Он явно был не намерен посвящать меня в свои дела (просто ненавижу таких осторожных кадров), так что я напомнил ему о видеокассете для Сары и отправился поболтаться по городу. Был теплый весенний день, и на улицах, как обычно, толпились продавцы-частники, туристы и бездомные. Я собрал целую кипу из 15 листовок с рекламой экскурсий, мероприятий, особых предложений по покупке мобильных телефонов, которые всегда сопровождались громкими эпитетами «невероятно» или «сногсшибательно». Они мне были совсем ни к чему, конечно, просто мне доставляет удовольствие радовать раздающих, внушать им чувство, что они чего-то достигли. Проше простого пасть духом, если стоять посередине улицы весь день с приклеенной к лицу улыбкой, изо всех сил раздавая бумажки людям, которые либо с презрением отводят их руками, либо берут, чтобы, скомкав, кинуть на следующем же шагу. Я всегда беру листовки. Мне нравится думать, что так я доставляю радость раздающим их людям: они приходят домой – утомленные, замерзшие, пропахшие пылью и выхлопными газами, – устало вешают куртку с логотипом фирмы на спинку стула, но потом вспоминают обо мне и, улыбаясь, говорят мужу или жене: «Сегодня… я чуть-чуть изменил мир к лучшему».

В наличии было всего-то двенадцать фунтов, и они прожигали мне карман. Я слонялся по городу, стараясь выкинуть из головы крепкую грудь Фионы, и прошелся по магазинам. Я решил устроить праздничный ужин и купил немного еды. Привыкнув к особенностям Сариной кухни, иногда я хотел чего-нибудь не столь экзотического. Я купил замороженную пиццу и салат из овощей – спелых и упругих, что соответствовало ходу моих мыслей. В сумерки я вернулся домой, сел за ноутбук на верхнем этаже в своем логове и написал статью для журнала из четырехсот слов. Тема: «Романтические круизы». В жизни не катался на моторных лодках, не говоря о кораблях, но пусть все мельчайшие детали кругосветных радостей описывают писатели, имеющие дома новые ковры.

Начало статьи выходило неплохо, и я продолжал беспечно стучать пальцами по клавиатуре, как вдруг зазвонил мой мобильный. Я цапнул его со стола. Помните, что у меня реноме прилежного мальчика, никогда никого не подводящего, что довольно мрачно, признаюсь честно, но это вовсе не потому, что я цепляюсь за каждую работенку. Для писателя я на редкость самодисциплинирован и исполнителен, но все-таки не полный маразматик. Я всегда готов отвлечься, если есть на то возможность. Но если отвлекает меня телефон, я готов на все: к телефону у меня особое отношение. Не к собственному аппарату конкретно, что было бы, кстати, более понятно. Нет, у меня не самый первоклассный телефон, и, когда я его покупал, логика гуляла в другом месте. Но я все-таки попытался оправдать потраченные деньги, сказав Саре: «…А ты можешь взять мой старый мобильник!» Правда, у Сары уже был свой и она не желала с ним расставаться.

Мой телефон потрясающе изящен и легок, словно сделан из безе: тонкий, с серебристой панелью и чувственной формой, ласкающий взгляд и приятный на ощупь. Когда он включен, то мигает крохотный светодиод, иначе говоря, кокетливо подмигивает мне. Одно нажатие клавиши, и экран озаряется чистым голубым сиянием, а все кнопочки загораются зеленой подсветкой. Он необычен, обладает памятью как в самом телефоне, так и на сим-карте – намек на многомерность его отношений, пусть даже немного порочную. Он дразнит меня голосовым набором. Я могу позвонить любому, чей номер записан в телефонной книжке, нажав одну-единственную боковую клавишу и назвав имя. Понятно, что я никогда не пользуюсь голосовым набором на людях, с таким же успехом можно носить кепку с надписью «Дебил». Но в одиночестве, дома, я часто ласкаю резиновый сосок сбоку и приказываю: «Эми». После короткой паузы на экране появляется надпись «Соединение с Эми…», и я чувствую себя капитаном Пикардом на мостике корабля «Энтерпрайз». А вибрации телефона – его повышенная чувствительность. Еще до того, как я обнаружил эту особенность, я решил, что моя труба – живое существо, милашка по имени Наташа.

Хотя, как вы уже поняли, моя слабость к телефонам распространяется не только на мой любимый номер. Мне бы не хотелось, чтобы вы подумали, будто я помешан на своей мобильной игрушке, привязанность моя вне места и времени. Я всегда быстро хватал звонящие телефоны, словно повинуясь инстинкту. Возможно, из-за смутного ощущения, что звук этот – зов стучащейся в дверь Судьбы, Шанса, Надежды. Неизвестно, кто окажется на том конце провода и какие удивительные новости мне преподнесут. Возможно, они изменят все раз и навсегда. Не могу подобрать лучшую фразу для начала книги, чем «Раздался телефонный звонок…».

– Добрый день, это Том Картрайт?

– Да-а-а! – Звонки Эми меня всегда радуют, так как она мой агент. И это несмотря на то, что и ей в радости было не отказать, когда я брал трубку.

– Привет, Эми, как дела?

– Чудесно, как в джакузи с шампанским и с трахающимися наперебой бабуинами.

– Понимаю.

– Мне только что позвонил парень по имени Пол Дуган…

– Кто он?

– Да так, один придурок. Лондонский агент – что ты хочешь! Но мы забудем про его идиотский английский и отвратительные самодовольные ланчи в «Айви», потому что, оказывается, он агент самой Джорджины Най! – Она на секунду замолкла, чтобы усилить произведенный эффект, и потом заорала: – Джорджины мать ее Наааай!

Меня тряхануло, должен признаться. Джорджина Най… означала деньги. Она играла роль Мейган в «Устье», и Сара была далеко не единственной поклонницей сериала. По последним опросам это была самая популярная мыльная опера на телевидении (и поэтому, по нерушимым законам вселенной, лучшее современное шоу вообще), и Джорджина Най была самой яркой звездой. Никого так часто не показывали крупным планом в конце серии, когда вступает финальный аккорд, даже больше, чем всех остальных актеров, вместе взятых. Я знал, потому что часто сидел рядом с Сарой на диване, пока шел сериал, демонстративно погрузившись в чтение рубрики о международной политике в газете… но чертова программа затягивала настолько, что часто я даже забывал театрально ахнуть, когда шоу заканчивалось. Джорджина Най была не просто телезвездой, а любимицей Великобритании. Более того, ее героиня была независимой, боровшейся за права женщин на заводе, и Най считалась иконой рабочего класса и феминизма в постмодернистском исполнении – даже в афишах (хотя они были надежно защищены английским сарказмом). Женщины-зрительницы просто обожали ее. И мужчины-зрители тоже ее обожали, во-первых, потому, что у нее была потрясающая внешность, во-вторых, потому, что актриса производила такое впечатление, что если бы ей захотелось, то она затрахала бы вас до смерти. Так что безусловная привлекательность для обоих полов. Если бы вышла книга с именем Джорджины Най на обложке, она бы отлично продавалась, кто бы сомневался, что она бы отлично продавалась, и поэтому издатели не поскупились бы на щедрый аванс. И если бы Эми и я имели к этому хоть малейшее отношение, то какая-то часть этого аванса отправилась бы прямиком нам в карман.

– Джорджина. Мать ее. Най! – повторила она.

– Что она задумала написать? Полугламурную новеллу на фоне декораций из мыльной оперы или что?

– Автобиографию.

– О, как мило, – сколько ей лет-то? Около двадцати восьми? И треть своей жизни она занималась одним и тем же, три ночи в неделю.

– Значит, тебе придется перейти на прилагательные, ну и что! С такими деньгами, о которых идет речь, ты сможешь купить нехилый орфографический словарь.

– Так о какой все-таки сумме идет речь?

– «Макаллистер и Кэмпбел» заплатили за эту книгу полтора миллиона фунтов. Я хочу получить десять процентов с ее агента, даже если это означает, что мне придется драться с этим уродом на парковке.

– Полтора миллиона. Боже мой.

– Совершенно верно. Были и другие издатели, предлагавшие немногим меньше. Как выяснилось, они выбрали «М amp;К» из-за их связи с Шотландией. Возможно, большая часть их лондонских бизнесменов – сукины дети, но у «М amp;К» репутация «рожденного и выращенного» в Эдинбурге издательства, к тому же у «М amp;К» здесь настоящий офис. По плану они собираются продвигать Джорджину Най как шотландку, понимаешь. Шотландская актриса в шотландском телешоу, книга издана шотландским издательством. Они хотят, чтобы книга вышла как раз к Эдинбургскому фестивалю. Спорю, что они даже обложку сделают клетчатой. Ха! Лохи недотраханные.