала несколько шагов по направлению к выходу.

Федора ошеломил холодный тон ее голоса. Он не двигался с места.

— Наташа, неужели между нами уже нет ничего общего?

— А разве есть?.. — спросила она. — Не моя вина, что между нами так, а не иначе…

— Значит, не веришь мне? — упавшим голосом спросил Федор.

— Верю тому, что ты очень занят работой. Но не верю, что настолько, чтобы не было минуты для меня. Очень странно, Федя, что у тебя не хватает мужества сказать мне всю правду в глаза. Я же учинять допрос не стану.

— Мне учинять допрос? — вскочил Макаров.

— Не делай, пожалуйста, трагической позы, — Наташа машинально поправила на руке ремешок сумочки. — Скажи лучше, что та… другая — интереснее меня, и я пойму.

— О чем ты?.. — Федор подбежал, схватил обе руки.

— Пусти, мне больно! — укоризненно посмотрела она ему в глаза.

— Наташа, что за глупость! Ты в чем-то подозреваешь меня?

— Ты еще спрашиваешь!.. Не иди со мной, не могу!.. — и побежала прочь.

С тоскливым чувством провожал он ее широко раскрытыми глазами, пока она не скрылась за углом сада. Но даже тогда, когда он потерял ее из виду, ему казалось, что он видит ее опущенные плечи, торопливые шаги и лицо, бледное, но бесконечно милое. В ее высокой фигуре в последнюю секунду он увидел и почувствовал что-то скорбное.

Во время беседы Макарова с Наташей возле голубого фонтана появилась Катя Нескучаева. Время от времени она кидала короткие, но проницательные взгляды в тенистую чащу парка, прислушивалась."В жизни не все легко дается — вспомнились ей сказанные час тому назад слова Марфы Филипповны. — Но ты не смущайся, что между вами такое большое расстояние… Обстоятельства могут измениться очень быстро в твою пользу. Только не забывай — нужно постоянно тянуться к нему, как тянется зеленый лепесток к солнечным лучам. При каждой встрече ты должна поражать его воображение. Он должен видеть, как горячо ты им увлечена. Покажи непреодолимую силу желаний красивой и страстной женщины. Разумеется, тебе придется проделать долгий обходной путь, пока не приблизишься к нему настолько, чтобы достаточно было протянуть руку, и он твой…»

Нескучаева не очень уверенно ступила из-за поворота на ту аллею, где одиноко сидел погруженный в думы Макаров. Золотистые, красиво изогнутые брови ее стали постепенно приподниматься все выше. Она хотела сразу выразить и удивление, и радость от встречи с Макаровым в это чудесное майское утро. Но вдруг почувствовала себя слабо вооруженным солдатом перед лицом сильного противника, которого необходимо победить. Когда она подошла к Макарову и ласково поздоровалась: «Доброе утро, Федор Иванович!»- на лице у него появилось почти мучительное удивление. Кате показалось, что он готов был промолчать и не пожать протянутую руку.

— Что с вами? У вас какая-нибудь неприятность… — после короткой паузы озабоченно спросила Нескучаева.

Макаров встал как бы для того, чтобы достаточно овладеть собой.

— Бывает… Впрочем, с чего вы взяли? Дышу воздухом и только.

— У меня тоже такое бывает… — слегка улыбнулась Катя. — Но как только поразмыслишь об этих житейских мелочах… право, они не стоят того, чтобы отравлять себе жизнь.

Она испытующе взглянула ему в глаза и подумала, что он смеется над ней, догадавшись о ее намерении. Улыбнулась нежно:

— Не надо в такое чудное утро предаваться грусти, Федор Ивановичу Какая славная погода!

— Да с чего вы взяли, что я грущу?

— Мне показалось. Но, может быть, я ошиблась. Федор взглянул на часы и сказал, будто извиняясь.